(no subject)
Стругацкие выписывали в своих произведениях всегда некоторый мрачный, дождливый, всегда алкоголизированный город. Как только я десять лет назад увидел Берлин, а вышел я из машины в нём даже днём ещё, я сразу подумал о Стругацких. На центральном месте города, у церкви с отломанным куполом у вокзала Zoologischer Garten на лавочках лежали пьяные люди, не шевелились, прилично одетые, только слегка запылившиеся. И потом пьяные лежали по всему городу, и ходили и мрачно сосали преимущественно вино прям из бутылок на ходу на улице в темноте, много в одиночку, плавно шатаясь и бесцельно бродя. И вообще везде сидели ночью люди за витринами и молча и чаще всего в одиночку потребляли синьку. Это были уже только Стругацкие и никаких больше мыслей ко мне от этой картины не приходило. Вот такой октябрь в Берлине.
И что меня заняло тогда, десять лет назад, сразу вечером в Берлине: алкоголь меня впервые не согревал, а делал холодным, застывающим, цепенеющим, синька в любом виде имела холодный вкус, даже в виде глинтвейна и вкус был один, брутально новый вкус алкоголя - "брутальный"; тогда я и вспомнил слово "синька" и слово "синяки" и отчётливо куски прозы Стругацких: как и в его сочинениях, синька делала холодным, а город был игрушечным и тёплым. Вот если бы пошёл обложной дождь или моросящий, думалось, что это сразу стал бы Петербург. Какое там. Как только я это подумал, как всегда, как в театре в пьесе, сразу дождь и пошёл, сначала морось холодная, взвесь в воздухе, а потом обложной. Но город всё равно оставался тёплым, только пьяно-размазанным на пятна обильного разноцветного света, а синька так и оставалась холодной и одного вкуса, что бы я ни пил в тот вечер.
И что меня заняло тогда, десять лет назад, сразу вечером в Берлине: алкоголь меня впервые не согревал, а делал холодным, застывающим, цепенеющим, синька в любом виде имела холодный вкус, даже в виде глинтвейна и вкус был один, брутально новый вкус алкоголя - "брутальный"; тогда я и вспомнил слово "синька" и слово "синяки" и отчётливо куски прозы Стругацких: как и в его сочинениях, синька делала холодным, а город был игрушечным и тёплым. Вот если бы пошёл обложной дождь или моросящий, думалось, что это сразу стал бы Петербург. Какое там. Как только я это подумал, как всегда, как в театре в пьесе, сразу дождь и пошёл, сначала морось холодная, взвесь в воздухе, а потом обложной. Но город всё равно оставался тёплым, только пьяно-размазанным на пятна обильного разноцветного света, а синька так и оставалась холодной и одного вкуса, что бы я ни пил в тот вечер.