Первый удар ножом. Как для меня начинались лихие 90-е
Оригинал взят у popados в Первый удар ножом. Как для меня начинались лихие 90-е
Что при этом чувствуешь, когда входит по рукоятку? - да ни хрена не чувствуешь, просто как выпрыгиваешь за барьеры табу и катишься чёрт-те-куда. Прошло уже очень много времени. Не помню, какой раз был первым - этот, в Бирюлёво, или в Питере, на станции метро ''Маяковская''.
Дикая весна 1990-ого. Москва, первый курс строительного института, проблемы с общагой, всё в стране потихоньку накрывается медным. Столицу наводнили молодые субъекты из Казани и Наб.Челнов, называвшиеся ''широкоштанниками''. Выглядели примерно так:
Они прибывали целыми бригадами на Казанский вокзал и уходили в город, брать на гоп-стоп и снимать с москвичей ''шмотки на лето''. У татарских и чувашских гопников такие гастроли считалось признаком неимоверной крутизны. Сейчас даже Яндекс не может найти их фотографий, а тогда они гремели на всю страну и становились героями смелых романтических репортажей в центральных перестроечных газетах.
Я тоже носил широкие штаны, сшитые в ателье на заказ, и подтверждал свою крутизну редким уличным грабежом. Зачем, с какой целью? Разведу руками. Мы не любили жителей города, в котором учились, считали их зажравшимися и заносчивыми. Негде было жить - я кантовался в общаге у знакомых, и ходил по улицам, заглядывая в окна. Там жили суперлюди, которым я отчаянно завидовал, и у которых отнимал иногда деньги на улицах. Иногда приходилось ночевать на трёх вокзалах, где я знал все ходы-выходы.
В один из таких дней познакомился в зале ожидания Казанского вокзала с тремя гопниками-земляками. Кто-откуда, как обычно. Вдруг к нашей компашке подошёл мужик с серьёзными глазами.
- Привет, ребята. Из Татарии?
- Ну да, а чё надо.
- Я из милиции, старший лейтенант Иванов.
Немая пауза. Мужик был одет в обычную куртку и брюки. Кроссовки мы бы с него сняли, в другой ситуации.
- Вот моё удостоверение.
Действительно, старлей, ОВД такое-то.
- Не бойтесь, я к вам с деловым предложением. Ночевать есть где сегодня?
- Нет, - честно ответил я. Остальные тоже закивали головами. Непонятно, что хочет мент, но лучше не бычить.
- Поехали, у меня есть свободная комната в районе Бирюлёво, это час с небольшим езды отсюда. Там кровати, чай, даже пожрать соорудим что-нибудь.
Песдетс, как в фильмах про беспризорников. Мы, словно зачарованные, соглашаемся. Выглядит, как арест. По пути перешёптываемся - мол, если какая-нибудь заваруха, даём ему в рыло и разбегаемся в разные стороны. Мент ведёт нас в метро, на Павелецкий вокзал и сажает на электричку.
- Не ссыте, пацаны, никакой подставы, - говорит он, разряжая атмосферу подозрительности. - Переночуете, и получите вполне деловое предложение.
Станция ''Бирюлёво-Товарная'', улица Медынская, дом номер 8 корпус 2. Час ночи, ни единой души вокруг, словно выкосило всё население пулемётом. Стрёмно, очень стрёмно заходить в пустой подъезд. У меня в сумке лежал кухонный нож, который я всегда таскал с собой, на всякий гангстерский случай. Тогда по столице бегали толпы ''люберов'', искавших ненавистных ''широкоштанников''. Сунул руку в боковое отделение, где лежал нож, взял за деревянную рукоятку.
В подъезде и квартире никого не было. Уфф, пронесло. Мент показал нам комнату, поставил чайник. И начал разговор.
- Пацаны, я знаю, чем вы занимаетесь. У нас полно заявлений об уличном гоп-стопе. Не буду читать моралей, каждый зарабатывает как может. У меня к вам серьёзное предложение. Вы работаете на улице, подтягиваете ещё ребят, снимаете фирменные шмотки. Отдаёте их мне, я реализую. Деньги пополам. Если попадётесь, помогу отмазать
и прикрыть дело.
Мы были ошарашены таким поворотом событий. Что-то промычали невнятное, типа ''наверное, надо обсудить''. Мент согласился и ушёл спать в другую комнату.
Собрание постановило, что ну его нах, и надо завтра валить отсюда. Утром мы дали на всякий случай согласие, взяли телефон благодетеля и пошли на станцию.
