Как пописать в шторм на реке
У всех родители по-своему трахнутые в голову, но тут по ссылке как-то особенно театрально. Игриво как-то это сделать из своего дома театр по Домострою, жить как при царе Николашке. А я тут опять немцев вспоминаю, они по-другому всегда ёбнутые, в сторону меньшей игривости, а большего молчания, ужесточения, правильности без надподвыверта.
Был я десять дней назад в шторме на реке, и нашу лодку вынесло на плавучий домик, в котором плыла одна семья, которая "делала отпуск" (это такое точное выражение на немецком, устойчивое выражение, немцы всё делают, даже секс), и так нехило делала - такой плавучий био-домик, полностью из дерева, сдавали его на сайте "Бобровое счастье" не дешевле двухсот евро в сутки. Папа, мама, сын, дочка. Мы попросились к ним переждать шторм. Нас усадили на веранду снаружи на палубе. Мы сидели и тряслись. Минут через пять дверь открылась в лице матери и нам предложили зайти на полчасика выпить горячего чаю. Но в два, сказали нам, мы должны покинуть домик, так как они должны плыть дальше.
Немцы всегда чего-то должны, кому-то или самим себе, это прикольно, так как это у них дежурная ложь всегда, кстати, и они даже не задумываются о том, как не стыдно и не смешно так тупо врать. И куда можно спешить в два отчаливать в дикий шторм в отпуске посреди реки? Эти совсем тупые были: я радостно сказал, что класс, вот вы-то нас и довезёте, куда-нибудь, где можно переждать этот сраный день, когда мы ошиблись с погодой (до следующего причала было два часа в хорошую погоду на вёслах, десять километров, то есть, а с их мотором так минут двадцать от силы и в шторм). Папа с мамой аж позеленели от такой наглости моей. Как-то сразу забыли, что ли, чему учил Кант: люби ближнего своего не по приятности и не по расположению к нему, а по долгу, ибо моральное удовлетворение есть высшее наслаждение.
От чая я отказался, так как хотел ссать. Я и заходить греться на полчаса отказался, потому что только раздразнить себя. Но ссать очень уж хотел. И спросил у матери, нельзя ли мне поссать. А есть различие глаголов, поссать (pissen) и пописать (pinkeln). А я сказал грубое "поссать", застигнутый правдой этого глагола до беспамятства и трясучки от внезапно переполнившегося мочевого пузыря. Сказал шёпотом матери наедине. Мне сказала эта попавшая в неловкое положение милая женщина, что туалет сломан, и они сами ходят по нужде, только причалив к берегу. Я ответил, что в такую погоду мы никуда не причалим, но не обоссаться же мне, и давайте милая фрау я поссу с борта в открытое море. И тогда: "Нет! Только не здесь! Я не могу позволить чтобы это видели дети". Как я понял, детей воспитывают так, чтобы не ссать в реку и не ссать туда с корабля. Некрасиво. Или же: а если все так делать будут? Это же река говна будет. Или же, кхм, дети вообще не видели, что люди опорожняют клоаку?
Я сидел и думал: если ссать в штаны прямо - ничего не изменится, но дети не увидят, так как они в домике. Ибо я и так уже промок и продрог, так хотя бы тёплая моча меня немного согреет. И я так расхрабрился, что принял предложение зайти в домик погреться. И там ещё и соблазнился на чай. И тут-то, согревшись, позеленел уже и я, от желания выссаться прям на месте, несмотря ни на что. Дети - мальчик десяти лет, заметно измученный явно лишь только тем, что негде подрочить в однокомнатном плавучем маленьком домике уже неделю, - рассказывал об успехах в рыбалке. Отец его вида большого банковского высокого кролика с большими зубами и в дорогих очках смотрел на часы и вопросительно на нас и поддакивал ему. Было без четверти два. Девочка лет семи смотрела на нас в больших квадратных очках с сильными диоптриями молча. Дождь с ветром хлестали снаружи, моча клокотала внутри меня кипятком уже. Я смог только отставить чашку, простонать "Спасибо. Нам пора плыть". Семья оживилась. Мать покраснела. Отец радостно застрекотал что можно посидеть ещё немного. Матери я указал на мою промежность, закрутив глазами, она ещё пуще покраснела.
