За последние два года я читал мои тексты раз пять. Четыре раза наброски к статьям по психоанализу. Понравилось. Но художественные тексты я мои не читал никогда нигде. Если бы не Дима Вачедин, мне бы в голову никогда не пришло почитать мои тексты публично, да вообще просто почитать их голосом. Во-первых, они не для большой аудитории, пишутся для чтения один на один, они работают прежде всего с моим внутренним голосом, доводя его до разных степеней невозможности и возможности, они втягивают в эту работу горло, внутреннюю речь читателя, пластика которой, возможность и невозможность которой и интересна. Да, они озвучиваются. Но очень хитрым и порой мучительным образом. Или очень изящным, но поначалу трудно втанцеваться. Это очень нужно постараться, сконцентрироваться, чтобы их сыграть живым голосом, не перевести в недолжный регистр. Во-вторых, они не для голоса часто совсем. Невозможно читать некоторые тексты, они не обращены к высказыванию кому-то вслух, голос им не нужен, они чистая сфера представления, они как картина, часто мне нравится делать максимально бессмысленную картину. Ну какой тут голос-то будет, в текстах для рассматривания, да к тому же ищущих бессмыслия, в экспериментах по освобождению от смысла, от интерпретации.
А тут видишь людей, им что-то хочется, я подозреваю, что веселья сегодня хочется. И как старый диджей, я делаю весело, весело очень, ещё веселее, до полного изнеможения весело, а потом опрокинуть в брутальность, в горечь, а потом снова бы в весело-весело, например, такое, как хохочут беззвучно крысы, например, в ультразвуке, но до слёз, установили учёные. Как ангелы в высоте или пролетая мимо.
Да, можно прочитать мои тексты как что-то смешное. Да, в них это есть. Абсурд. Клише. Я так делаю намеренно. Но есть фокус всегда: потом клише становятся глубокими, куклы и дурь оказываются жизнью, настоящими чувствами, происходит семантический сдвиг, момент, когда голова поплыла, побежали мурашки удовольствия от этого. А голосом я сегодня только разве что всех и повеселил началом рассказа о шиншилле. Сначала две записи прочитал: о тишине сегодняшнюю и о детской площадке недавнюю, где бучихи играли рюкзаком в футбол, а я сидел на дереве в моём гнезде. Прочитал как начало рассказа.
А потом собственно задуманное начало рассказа, с места, где я маюсь дома дурью и скукой и ровно до ответа шиншиллы из интернета. Первые две записи должны были рассказать об уюте и одновременно о брутальности вокруг, а потом должно было ввести серьёзную тему принципа удовольствия, оттолкнувшись от брутальности и скуки.
Получилось только смешно. Кстати, я забыл вообще о части собственно о животном Принципа Удовольствия - о шиншилле. Мне напомнили, попросив читать дальше.
***
Если дома я чувствую себя в тексте свободно, так, как когда работал на радио диджеем за моим пультом, я так любил его шесть лет, все тумблеры, кнопочки, дисководы, платы, доски эквалайзеров и т.п. - на каждую кнопочку и тумблер был развешан свой голос, тема, музыка, фраза, я обожал вести прямые эфиры с пульта, миксовать всё, сводить всё, самое несводимое, очень тонко, очень филигранно - тогда же я начал вести блог. И принцип пульта сохранялся. Мой письменный стол и выглядит как пульт. А когда я пишу, я пишу чаще всего стоя, я именно что миксую мысли и настроения, беру их из записных книжек, из предметов-напоминалок, лежащих на столе, из книг с закладками. С текстами не хватает только одной вещи на этом пульте ума: диска с основной дорожкой, на который всё навешивается. Но его заменила бегущая строка речи, на которую я и смотрю, когда пишу.
А пишу я всегда весело. Я ведь быстро пишу. Ужас, но быстрее, чем говорю и чем думаю даже. Часто этим пользуюсь :) И ритм сочетания моих мыслей уносит меня самого, легко, как мою любимую диджейку и подружку Дебору де Люка. Я обожал всегда смотреть, как она легка с пультом, как она с ним танцует, как она его трогает, смотрит на публику и наподдаёт то того, то этого настроения, темку какую ввернёт, втихан диск переставит основной, пару невинных сэмплов размиксует до жутких басов, а потом раз - и голос свой подпустит, и его тоже разотрёт-размиксует своими лёгкими пальцами, пассами, тычками в пульт, и так темки намечаются, растут, соединяются, пробиваются, а потом бабах - и коллапс - появляется ШИНШИЛЛА, что-то совершенно невиданное, взрывное, новое, микс миксов, полный транспиздос и гомункулус. Закономерно, небеспочвенно, но так невероятно, что действительно перехватывает дыхание.
