Через Бухенвальд к Олимпиаде: уникальная история гимнаста Виктора Чукарина

May 03, 2015 14:58

Узник номер 10491



Он был очень молчаливым и редко улыбался. О прошлом никогда не говорил. Таким… и не только таким запомнила легенда гимнастики и телекомментатор Лидия Иванова своего товарища по олимпийской сборной Мельбурна Виктора Чукарина. Человека, прошедшего через семнадцать фашистских концлагерей, узника номер 10491, выжившего и в Бухенвальде, и на «барже смерти», чтобы после всего этого стать семикратным олимпийским чемпионом!

На фронт Виктор ушел добровольцем, воевал в артиллерийской части, был взят в плен под Полтавой. Когда он вернулся с войны, его не узнала даже мама. В том, что стоящий перед ней изможденный, обтянутый кожей скелет с запавшими глазами, весивший всего сорок килограммов, - ее сын, женщину смог убедить только знакомый ей шрам на его голове.

Последние месяцы заключения Виктор провел в лагере на берегу Северного моря. Перед отступлением фашисты погрузили всех узников на баржу и собирались затопить в открытом море.

Не успели. Ввязавшись в бои с англичанами, немцы бросили баржу, ее унесло далеко от берега, и только через неделю почти обезумевших без пищи и воды людей чудом нашли и освободили.

На первой для советской сборной Олимпиаде в Хельсинки Виктор Чукарин в 31 год становится абсолютным олимпийским чемпионом, в Мельбурне в 35 лет повторяет свое достижение.

В гимнастику после войны он возвращался долго и трудно. Бесконечные допросы, отказы выдать побывавшему в плену и, соответственно, «неблагонадежному» человеку паспорт. Потом, уже с паспортом, он опаздывает на вступительные экзамены сначала в Киевский институт физкультуры, а затем еще и во львовский. В отчаянии садится на ступеньки лестницы, обхватив голову руками, но чудеса случаются: мимо проходит ректор, знавший, как оказалось, Виктора еще до войны…
Благодаря ректору Виктора все-таки принимают в институт! Ослабленное тело не слушается, мышц почти не осталось, Чукарин тренируется по ночам в холодном, остывшем зале, почти не спит - утром уже нужно быть на лекциях…

Виктор Чукарин не любил, когда его называли героем, ему гораздо больше нравилось скромное «мастер».

- Я была в него влюблена, я его просто боготворила, - Лидия Гавриловна Иванова спустя почти шестьдесят лет решается на такое рискованное признание. - И боготворила его, конечно же, не только я. Это был образец дисциплинированного, волевого, упорного человека. Я на него смотрела, сопля морская, совсем девчонка, и восхищалась его отношением к делу. Виктор Иванович не бездумно тренировался, как, может быть, я порой, не вполне осознавая этого. Если Чукарин подходил к снаряду, то совершенно четко представлял себе, что он будет сейчас делать, зачем и для чего.

- Лидия Гавриловна, вы описываете Виктора Чукарина как закрытого, малоэмоционального человека. Но ведь был же момент, и как раз на Олимпиаде в Мельбурне, когда он заплакал…

- Когда обыграл японца Оно, который, казалось бы, уже должен был стать олимпийским чемпионом? Об этом писали в газетах, но я не видела его слез. Я могу сказать только, что улыбался Виктор Иванович действительно редко, но когда он все-таки улыбался, это была не улыбка, а сто рублей убытка. Улыбка у него была просто волшебной. И в том, что она была на его серьезном, сосредоточенном лице такой редкой гостьей, заключался ее какой-то особенный шарм, особенная ценность.

- Он хоть что-нибудь рассказывал о том, что ему пришлось пережить во время войны? Я почему-то думаю, что нет. Блокадники не прикасаются к своим страшным воспоминаниям, спрашивать их о прошлом во многих семьях не решаются ни внуки, ни правнуки.