Тут я вспомнил, что надо сказать было "пописать", а не "поссать", и из меня вырвалось на полувздохе почти громко на немецком "Ой, я щас обоссусь нахер прямо в этом цирке", и тут этим пути к обогреванию ещё на 15 минут были отрезаны, и мы сели в нашу уже полную воды лодку и поплыли.
Преодолев с трудом на вёслах метров десять, я откатившись на бок на один борт таки поссал в реку прямо с лодки. И понял, что я забыл на веранде плавучего домика мой спасательный яркий красивый дутый жёлтый жилет. Я оглянулся на домик. В окне его стояла девочка, глаза её были теперь больше, чем её очки. А в другом окне стояла теперь уже бледная её мать. Молчание, плохая видимость, усилившийся дождь, усилившийся ветер, но мы вернулись за жилетом и погребли против ветра дальше.
Ровно в два ноль пять плавучий домик резво обогнал нас, девочка стояла в другом окне, и всё так же грустно смотрела на нас. А я думал о матери, о том, как она хотела, чтобы дети этого не видели. Я потом ещё много думал. О том, как и где в такую погоду ссыт это такое культурное семейство, кто что при этом видит, и как это так можно предлагать чай на полчаса и вопрос о том, как бы нас подвезти, провис в воздухе, и продолжили ли они так же мило пиздеть смолток про погоду, как это было в десять минут, пока мы внутри домика пили чай. А уж поссать-то с борта было можно, так как там по бокам окон не было, дети бы не увидели.
А на столе у них лежала местная самая одухотворённая, интеллектуально-сусальная которая до блевоты, газета Die Zeit, номер, посвящённый терроризму одиночек, со сквозной мыслью, что мы, мол, немецкое общество, утратили скрепы, мы очень в своих домиках стали очень разобщены и разные, и потому школьные расстрелы Америки пришли и в наши домики, и надо быть ближе друг другу найти новые ценности общности перед лицом Трампа, Эрдогана и Путина.
UPD.: Милые обсуждения ситуации вот здесь и здесь открылись.
Был я десять дней назад в шторме на реке, и нашу лодку вынесло на плавучий домик, в котором плыла одна семья, которая "делала отпуск" (это такое точное выражение на немецком, устойчивое выражение, немцы всё делают, даже секс), и так нехило делала - такой плавучий био-домик, полностью из дерева, сдавали его на сайте "Бобровое счастье" не дешевле двухсот евро в сутки. Папа, мама, сын, дочка. Мы попросились к ним переждать шторм. Нас усадили на веранду снаружи на палубе. Мы сидели и тряслись. Минут через пять дверь открылась в лице матери и нам предложили зайти на полчасика выпить горячего чаю. Но в два, сказали нам, мы должны покинуть домик, так как они должны плыть дальше.
Немцы всегда чего-то должны, кому-то или самим себе, это прикольно, так как это у них дежурная ложь всегда, кстати, и они даже не задумываются о том, как не стыдно и не смешно так тупо врать. И куда можно спешить в два отчаливать в дикий шторм в отпуске посреди реки? Эти совсем тупые были: я радостно сказал, что класс, вот вы-то нас и довезёте, куда-нибудь, где можно переждать этот сраный день, когда мы ошиблись с погодой (до следующего причала было два часа в хорошую погоду на вёслах, десять километров, то есть, а с их мотором так минут двадцать от силы и в шторм). Папа с мамой аж позеленели от такой наглости моей. Как-то сразу забыли, что ли, чему учил Кант: люби ближнего своего не по приятности и не по расположению к нему, а по долгу, ибо моральное удовлетворение есть высшее наслаждение.