Вот как должно быть от хорошего техно и от хорошей прозы. Так, чтобы завыть от внезапного сведения всего в одну дорожку, которая предже казалась неважной, абсурдной. Но да, как-то вызревала. КАК ШИНШИЛЛА (сегодня у меня так назывался рассказ: "Шиншилла").
Click to view
Вот, собственно. Я совершенно так же хорошо чувствую себя с текстом, как она за пультом (напр., в этом видео с 47:50, с 53:06 и далее). Делать треки и миксы, которые сносят мне крышу, именно мне прежде всего - вот как я люблю писать.
Я не понимаю, как делать это на публике. Мне нужен
стол-пульт, я бы охотно писал и говорил бы прям в зал из-за ноутбука, так как пишу я быстрее, чем говорю, и никогда не правлю, за редким-редким исключением, как сегодня, когда надо было как-то сшить три текста, которые я утром решил взять с собой почитать.
Там был микрофон. Это меня сразу ввело в состояние работы диджеем на радио. Очень понравилось. А вот пульта не было :) Меня прям аж корёжило, я его руками в воздухе искал, то на столе, то перед собой. Это меня озадачило. Я стал играть с голосом вместо пульта, заменяя его. Но невпопад. Пробуя его, размещая в голосе внутреннюю речь. Как-то не получалось. Ещё бы полчаса и получилось бы. Да. Суггестия - вот чего я стесняюсь. Вовлекать кого-то. Когда это текст - человек сам вовлекается. Когда это говоришь - ты можешь надоесть, ты лезешь в уши, ты берёшь на себя ответственность за то, что будет интересно. В общем, за суггестию я не люблю отвечать, а вот сотворить её и творить могу очень даже, владеть аудиторией. Но если она точно хочет.
В общем, как я и думал: лучше, чем плоскость бумаги или экрана для моих текстов ничего нет. И для текстов Юли Ефременковой тоже. Вообще не то с голоса. Непонятно зачем голос-то, читать вслух. Хотя понятно, что текст отличного качества, выделки, с мыслью и т.п. Но зачем ему голос - я не понял. Я лучше и лучший голос слышал, когда читал её тексты. Да, с интересом слушал её рассказ, думая, как же всё же не надо мне совершенно ни его вслух, ни мои тексты вслух никак читать. Даже противопоказано. Нет, не портит, увлекает, да, строится мир, пространство, слушаешь и понятно, что человек понимает, как сделать интересно и что такое хорошо, умеет и читать и писать. Он знает ЭТО УДОВОЛЬСТВИЕ. Делится им, тем, как его можно делать и получать. ЭТО удовольствие - читать, писать, думать, обдумывать. Которое он имеет деликатность не мешать и не путать с другими удовольствиями (удовольствиями драм, самокопаний, утешений, мечты, родины и т.п). Не путать с другими удовольствиями, не поганить его. Удовольствие разворачивания мира в уме, в речи.
Там далее то ли две, то ли три "девочки" были. У них были совсем другие удовольствия. Запомнилось, что одна вспоминала детство, кажется, весь текст какие-то сыплющиеся каскадом образы, и говорилось, что это вот игра такая. Образы банальные, и я всё ждал, а что за игра. Может быть, скажут правила, вдруг игра интересная, а сами фишки в игре окей, пусть из говна сделаны, не суть. Спросил, автор сказала, что у игры нет правил. Ну да, их там и не было, почему один образ идёт за другим - так ветер дунул, и я забыл, о чём я думал. Привиделось вот так. Языка там вообще ноль. Настроение одно: я зачарованная как Рапунцель, "странненькая", впадаем в детство, товарищи, тем и победим.
Ещё одна девочка вообще что-то: весь рассказ про то, как она ела непомерно, блевала от этого, ела наркотики, снова блевала. В общем, блевала и блевала постоянно. Потом сказала, что тема её творчества - это расстройства пищевого поведения. Окей. Хотя ну это же пиздец полный, если у человека такая тема. Зависимости вообще мощная тема. Это тема мотивации, подавления, агрессии, социализации, определённости и сверхопределённости выбора, свободы. Но всего этого не было. Был блёв и какое-то даже самодовольное бахвальство блевуньи. Языка ноль, модуляций настроений просто нет, их стёрло, видимо, зависимостью то ли от еды, то ли от безбашенного беспощадного блёва. Более беспощадного, чем роскошно безбашенного, беспощадного к автору и к слушателям. А безбашенности там не было. Увы. А я честно ждал, ну когда же. Когда мне опишут безбашенность этого удовольствия. Да и если такая тема без чего-то Сверх - то это плохо, конечно, блевота осталась блевотой. Лучше было её не касаться, если не делать из этой темы феерическое откровение или что-то вообще фееричное.
