241. Майк. Приход и уход. 7
Три уролога пришли брать материал на биопсию. Это было очень необычно, и я подумал, что от этого пациента они всё время ожидают каких-нибудь неприятностей. И неприятность не замедлила последовать. После того, как материал был взят и отправлен в лабораторию, обнаружилось, что во время отбора материала возникло довольно сильное кровотечение, которое, на первый взгляд, не собиралось останавливаться. И один из урологов сказал тому, который брал материал на биопсию:
- Надо повысить свёртываемость хотя бы с помощью кальция никомеда. Ну и, наверное, давящая повязка не помешает.
Это были опытные врачи, которых нисколько бы не смутила необходимость удалить предстательную железу. Здесь объём вмешательства был несравненно меньше, но неприятности уже начались. После того, как была наложена повязка, один из урологов сказал заведующему отделением:
- Возможно, его придётся задержать на пару дней. Если это случиться, я приду посмотреть его завтра с утра.
- Если после вашего вмешательства, - сухо сказал зав. отделением, - возникнут урологические, - он выделал это слово, как будто написал его жирным шрифтом, - осложнения, то я буду настаивать на переводе пациента в урологическую клинику.
Я вышел к телефону и позвонил Яхно:
- Николай Николаевич, может быть, два дня клиника потерпит урологического больного? Если транспортировать его до остановки кровотечения, мы, несомненно, добьёмся его усиления.
- Феликс Борисович, - сказал Яхно, - а кто, собственно, говорит о выписке?
- Заведующий отделением сказал, что будет настаивать на перевод в урологическую клинику.
- С кровотечением мы не будем его переводить в урологическую клинику и не будем выписывать. Успокойте пациента.
Я вернулся в процедурный кабинет и передал заведующему отделением слова Яхно.
- Всегда возникает ложное положение, - сказал заведующий отделением, - если мнение о действиях по поводу одного пациента высказывают 4 врача трёх специальностей.
Кровотечение остановилось к вечеру следующего дня, но было воскресенье, и оказалось, что выписать пациента в день, когда нету заместителя директора клиники по административно-хозяйственной части, старшей сестры и сестры-хозяйки невозможно. Зав. отделением и лечащий врач Майка, которые пришли в воскресенье специально в связи с его выпиской, мне не сказали ничего, сделали какие-то записи в истории болезни и, обращаясь к лечащему врачу, зав.отделением сказал:
- Ну что, Ниночка, влипли!
Последние издание монографии, в подготовке которой Майк Петрович принял участие.
- Я не вижу чрезвычайности в этой ситуации, - сказал я. - Перенос выписки ещё на один день не создаёт ни отделению, ни Клинике нервных болезней в целом никаких трудностей.
Зав. отделением даже не ответил. А я разыскал дежурного врача и сказал ему, что Яхно распорядился ставить его в известность, в случае любых изменений в состоянии или положения пациента Майка Петровича Мирошникова. Теперь меня уже никто не спрашивал, кто это. Потом я связался с районным онкологом, объяснил ему ситуацию, сказал, что выписку из истории болезни пациента он получит в понедельник с утра, и попросил его нанести визит Майку Петровичу в тот же день во избежание нарушения преемственности в лечении.
В понедельник, наконец-то, можно было считать, что мелкие осложнения остались позади. Медгео выделил медсестру для индивидуального поста у постели пациента. Мне не пришлось долго ждать визита районного онколога, он посмотрел Майка, прочитал выписку из истории и, обращаясь ко мне, сказал:
- Вы ведь понимаете, что кроме химиотерапии мы здесь ничего проводить не можем.
- Вероятно, - сказал я.
- Тогда я сейчас выпишу рецепт, и родственники смогут приобрести лекарство. Предупреждаю, что оно довольно дорого стоит и, как правило, всякая мощная химиотерапия тяжело переносится больными.
С минуту я решал вопрос, послать ли мне за препаратом медсестру, а самому остаться возле Майка, а потом я решил, что риск, что медсестра не получит препарата больше, чем риск моего отсутствия в квартире, и поехал за препаратом сам. Хотя ехать нужно было с Ленинского проспекта до Каширского шоссе, я обернулся довольно быстро и до моего возвращения районный онколог не уходил.
- Вводите, - сказал он медсестре. - Только очень медленно, не капельно, но медленно.
