Брутальный смех
Брутальным смехом я называю смех, когда смеются над тем, что не смешно.
Например, кто-то уродлив. Или когда кто-то обделался (однажды тёща пригласила меня на пельмени, налепила их и поставила на стул, я зашёл, и она в них села, на противень с ними, я не мог удержаться от громкого смеха, чем очень тёщу расстроил, но потом извинялся и загладил). Или когда смеются над тем, что должно быть смешно, но не смешно, например, кто-то рассказал несмешной анекдот, и тогда я заливисто смеюсь над тем, что он несмешной. Со стороны выглядит брутально тупо и в случае, если понятно, что я смеюсь несмешному, и если понимается так, что я смеюсь над тупостью ситуации.
Ещё одна тонкость: смеяться заведомо несмешному. Но чаще всего не разобрать, хотели ли авторы подать что-то как смешное или несмешное. Труднее всего, когда смешное подаётся как несмешное. Брутальный смех имеет, таким образом, тонкие настройки и часто меня одолевает, и вот он самый брутальный, когда я смотрю немецкое телевидение.
Только что отсмеялся по модели "несмешной анекдот", посмотрев по первому каналу антиковидный ролик, снятый как юмореска. А именно: немцы едут в Швейцарию на Рождество в горы, приглашённые друзьями. Друзья постоянно покашливают. Все празднуют. Все начинают покашливать. Конец рождественских праздников: кладбище в снегу за окном, и всех пригласивший дурик говорит в камеру "простите меня". За камерой записанный смех.
И тут я взрываюсь хохотом потому, что это всё было нифига не смешно, патологично тупо и несмешно. Я смеюсь этим особым смехом, распространённым в нашем брутальном, брутально пошлом городе, в Берлине, я ему здесь научился, хотя начатки его я познал уже в России, когда меня называли циником (излишне говорить, что немцы за это терпеть меня не могут, я им кажусь циничным брутально, а они мне кажутся тогда инфантилами). Это был экскурс в теорию комического.
Например, кто-то уродлив. Или когда кто-то обделался (однажды тёща пригласила меня на пельмени, налепила их и поставила на стул, я зашёл, и она в них села, на противень с ними, я не мог удержаться от громкого смеха, чем очень тёщу расстроил, но потом извинялся и загладил). Или когда смеются над тем, что должно быть смешно, но не смешно, например, кто-то рассказал несмешной анекдот, и тогда я заливисто смеюсь над тем, что он несмешной. Со стороны выглядит брутально тупо и в случае, если понятно, что я смеюсь несмешному, и если понимается так, что я смеюсь над тупостью ситуации.
Ещё одна тонкость: смеяться заведомо несмешному. Но чаще всего не разобрать, хотели ли авторы подать что-то как смешное или несмешное. Труднее всего, когда смешное подаётся как несмешное. Брутальный смех имеет, таким образом, тонкие настройки и часто меня одолевает, и вот он самый брутальный, когда я смотрю немецкое телевидение.
Только что отсмеялся по модели "несмешной анекдот", посмотрев по первому каналу антиковидный ролик, снятый как юмореска. А именно: немцы едут в Швейцарию на Рождество в горы, приглашённые друзьями. Друзья постоянно покашливают. Все празднуют. Все начинают покашливать. Конец рождественских праздников: кладбище в снегу за окном, и всех пригласивший дурик говорит в камеру "простите меня". За камерой записанный смех.
И тут я взрываюсь хохотом потому, что это всё было нифига не смешно, патологично тупо и несмешно. Я смеюсь этим особым смехом, распространённым в нашем брутальном, брутально пошлом городе, в Берлине, я ему здесь научился, хотя начатки его я познал уже в России, когда меня называли циником (излишне говорить, что немцы за это терпеть меня не могут, я им кажусь циничным брутально, а они мне кажутся тогда инфантилами). Это был экскурс в теорию комического.