Памяти жертв октября 1993-го
4 октября - дата окончания народного восстания 1993 года.
Это были замечательные и одновременно трагические моменты нашей истории.
Замечательным был прорыв народной волны сквозь заграждения ОМОНа и ее продвижение по центру Москвы.
Трагические - расстрел «Белого дома», убийства восставших в столичных дворах и закапывания трупов во дворах Москвы.
Это мы знаем и помним.
И не простим убийц.
Есть и другой трагический момент, связанный с теми, кого судьба вынесла на гребне народного волнения во временные вожди.
Я имею в виду призыв Руцкого штурмовать мэрию и «Останкино». Был призыв или нет?
Руцкой потом долго отнекивался от своих слов. Потому что они означали, что он призвал к силовому наступлению. Это плохо соотносилось с ролью голубя мира, в которой его позже пытались представить.
И его товарищи по оппозиции позднее были вынуждены оправдывать его. Что, мол, ничего подобного Александр Владимирович не говорил.
Это не пустячный момент, как может показаться.
От этой двойственности, этого неумения соотнести допустимые формы сопротивления, и последовали дальнейшие болячки оппозиции. Как левой, так и правой.
Оппозиция тогда была просто обязана застолбить за собой право на всеобщее гражданское неповиновение. Если уж не хватило сил на силовое противостояние.
Но она стала играть в Государственную думу.
Деятели оппозиции не сделали погибших мучениками, не сделали их жертвы символом борьбы. Да, политическое восхождение на крови жертв, превращение этих жертв в политический капитал - дело циничное, но политика вообще цинична. Никто из вышедших из Лефортово лидеров сопротивления октября 1993-го не сделал большой политической карьеры.
Они пошли на компромисс с властью ради парламента и в результате проиграли все.
Хотя и не сразу.
Но был тогда и примечательный момент для оппозиции. Это пребывание, пусть и кратковременное, в одном лагере Анпилова и Баркашова.
Здесь интересны не сами эти персонажи, а те, кто пришел за ними к «Белому дому».
Якобы «коричневые» РНЕ-шники (на деле значительное число членов этой организации были просто националистами, но не гитлеристами точно) вдруг сомкнулись в одном строю с пожилыми (и не только пожилыми) членами «Трудовой России».
Это означало, что здоровой оппозиции нужен синтез синтез патриотизма и социализма. Причем социализма не европейского, а постсоветского, наследника советского.
Это было понято немногими.
Но среди тех, кто это понял, были отцы-основатели НБП - Эдуард Лимонов и Александр Дугин.
Это была сверхэмоциональная форма такого синтеза. Конечно, в ней много не хватало.
Но она была обозначена уже тогда.
И она позволяет и сегодня говорить, что жертвы октября 1993-го не были напрасны.
Это были замечательные и одновременно трагические моменты нашей истории.
Замечательным был прорыв народной волны сквозь заграждения ОМОНа и ее продвижение по центру Москвы.
Трагические - расстрел «Белого дома», убийства восставших в столичных дворах и закапывания трупов во дворах Москвы.
Это мы знаем и помним.
И не простим убийц.
Есть и другой трагический момент, связанный с теми, кого судьба вынесла на гребне народного волнения во временные вожди.
Я имею в виду призыв Руцкого штурмовать мэрию и «Останкино». Был призыв или нет?
Руцкой потом долго отнекивался от своих слов. Потому что они означали, что он призвал к силовому наступлению. Это плохо соотносилось с ролью голубя мира, в которой его позже пытались представить.
И его товарищи по оппозиции позднее были вынуждены оправдывать его. Что, мол, ничего подобного Александр Владимирович не говорил.
Это не пустячный момент, как может показаться.
От этой двойственности, этого неумения соотнести допустимые формы сопротивления, и последовали дальнейшие болячки оппозиции. Как левой, так и правой.
Оппозиция тогда была просто обязана застолбить за собой право на всеобщее гражданское неповиновение. Если уж не хватило сил на силовое противостояние.
Но она стала играть в Государственную думу.
Деятели оппозиции не сделали погибших мучениками, не сделали их жертвы символом борьбы. Да, политическое восхождение на крови жертв, превращение этих жертв в политический капитал - дело циничное, но политика вообще цинична. Никто из вышедших из Лефортово лидеров сопротивления октября 1993-го не сделал большой политической карьеры.
Они пошли на компромисс с властью ради парламента и в результате проиграли все.
Хотя и не сразу.
Но был тогда и примечательный момент для оппозиции. Это пребывание, пусть и кратковременное, в одном лагере Анпилова и Баркашова.
Здесь интересны не сами эти персонажи, а те, кто пришел за ними к «Белому дому».
Якобы «коричневые» РНЕ-шники (на деле значительное число членов этой организации были просто националистами, но не гитлеристами точно) вдруг сомкнулись в одном строю с пожилыми (и не только пожилыми) членами «Трудовой России».
Это означало, что здоровой оппозиции нужен синтез синтез патриотизма и социализма. Причем социализма не европейского, а постсоветского, наследника советского.
Это было понято немногими.
Но среди тех, кто это понял, были отцы-основатели НБП - Эдуард Лимонов и Александр Дугин.
Это была сверхэмоциональная форма такого синтеза. Конечно, в ней много не хватало.
Но она была обозначена уже тогда.
И она позволяет и сегодня говорить, что жертвы октября 1993-го не были напрасны.