Король Лир. Театр Сатирикон. 14.05.14.
Со спектаклями - как с людьми.
С одним общаешься с трудом и не чаешь, когда это общение закончится.
С другим было приятно; и, если вдруг жизнь снова сведет вместе, встрече радуешься.
Третий - настолько «свой человек», что хочется «общаться» с ним раз за разом, вновь и вновь, а в промежутке рассказывать всем, сколь он умен, талантлив, красив, энергетичен… ну, и вообще неповторим.
Случается и так, что жизнь разводит тебя с приятным тебе человеком и спектаклем, другие дела отводят в сторону… Но когда вновь происходит пересечение… ах, как же празднуешь ты эту встречу!
Сатириконовского «Короля Лира» я встретила впервые летом 2006 года, на полузакрытом прогоне, когда всего лишь несколько десятков людей были допущены взглянуть на «новорожденного».
Помню, как, после сцены ослепления Глостера под гремящий «Цирковой марш» мы все бросились в фойе, начав там говорить-говорить-говорить с совершенно незнакомыми раньше людьми и… плакать.
Новый спектакль был неровным и немного странным, с рядом сцен, выпадавших из общей логической картинки…
Максим Аверин тогда, перед премьерой, впервые обрил волосы «в нуль» - теперь кажется, что он всегда был таким - «лысым».
Константин Райкин для роли Лира растил бороду.. потом он ее клеил… сейчас - так обходится, без нее.
За эти годы «Король Лир» многократно изменялся. Режиссер Юрий Бутусов убирал части декорации, «перетасовывал» мизансцены, уничтожал и вновь восстанавливал элементы костюмов и музыкальные фрагменты…
Мы, «общавшиеся» со спектаклем регулярно, так и считали: это был «Лир» номер два… два с половиной… три… а вот это небольшое изменение потянуло лишь на четвертушку.
…Я давненько не видела «Лира». Вчера вот - пришла. Смотрела со 2 ряда, у правого прохода. В общем-то, с правильной стороны сидела: здесь, рядышком, сидит «под деревом, в тени» Глостер в его предсмертной сцене… и еще раньше -в темноте шалаша он вглядывается в лицо сына, узнавая и не узнавая его…
По спектаклю соскучилась. И посмотрела его с удовольствием… но - постоянно вглядывалась в ряд изменений милого лица… увы - не всегда они были волшебными.
Помню оцепенение и звенящую тишину во время спектакля…
Теперь же зал «дышит», шевелится и радостно реагирует.
Чему? В сложнейшую партитуру драматической постановки вошли яркость и небрежность, больше присущие антрепризе… Антрепризе неплохого качества, но… все-таки этот вид театрального искусства предпочитают в большей степени не завзятые театралы, а люди, изредка приходящие в залы для легкого окультуривания…
Вот вроде ничего особенно не изменилось… но почему-то все пощечины Глостера, коими он награждал своего «незаконного», не достигли его лица, прошли мимо… еще чуть-чуть, и кому-нибудь ради театрального эффекта придется хлопать рядом в ладоши.
Излишнее тонирование фраз, преувеличенность жестов и мимики, обращения в зал - вплоть до заигрывания там с кем-то…
Грубо и упрощенно - хотя большинство публики встречает подобное радостно…
Вы думаете, я о… Ну, в общем-то… хотя не один он грешит этим на сцене: поголовно всех сия зараза не скосила, но уже начала расползаться…
Хотя - по-прежнему великолепны, точны до гранулы миллиграмма «девочки» - Марина Дровосекова, Агриппина Стеклова и Марьяна Спивак.
Как всегда, потрясающе точен в своей «негромкой» игре Тимофей Трибунцев.
Денис Суханов - вообще удивительно: идеальное сочетание внешнего рисунка и внутренней наполненности образа (а меня каждый раз потрясает, как ДЫШИТ его слепой Глостер… вот это прерывистое, с всхлипыванием дыхание - во всех сценах, начиная с того самого страшного финала первого действия - просто сердце рвет на части… и это я говорю только о дыхании… а еще - как, вслушиваясь, держит голову, как ставит ногу или двигает рукой… нет, это просто немыслимо!).
Постоянно изменяется (и к лучшему!) Артем Осипов.
Владимир Большов… и роль-то маленькая… а - отлично!
Про Константина Райкина я промолчу, ибо моих скромных слов и нескольких строчек не хватит для того, чтобы описать его игру. Это - чудо, которое надо видеть.
…Очень люблю одну из первых сцен - в которой дочери поют панегирики в честь отца - и лишь Корделия предпочитает промолчать. Здесь надо на всех смотреть одновременно: реакции присутствующих идут иногда на уровне чуть приподнятых бровей или шепота, который нам, в зале, не слышен… но он есть!
Вот так - от первой, и до последней сцены, когда Лир, словно богами наказанный Сизиф, вновь и вновь выполняет немыслимое: рассаживает своих мертвых дочерей за фортепиано. Словно хочет, чтобы все было как раньше, как в старые счастливые времена… Вернуть - здесь… или хотя бы Там, у престола Господа…
Но… Нет, не вернет.
Ибо, мне кажется, даже Там не простит ему дочь страшного, мерзкого и, в общем-то, безосновательного отцовского проклятья: чтоб никогда ей своим ребенком не гордиться…
Фото: Игорь Брусенков