Хороший тёплый день, светило мартовское солнце. Оппаньки! На пятачке возле станции ''Бирюлёво'' нас окружает десяток местных качков. Я опять инстинктивно сую правую руку в боковой карман сумки.
- Ну что, татарва, приплыли?! - говорит их заводила, щекастый здоровяк с наглой ухмылкой. - Щас будем вас пиздить!
И заряжает мне несильно в челюсть.
В ту же секунду я бью его ножом в щёку. Входит как в масло, пробивает челюсть и выходит с противоположной стороны. Шашлык. Здоровяк сразу падает, вместе с ножом в голове.
Вторым движением бью ещё одного в челюсть и прорываюсь в подземный переход, выбегаю на платформу.
Сзади топот, крики ''Лови его!''. Прыгаю на пути, снова на платформу, стараюсь убежать. По пути осознаю весь ужас содеянного. Меня догоняют, я останавливаюсь, ору им "'он живой?!''. Волокут меня втроём-вчетвером обратно на площадь, херача по пути, а я продолжаю кричать -"Где он, он живой?!''.
Потом меня повалили, били ногами, всей толпой, довольно долго. Плохо помню. Закрывался, как мог. Потом все куда-то пропали. Встал, заковылял к платформе. Ждал электричку. Какая-то бабка подошла и сказала:
- Сынок, они опять возвращаются, беги!
Прыгнул на пути и побежал к товарнякам, петлял между ними. Кто-то закричал ''Стоять!'', я прибавил ходу. Меня быстро догнали, не было уже сил. Оказалось - транспортная милиция. Привели в отделение, допросили. Сказал, что был избит толпой хулиганов.
Спас меня от разбирательств студенческий билет. Менты записали данные, велели убираться и больше сюда не приезжать. Я приехал к друзьям в общагу и валялся двое суток на койке. Как раз на глаза попалась кассета с альбомом Гребенщикова ''Акустика''. Я слушал её много раз, перематывая на начало. Понял нечто очень важное для себя. Выбросил в мусорку широкие штаны. Ребята те бить совсем не умели, раны зажили очень быстро, только в губе на всю жизнь осталось небольшое уплотнение.
Я стал самым мирным на свете человеком и с тех пор терпеть не могу гопников, приблатнённых и прочую шушеру. Тех, одним из которых чуть было не стал и сам, но вовремя остановился, на самом краю.
, чтобы быть в курсе. Все посты транслируются в , всё остальное - в моём
Что при этом чувствуешь, когда входит по рукоятку? - да ни хрена не чувствуешь, просто как выпрыгиваешь за барьеры табу и катишься чёрт-те-куда. Прошло уже очень много времени. Не помню, какой раз был первым - этот, в Бирюлёво, или в Питере, на станции метро ''Маяковская''.
Дикая весна 1990-ого. Москва, первый курс строительного института, проблемы с общагой, всё в стране потихоньку накрывается медным. Столицу наводнили молодые субъекты из Казани и Наб.Челнов, называвшиеся ''широкоштанниками''. Выглядели примерно так:
Они прибывали целыми бригадами на Казанский вокзал и уходили в город, брать на гоп-стоп и снимать с москвичей ''шмотки на лето''. У татарских и чувашских гопников такие гастроли считалось признаком неимоверной крутизны. Сейчас даже Яндекс не может найти их фотографий, а тогда они гремели на всю страну и становились героями смелых романтических репортажей в центральных перестроечных газетах.
Я тоже носил широкие штаны, сшитые в ателье на заказ, и подтверждал свою крутизну редким уличным грабежом. Зачем, с какой целью? Разведу руками. Мы не любили жителей города, в котором учились, считали их зажравшимися и заносчивыми. Негде было жить - я кантовался в общаге у знакомых, и ходил по улицам, заглядывая в окна. Там жили суперлюди, которым я отчаянно завидовал, и у которых отнимал иногда деньги на улицах. Иногда приходилось ночевать на трёх вокзалах, где я знал все ходы-выходы.
В один из таких дней познакомился в зале ожидания Казанского вокзала с тремя гопниками-земляками. Кто-откуда, как обычно. Вдруг к нашей компашке подошёл мужик с серьёзными глазами.
- Привет, ребята. Из Татарии?
- Ну да, а чё надо.
- Я из милиции, старший лейтенант Иванов.
Немая пауза. Мужик был одет в обычную куртку и брюки. Кроссовки мы бы с него сняли, в другой ситуации.
- Вот моё удостоверение.
Действительно, старлей, ОВД такое-то.
- Не бойтесь, я к вам с деловым предложением. Ночевать есть где сегодня?
