Тополя
В городе, хотя и мало, но сохранились, как и хрущёвки и брежневки со времени дружбы с Советским Союзом, тополя. Те, до которых ещё не дошли руки, спрятались которые от выкорчёвывания следов застойного прошлого. Особенно много по загородным дорогам старым. У тополей длинные крепкие корни, они укрепляют почву. Предложение в стилистике букваря из времени Союза и тополей там повсюду.
От тополей мне нехорошо, от их пуха, сильная аллергия. Сильное от этого, напрямую и жёстко через тело и давно забытую физиологию, забытую, как и тополя, погружение в детство, юность, жизнь в России.
Ощущение полного застоя из города Омска, платоновского города в середине жаркой степи, где я прожил десять лет. Жара там была истинно центрально континентальная, то есть, сухая, долгая, звенящая безумным, ебанутым во всю голову без единого облака, идиотически раскалённым, голубым, даже не голубым, а чаще всего белым, выбеленным от солнца небом, и ещё этот звон пустоты и платоновской бессмысленности дополнялся повсеместным стрекотанием кузнечиков повсюду, я глох от этого, от тишины неба, города, звона жары и кузнечиков и от того, что там всегда было нечего делать.
Неделями, месяцами порой, летящий медленно в галлюцинаторной невесомости пух, не прибиваемый ни дождинкой в ожидании грозы, ведь духота там была всегда многообещающе (инсульт) предгрозовая. Ну окей, не грозы уж, ну хотя бы уж дождика. Но нет. И так изо дня в день. Тополиный пух катался часто огромными белыми шарами по аппендиксам улиц, около домов, пинаемый ветром, или плотными вихрями кружился по городу.
И равномерно текущие сопли, горящие глаза, иногда их надо раздирать, расчёсывая, а потом опять можно расслабиться, до следующего приступа. А тогда не было хороших противоаллергических средств плюс экология Омска после перестройки отменно бомбила иммунную систему, и аллергии были тотальны потому.
Нет, сейчас не так. Это воспоминание. И я стал здоровье многократно, и тополиный пух я сегодня лишь увидел, проезжая к аэропорту, ряды, километры тополей на одном участке параллельно автобану и километры рядом с ними же высаженных к недавнему саммиту здесь петуний и других советских цветов. Я сразу и надел маску. Но глаза успели опухнуть на полчаса и нос успел протечь. Только напоминание, но как резко и сильно.
Везде вместо рекламы на щиты по дороге в аэропорт наклеили, видимо, для высоких гостей, чтоб не прерывать диалог лидеров, эту совершенно неприлично запитую хряпу Си Цзинь Пиня и его цитаты из речи на саммите. Эту совершенно брежневскую хряпу наклеили равномерно, в режиме чтения, давая время на осмысление между цитатами и на внутренний диалог с ним на сорок минут пути. Вместе с тополями, с петуньями, красными флагами, потёкшим носом и глазами погружение атас! Полное!
Кстати, в городе умильно, умильно как о попивании в СССР, о попивании правящих лиц (видимо, питие правителей успокаивает так, как успокаивает добренький пьяненький отец, который очень милый и не опасный, когда в меру пьяненький), говорят, что Си Цзинь Пинь пьёт каждый день, но самый дорогой алкоголь с одной деревни с юга Китая, со вкусом соевого соуса который и запахом прелых листьев. Но журналисты говорят, что от него никогда не пахнет. Но что именно в дни саммитов и праздников его лицо совсем опухает и улыбка становится неприлично масляно добродушной, это да, это факт, признают все.
От тополей мне нехорошо, от их пуха, сильная аллергия. Сильное от этого, напрямую и жёстко через тело и давно забытую физиологию, забытую, как и тополя, погружение в детство, юность, жизнь в России.
Ощущение полного застоя из города Омска, платоновского города в середине жаркой степи, где я прожил десять лет. Жара там была истинно центрально континентальная, то есть, сухая, долгая, звенящая безумным, ебанутым во всю голову без единого облака, идиотически раскалённым, голубым, даже не голубым, а чаще всего белым, выбеленным от солнца небом, и ещё этот звон пустоты и платоновской бессмысленности дополнялся повсеместным стрекотанием кузнечиков повсюду, я глох от этого, от тишины неба, города, звона жары и кузнечиков и от того, что там всегда было нечего делать.
Неделями, месяцами порой, летящий медленно в галлюцинаторной невесомости пух, не прибиваемый ни дождинкой в ожидании грозы, ведь духота там была всегда многообещающе (инсульт) предгрозовая. Ну окей, не грозы уж, ну хотя бы уж дождика. Но нет. И так изо дня в день. Тополиный пух катался часто огромными белыми шарами по аппендиксам улиц, около домов, пинаемый ветром, или плотными вихрями кружился по городу.
И равномерно текущие сопли, горящие глаза, иногда их надо раздирать, расчёсывая, а потом опять можно расслабиться, до следующего приступа. А тогда не было хороших противоаллергических средств плюс экология Омска после перестройки отменно бомбила иммунную систему, и аллергии были тотальны потому.
Нет, сейчас не так. Это воспоминание. И я стал здоровье многократно, и тополиный пух я сегодня лишь увидел, проезжая к аэропорту, ряды, километры тополей на одном участке параллельно автобану и километры рядом с ними же высаженных к недавнему саммиту здесь петуний и других советских цветов. Я сразу и надел маску. Но глаза успели опухнуть на полчаса и нос успел протечь. Только напоминание, но как резко и сильно.
Везде вместо рекламы на щиты по дороге в аэропорт наклеили, видимо, для высоких гостей, чтоб не прерывать диалог лидеров, эту совершенно неприлично запитую хряпу Си Цзинь Пиня и его цитаты из речи на саммите. Эту совершенно брежневскую хряпу наклеили равномерно, в режиме чтения, давая время на осмысление между цитатами и на внутренний диалог с ним на сорок минут пути. Вместе с тополями, с петуньями, красными флагами, потёкшим носом и глазами погружение атас! Полное!
Кстати, в городе умильно, умильно как о попивании в СССР, о попивании правящих лиц (видимо, питие правителей успокаивает так, как успокаивает добренький пьяненький отец, который очень милый и не опасный, когда в меру пьяненький), говорят, что Си Цзинь Пинь пьёт каждый день, но самый дорогой алкоголь с одной деревни с юга Китая, со вкусом соевого соуса который и запахом прелых листьев. Но журналисты говорят, что от него никогда не пахнет. Но что именно в дни саммитов и праздников его лицо совсем опухает и улыбка становится неприлично масляно добродушной, это да, это факт, признают все.