Мой домашний пекинец в Берлине, мимимишнейший мальчик Жен, европеизируется с огромной скоростью, а стоит его оставить одного дома, так особенно. Немецкий за девять месяцев он выучил невероятно хорошо, с нуля, это единственное, что мне нравится из его достижений, хотя оно какое-то всё же никчёмное достижение, так как его беглого идеального и обширного английского здесь более чем хватало.
Он бросил варить рис и отнёс рисоварку в подвал. Он бросил пить чай, пьёт только кофе. Он больше не готовит китайскую еду, он вообще больше не готовит дома, а мне так нравились его сложные и долгие в приготовлении китайские блюда (он слушал аудиокурсы немецкого, пока готовил, теперь он не нуждается в курсах, потому и бросил, видимо, готовить еду).
Он представляется теперь новым друзьям выбранным себе американским задрипанным типовым именем, каковое он изобразил на появившейся, пока меня не было, табличке на двери в свою комнату (а как мне жить дальше? без таблички?). Он больше не смотрит китайские сериалы, перешёл на один специализированно педерастический берлинский канал с трансухами-ведущими в новостях и соответствующими сериалами.
Но всего неприятнее то, что месяц уже, как он стал увлекаться разделением мусора. Я согласен с выделением пластика, стекла и бумаги. Но не с мытьём пластика и стекла. И я совсем не хочу больше видеть глазами и ощущать носом подтёкшие, с гнойными соками, вонючие бумажные пакеты с компостом, даже если он купит ведро для них (куда, опять же, ставить ещё одно ведро? мусор уже стоит на кухне в ряд кучами, противно смотреть, и чем больше его разделяешь, тем меньше его в пакетах, и таких мелких пакетов для всякой отдельной срани ну просто нет, а надо раз в день выкидывать мусор-компост, например, а не копить его до наполнения пакета, всю эту вонь). Надо с ним поговорить сегодня же.
Но пока невозможно, он по нескольку дней зависает то с одним, то с другим парнем, идёт постоянная ёбля и катание на велосипедах, а мусор тем временем гниёт, воняет с новой силой, я вчера зашёл после опоздавшего на час и сорок минут поезда домой ночью, уставший, еле на ногах, открыл квартиру и чуть не упал лицом в пол, вдохнув воздух, так обдало гнилостным трупным духом, дома никого не было несколько дней, видимо. А немчуризовался Жен до такой степени, что и окна все наглухо по правилам закрывает, уходя.
И притом нахер этот мусор вообще разделять, у нас и тариф этого не предполагает, самый дорогой ввели, так как турки не разделяют мусор вообще, ну совсем не разделяют его, в одну помойку кидают и кресло, и бутылки, и бумагу, и сковородки (что вообще ни в какие тарифы не лезет, так это выкидывать не по особым дням кресла и сковородки - это надо на улицу два раза в год выставлять, чтобы забрали на особую переработку, и никак уж не в контейнеры для мусора), но турки всё хуячат во все стоящие контейнеры одинаково, сколько я их знаю в Нойкёльне, по крайней мере.
Это их упоротое желание насрать немцам и пидарастам, заселившим дом и окружившим их многодетные правоверные семейства, проявляется, например, в том, что они выливают часто гнойные помои в контейнер для бумаги, который очищают только раз в неделю, и если туда вылить летом помои, это вообще пиздец всему дому, такая вонь, потому как Müllplatz у нас ровно посередине внутреннего двора (типичный берлинский дом, построенный квадратом).
И только мы с Женом играем в Европу у нас на дому, и я месяц уже как пассивно поддерживаю этот Женов протест против турков домашней компостной гавниной.
Эта зверская протестная вонь сейчас дома невыветрившаяся - это, как я догадываюсь, это то, что он словил молчаливую войну немцев и турков, когда те и те учат друг друга, как жить надо, а Жену надо европеизироваться дальше каждый день всё больше, и вот мой храбрый маленький китайский гордый львёныш Жен - он на стороне света, на стороне немцев, а не на стороне басурман, а потому он покупает компостные особые пакеты по десять центов за килограммовый пакет они выходят, там ещё взнос на пчёл сразу, и вот, разводит дома мораль в виде вони.