От чая я отказался, так как хотел ссать. Я и заходить греться на полчаса отказался, потому что только раздразнить себя. Но ссать очень уж хотел. И спросил у матери, нельзя ли мне поссать. А есть различие глаголов, поссать (pissen) и пописать (pinkeln). А я сказал грубое "поссать", застигнутый правдой этого глагола до беспамятства и трясучки от внезапно переполнившегося мочевого пузыря. Сказал шёпотом матери наедине. Мне сказала эта попавшая в неловкое положение милая женщина, что туалет сломан, и они сами ходят по нужде, только причалив к берегу. Я ответил, что в такую погоду мы никуда не причалим, но не обоссаться же мне, и давайте милая фрау я поссу с борта в открытое море. И тогда: "Нет! Только не здесь! Я не могу позволить чтобы это видели дети". Как я понял, детей воспитывают так, чтобы не ссать в реку и не ссать туда с корабля. Некрасиво. Или же: а если все так делать будут? Это же река говна будет. Или же, кхм, дети вообще не видели, что люди опорожняют клоаку?
Я сидел и думал: если ссать в штаны прямо - ничего не изменится, но дети не увидят, так как они в домике. Ибо я и так уже промок и продрог, так хотя бы тёплая моча меня немного согреет. И я так расхрабрился, что принял предложение зайти в домик погреться. И там ещё и соблазнился на чай. И тут-то, согревшись, позеленел уже и я, от желания выссаться прям на месте, несмотря ни на что. Дети - мальчик десяти лет, заметно измученный явно лишь только тем, что негде подрочить в однокомнатном плавучем маленьком домике уже неделю, - рассказывал об успехах в рыбалке. Отец его вида большого банковского высокого кролика с большими зубами и в дорогих очках смотрел на часы и вопросительно на нас и поддакивал ему. Было без четверти два. Девочка лет семи смотрела на нас в больших квадратных очках с сильными диоптриями молча. Дождь с ветром хлестали снаружи, моча клокотала внутри меня кипятком уже. Я смог только отставить чашку, простонать "Спасибо. Нам пора плыть". Семья оживилась. Мать покраснела. Отец радостно застрекотал что можно посидеть ещё немного. Матери я указал на мою промежность, закрутив глазами, она ещё пуще покраснела.
Тут я вспомнил, что надо сказать было "пописать", а не "поссать", и из меня вырвалось на полувздохе почти громко на немецком "Ой, я щас обоссусь нахер прямо в этом цирке", и тут этим пути к обогреванию ещё на 15 минут были отрезаны, и мы сели в нашу уже полную воды лодку и поплыли.
Преодолев с трудом на вёслах метров десять, я откатившись на бок на один борт таки поссал в реку прямо с лодки. И понял, что я забыл на веранде плавучего домика мой спасательный яркий красивый дутый жёлтый жилет. Я оглянулся на домик. В окне его стояла девочка, глаза её были теперь больше, чем её очки. А в другом окне стояла теперь уже бледная её мать. Молчание, плохая видимость, усилившийся дождь, усилившийся ветер, но мы вернулись за жилетом и погребли против ветра дальше.
Ровно в два ноль пять плавучий домик резво обогнал нас, девочка стояла в другом окне, и всё так же грустно смотрела на нас. А я думал о матери, о том, как она хотела, чтобы дети этого не видели. Я потом ещё много думал. О том, как и где в такую погоду ссыт это такое культурное семейство, кто что при этом видит, и как это так можно предлагать чай на полчаса и вопрос о том, как бы нас подвезти, провис в воздухе, и продолжили ли они так же мило пиздеть смолток про погоду, как это было в десять минут, пока мы внутри домика пили чай. А уж поссать-то с борта было можно, так как там по бокам окон не было, дети бы не увидели.
А на столе у них лежала местная самая одухотворённая, интеллектуально-сусальная которая до блевоты, газета Die Zeit, номер, посвящённый терроризму одиночек, со сквозной мыслью, что мы, мол, немецкое общество, утратили скрепы, мы очень в своих домиках стали очень разобщены и разные, и потому школьные расстрелы Америки пришли и в наши домики, и надо быть ближе друг другу найти новые ценности общности перед лицом Трампа, Эрдогана и Путина.
Click to viewUPD.: Милые обсуждения ситуации вот здесь и здесь открылись.