И была совсем невиноватая ни в чём девочка с кусочком дневника начинающей эмигрантки, с влюблённостями на новом месте. Языка ноль. Есть модуляции: настроение между тревогой, любопытством, грустью и ещё что-то. Чередование неплохое, живое. Но всё портит девичья зацикленность на мужиках и отсутствие языка полное. Грустно...
Грустно всё это! Потому что это женское, это какое-то типовое гендерное - думки про мужиков, любит не любит. Нет, у Юли не было. Я отдыхал душой и ушами на её тексте, мне было просто приятно, что вот ну кто-то меня здесь точно может понять, а я его. Нормально так сидишь и не надо ни веселиться, ни придуряться, ничего. Просто слушать, читать. Собственно, зачем всё это и нужно. А не про детство, родину, доброту, правду, зависимости, не про проблемы интеграции, не про любить ли нам немцев и как, сопли, мужиков, проблемы пищевого поведения.
Да ебал я в рыло и вообще детство, сопли, зависимости, мужиков, родину, доброту, и особенно проблемы пищевого поведения. Это всё вопросы психологии, политики, идеологии и так далее, но никак не удовольствие чтения и письма.
И второе клише: все впадают в воспоминания. О детстве, о России (булимическая девушка-блевунья вообще так и читала: 16 лет - блевала там, тем и так; 17 - блевала не одна уже, блевала по туалетам; 18 - переехала куда-то, стала блевать лучше... ну и так далее). Впадают традиционно эмигрантски в сон золотой. Это не только о сегодняшнем вечере. Это вообще старинная тошниловка эмигрантской прозы.
Я всё думал, что вот сейчас наша блевунья будет блевать наконец-то этим, риторикой поминок по родине и сладостных воспоминаний, покажет всем, как это блевотно. Нет... она вообще всем показала, что и блевоту можно вспоминать с наслаждением. Повторюсь, самого-то наслаждения не показала. Но очень довольно рассказывала, с наслаждением зациклилась на теме своего творчества, окуклилась в собственной блевотине как эмиграция в воспоминаниях о родине.
И третье клише: как Берлин - так грязь, неустроенность, наркотики, беспорядочные половые связи. Ужас! Надоело!
Очень болела голова, как вышел. Потому что я сделал смех, только смех, из моих текстов - такое вот смещение произошло, я и не заметил, как в это соскользнул, чувствуя запрос зала. Это можно сравнить с тем, что виниловую пластинку затолкали в проигрыватель для компьютерных дисков. Но как-то случилось так, что она играла, и ничего так даже вроде бы :) Но дорожки почакало, и они странно зазвучали, потёрто и не так как-то при попытке проиграть пластинку снова.
С другой стороны, и отлично: люди проржались, некоторые так, что валялись почти на полу, бились в истерике. Я только за обеими руками! Меня это заводило тоже, и я уже чувствовал, что пульт перед руками образуется. Я ещё и старался усилить, наподдать этого - смеяться. Надо было и сразу так сделать. Тоже тонко и смех делать мне нравится. В мозгу течёт сильный насыщенный текст, а ты ржёшь, а он у тебя течёт. Крыша-то течёт, а! Подтекает, а ты ржёшь! :) Классное ощущение. Ведь обычно когда смеются, в голове ничего сложного. А тут :) Люблю такое делать с собой и с кем-то.
В общем, опыта у меня публичных выступлений мало. Для них нужно выбирать тексты тщательно. А вообще, я же не читал свои тексты голосом, вы же знаете. Я тут стихи могу публиковать, читаю сам чужие стихи иногда. Но ни разу мне не пришла идея прочесть мой текст голосом.
А "женскую прозу" надо запретить законом или уж где-то отдельно показывать. Очень неудобно как-то, как туалет перепутал, зашёл, а там уже посетительницы, например, без трусов стоят или прокладку меняют, тампоны. Что-то не то совсем с темой страданий о мужчинах, приташнивает сильнейше от такого. Нет, я не против женских тем. Но чувствуешь себя не там где-то, где надо, где ты был до этого и был когда шёл на вечер молодой берлинской прозы, какая-то местечковая ритуальная это проза получается, и совсем не молодая, и не берлинская. Как "проза о", как о том детстве, о родине, о мужиках, о доброте и т.п., которое всё я да, это самое, потому что всё это лишь материал, а проза - это прежде всего читать- и писать-удовольствие, а не проза о чём-то.