Вскользь о наропоклонстве.
При анализе многочисленных рассуждений на такую избитую и рассмотренную во множестве ракурсов тему, как взаимоотношения интеллигенции и народа, бросается в глаза два интересных момента. Никому кроме интеллигенции бросали столько обвинений в черной неблагодарности и неуважении к народу и глубокой чуждости его интересам, и в то же время никто не превзошел интеллигенцию в дифирамбах простому народу, причем дифирамбах, замешанных на самоуничижительном признании своей глубокой ущербности перед ним. Ярчайший пример подобного положения можно было наблюдать в предреволюционной России. Ходила она [русская интеллигенция] в народ проповедовать Евангелие свободы. Ходила как истинный миссионер к истинному людоеду, когда, прежде чем обратиться или не обратиться горел вопрос:
- Съест или не съест?
И если не съедал, то сколько умиленной благодарности и сколько благословений расточал ему восторженный миссионер:
- Я пришел, чтобы отдать за него всю мою жизнь, а он даже не убил меня за это! […]
Свершилась великая русская революция. Керенский поехал в Финляндию и заявил, что революцию сделали русские мужики и солдаты. Интеллигенция стояла тихо в стороне. Кто-то робко заметил:
- Все-таки нужно было бы напомнить им о декабристах…
- Не надо, неловко. Пусть сами вспомнят.
- Съест или не съест?
И если не съедал, то сколько умиленной благодарности и сколько благословений расточал ему восторженный миссионер:
- Я пришел, чтобы отдать за него всю мою жизнь, а он даже не убил меня за это! […]
Свершилась великая русская революция. Керенский поехал в Финляндию и заявил, что революцию сделали русские мужики и солдаты. Интеллигенция стояла тихо в стороне. Кто-то робко заметил:
- Все-таки нужно было бы напомнить им о декабристах…
- Не надо, неловко. Пусть сами вспомнят.