- Нет, - честно ответил я. Остальные тоже закивали головами. Непонятно, что хочет мент, но лучше не бычить.
- Поехали, у меня есть свободная комната в районе Бирюлёво, это час с небольшим езды отсюда. Там кровати, чай, даже пожрать соорудим что-нибудь.
Песдетс, как в фильмах про беспризорников. Мы, словно зачарованные, соглашаемся. Выглядит, как арест. По пути перешёптываемся - мол, если какая-нибудь заваруха, даём ему в рыло и разбегаемся в разные стороны. Мент ведёт нас в метро, на Павелецкий вокзал и сажает на электричку.
- Не ссыте, пацаны, никакой подставы, - говорит он, разряжая атмосферу подозрительности. - Переночуете, и получите вполне деловое предложение.
Станция ''Бирюлёво-Товарная'', улица Медынская, дом номер 8 корпус 2. Час ночи, ни единой души вокруг, словно выкосило всё население пулемётом. Стрёмно, очень стрёмно заходить в пустой подъезд. У меня в сумке лежал кухонный нож, который я всегда таскал с собой, на всякий гангстерский случай. Тогда по столице бегали толпы ''люберов'', искавших ненавистных ''широкоштанников''. Сунул руку в боковое отделение, где лежал нож, взял за деревянную рукоятку.
В подъезде и квартире никого не было. Уфф, пронесло. Мент показал нам комнату, поставил чайник. И начал разговор.
- Пацаны, я знаю, чем вы занимаетесь. У нас полно заявлений об уличном гоп-стопе. Не буду читать моралей, каждый зарабатывает как может. У меня к вам серьёзное предложение. Вы работаете на улице, подтягиваете ещё ребят, снимаете фирменные шмотки. Отдаёте их мне, я реализую. Деньги пополам. Если попадётесь, помогу отмазать
и прикрыть дело.
Мы были ошарашены таким поворотом событий. Что-то промычали невнятное, типа ''наверное, надо обсудить''. Мент согласился и ушёл спать в другую комнату.
Собрание постановило, что ну его нах, и надо завтра валить отсюда. Утром мы дали на всякий случай согласие, взяли телефон благодетеля и пошли на станцию.
Хороший тёплый день, светило мартовское солнце. Оппаньки! На пятачке возле станции ''Бирюлёво'' нас окружает десяток местных качков. Я опять инстинктивно сую правую руку в боковой карман сумки.
- Ну что, татарва, приплыли?! - говорит их заводила, щекастый здоровяк с наглой ухмылкой. - Щас будем вас пиздить!
И заряжает мне несильно в челюсть.
В ту же секунду я бью его ножом в щёку. Входит как в масло, пробивает челюсть и выходит с противоположной стороны. Шашлык. Здоровяк сразу падает, вместе с ножом в голове.
Вторым движением бью ещё одного в челюсть и прорываюсь в подземный переход, выбегаю на платформу.
Сзади топот, крики ''Лови его!''. Прыгаю на пути, снова на платформу, стараюсь убежать. По пути осознаю весь ужас содеянного. Меня догоняют, я останавливаюсь, ору им "'он живой?!''. Волокут меня втроём-вчетвером обратно на площадь, херача по пути, а я продолжаю кричать -"Где он, он живой?!''.
Потом меня повалили, били ногами, всей толпой, довольно долго. Плохо помню. Закрывался, как мог. Потом все куда-то пропали. Встал, заковылял к платформе. Ждал электричку. Какая-то бабка подошла и сказала:
- Сынок, они опять возвращаются, беги!
Прыгнул на пути и побежал к товарнякам, петлял между ними. Кто-то закричал ''Стоять!'', я прибавил ходу. Меня быстро догнали, не было уже сил. Оказалось - транспортная милиция. Привели в отделение, допросили. Сказал, что был избит толпой хулиганов.
Спас меня от разбирательств студенческий билет. Менты записали данные, велели убираться и больше сюда не приезжать. Я приехал к друзьям в общагу и валялся двое суток на койке. Как раз на глаза попалась кассета с альбомом Гребенщикова ''Акустика''. Я слушал её много раз, перематывая на начало. Понял нечто очень важное для себя. Выбросил в мусорку широкие штаны. Ребята те бить совсем не умели, раны зажили очень быстро, только в губе на всю жизнь осталось небольшое уплотнение.
Я стал самым мирным на свете человеком и с тех пор терпеть не могу гопников, приблатнённых и прочую шушеру. Тех, одним из которых чуть было не стал и сам, но вовремя остановился, на самом краю.
, чтобы быть в курсе. Все посты транслируются в , всё остальное - в моём