В центре Франкфурта обилие книжных магазинов с интеллектуальным содержимым повышенного класса: редкие книги, книги о литературе, философия и о философии. Но всё это какое-то неживое. Например,
сочинение "Общество сингулярности" (единичности, исключительности) философа из пригорода Берлина, по структуре и простоте является кулинарной книгой, но богатой, толстой, обильно унавоженной иллюстративным материалом (без картинок): мысль одна, тупа, проста, основательна - мы живём в символическом капитализме, и здесь ценится исключительное, единичное, особенное. И дальше разделы книги: исключительность в политике, исключительность товаров, исключительность в чувствах и так далее. И это вот считается в Германии теперь философией.
Хотя нет, кулинарные книги сложнее и интереснее, Вильгельм Гауф написал здесь мою любимую сказку "Карлик-нос" с замечательнейшими описаниями тонкостей местной кухни, а мой муж, потомственный франкфуртец, знает такие травки, которые только очень редко и дорого можно встретить на рынках и никогда в магазине, и за три травины, нужные для какого-нибудь блюда, он платит по десять евро, а называет он их моментально и точно, будто по наитию, лишь посмотрев на имеющиеся продукты и прикинув, что можно приготовить из них. А однажды нам на Рождество его родители подарили самодельную книгу их семейной кухни, так вот там все эти десятки трав в сотнях рецептов описаны, и половину этих блюд мой муж готовит быстро и не задумываясь, не смотря в рецепты никогда, и нисколько не хуже Карлика-носа.
Вообще же, самое моё первое впечатление от Франкфурта так и остаётся основным: лет в двадцать я увидел
фильм Фассбиндера "В год тринадцати лун", начинающийся с того, что в предрассветных сумерках по набережной Франкфурта идёт какая-то женщина, ей встречаются там два пьяных мужика, и она очень с ними хочет совокупиться, всё происходит в молчаливом бессловесном сопе, и вот они её довольно таки лениво щупают и обнаруживают, что она мужчина вообще-то, и затем долго, так же сосредоточенно и молчаливо, но уже страстно сопя, избивают её/его, молча же пытающуюся убежать. Сцена вызвала во мне тогда дичайший хохот. Сейчас, хорошо зная город, я смотрю эту сцену только как сцену о тотальной скуке здесь.