- В то время люди вообще были очень скрытными и о многом молчали. Моя мама всю жизнь промолчала о том, как раскулачивали нашу семью, как пришли пьяные голодранцы и начался грабеж… А Виктор Иванович был военнопленным, к тем, кто побывал в плену, отношение было неоднозначным, настороженным. С нами он действительно никогда и ничего не вспоминал. Я не помню ни одного случая, чтобы он вообще вслух произнес слово «Бухенвальд». Больше того, тогда я о его прошлом просто что-то совсем немножко слышала, в общих чертах, без подробностей. И очень удивилась, когда мы поехали вместе в составе одной делегации в ГДР, с нами был переводчик, и вдруг Виктор Иванович осторожно, сверхтактично за него заканчивает одну фразу по-немецки, которую тот не до конца перевел. Потом этот эпизод повторяется еще и еще раз. И я понимаю, что он знает немецкий едва ли не лучше переводчика! Я тоже учила в школе немецкий язык, но он у меня остался на уровне «твоя пришла - моя пришел». Поэтому я не выдержала: «Виктор Иванович, а ведь вы и сами могли бы нам переводить, зачем нам переводчик». Чукарин смутился: «Ну что ты, деточка, не так уж я хорошо знаю немецкий, чтобы заменить переводчика». Он никогда не воображал, я его в такой роли ни разу не видела! И кстати, во время все той же поездки к нему время от времени подходили немцы, и они подолгу тихо беседовали один на один. О чем? Никто этого не знает, можно только догадываться.

А его жуткая военная история полностью для меня собралась в единое целое уже потом, по рассказам других людей. Тогда я видела перед собой человека, как я уже упоминала, скромного, серьезного и при этом очень любящего. Он так обжегся, он провел не месяцы - годы в таком кошмаре, но смог сохранить в себе способность любить. Во всех поездках, на Олимпиадах и чемпионатах мира он скучал по жене и по двум совершенно обожаемым им дочкам. Так нежно говорил о своей семье - вопросов не возникало, что для него это в жизни было самой главной ценностью.

- А какой была гимнастика Чукарина? Вы - одна из немногих, кто видел его выступления на помосте своими глазами, а черно-белая хроника многого передать неспособна.



- Знаете, в те времена еще практически не было таких авторских элементов, но класс работы, который демонстрировал Виктор Иванович Чукарин… Он отшлифовывал каждый элемент, пусть он был совсем простым, пусть это была просто стойка или угол на брусьях, но он это делал так, что не придерешься! Если угол, то идеально прямой, а не девяносто семь градусов, не восемьдесят два. Своей точностью он заложил такие высокие требования к исполнению.

Вообще я кроме как о любви к нему, по-моему, ничего рассказать не могу. С моей стороны это была больше чем симпатия, для меня, тогда еще совсем девочки, это был идеал мужчины во всех смыслах: и в том, как он работал, и в том, как он умел любить, и в его благородной сдержанности, и в том, как он мог вырвать победу на помосте в самой трудной ситуации. Мы вспоминали уже с вами, как он выиграл в Мельбурне у японца Оно, - в этой победе весь Чукарин!

…Мельбурн. 1956 год. Такаси Оно, великолепный японский гимнаст, получает очень высокую оценку на брусьях - 9,85 балла. Все партнеры Виктора Чукарина уже не могут противостоять ему, только у Чукарина остается шанс схватиться с японцем за звание абсолютного олимпийского чемпиона. Но и у безупречного во многих смыслах Виктора Чукарина была своя маленькая слабость: вольные упражнения. И именно на вольных упражнениях для него в Мельбурне в дуэли с Оно решалось все!

Зал замер, соперник не отрывал напряженного взгляда от идущего на ковер Виктора, все, как казалось, перестали дышать… И в этой гнетущей тишине Виктор Чукарин не совершил ни одной ошибки.
Личное дело
Чукарин Виктор Иванович родился 9 ноября 1921 года.

Трехкратный чемпион мира по спортивной гимнастике (1954 г.).

Семикратный олимпийский чемпион (1952 г., 1956 г.).

После окончания карьеры работал во Львовском институте физкультуры, создал свою школу гимнастики.

Умер в 1984 году, похоронен на Лычаковском кладбище во Львове.

отсюда

концлагерь, ВОВ, История

Previous post Next post
Up