После внутривенного вливания онколог решил, что его задача выполнена - препарат введён, соответствующая запись в истории болезни сделана - и распрощался, пообещав навещать Майка раз в неделю. Я остался ещё на полчасика - посмотреть, как будут проявляться побочные действия химиотерапевтического препарата. Они не замедлили проявиться. Майк почувствовал сильную тошноту, во избежание рвоты я ввёл атропин. Рвоту удалось предотвратить, но мучительная тошнота продолжалась.
- Феликс Борисович, - сказал Майк Петрович, - мы люди опытные и не находимся в каком-либо медицинском стационаре. Я не думаю, что курс этой терапии принесёт существенную пользу. Один-два лишних месяца с постоянной тошнотой и периодической рвотой вряд ли можно назвать эффективной терапией. Конечно, жалко, что вы приобрели целую упаковку этого препарата, но онкологических больных немало, и применение ему найдётся.
И, впервые за всё время нашего знакомства, Майк откровенно выразил недовольство моим присутствием.
- Я хотел бы отдохнуть, - сказал он. - Вы сделали всё, что могли, природа раковых заболеваний, при наличии метастазов, для получения серьёзного результата требует не заботы, а принципиально другого уровня развития медицины. Своя кровать и мобильный телефон - это максимум, который можно сейчас обеспечить. Я думаю, что будет лучше, если вы предоставите мне инициативу в наших телефонных контактах.
В этом доме находилась квартира Майка Петровича последние 25 лет его жизни.
Фото с сайта.
- Хорошо, - сказал я и попрощался.
- Кстати, Феликс Борисович, если у вас сейчас есть ноутбук, который не нужен, можно было бы попробовать его установить так, чтобы я мог им пользоваться, не поднимаясь с постели.
- Я думаю, что это возможно, - сказал я.
Поскольку ноутбук не нужно было носить, при выборе модели я предпочёл большой экран и много функций, и выйдя из квартиры Майка Петровича, по мобильному позвонил Андрею Орешкину, и он спросил только о том, куда привозить ноутбук. К вечеру ноутбук был установлен и Майку не хватало только ещё одной степени свободы для экрана.
- Они ушли? - спросила Гетта.
- Да, но, вероятно, один из них вернётся, потому что Майку Петровичу нужно сделать монитор поудобнее.
- А вы откуда знаете, что Майку это нужно? - спросила Гетта.
- Майк мне это сказал, - ответил я.
Лицо Гетты стало неприязненным, скулы её побелели, и она спросила тоном, которым разговаривают с мальчишкой-хулиганом.
- Он что, жаловался?
- Я не знаю, можно ли это назвать жалобой, просто ему хотелось бы иметь более удобное положение экрана, а люди, которые устанавливали монитор, считали, что это очень нетрудно сделать.
- Вы их увидите? - спросила Гетта.
- Увижу, - сказал я.
- Передайте им, что больше сюда приезжать не нужно, что Майка Петровича вполне устраивает текущее положение дел.
Я не успел передать это человеку, который устанавливал ноутбук, и он позвонил Майку, чтобы узнать, когда удобнее приехать. И Майк ответил жёстким железным голосом:
- Приезжать не нужно, я приспособился, и меня вполне устраивает то, как ноутбук установлен.
Майк обычно не менял так быстро своих мнений, вероятно, он решил, что сохранение хороших отношений с Геттой для него важнее, чем хорошо установленный ноутбук. Я понял, что если цитировать Кафку, для Гетты Майк уже превратился в насекомое. Это было неожиданно и страшно.
У Майка был мобильный телефон и, выйдя из его квартиры, я позвонил на этот мобильный.
- Нет, - сказал он, - я не почувствовал неприязни. Но, конечно, Гетту не устраивает ситуация, когда несколько месяцев она будет связана по рукам и по ногам необходимостью ухода за абсолютно беспомощным больным. К тому же, - продолжил Майк, - Гетте придётся научиться промывать мне мочевой пузырь через фистулу. Она будет нужна при этом, потому что нужно два человека.
Нет смысла перечислять мелкие трудностей, неизбежные у постели умирающего вплоть до того дня, когда через несколько месяцев Гетта позвонила мне ночью, чтобы сказать, что Майк умер.
Я стоял у окна вестибюля ректората и смотрел, как по Большой Пироговской улице медленно двигалась колонна автобусов защитного цвета. Я видел, как они ещё больше замедляли ход и дальше я терял их из поля зрения. Хотя я этого не видел, я думал, что они сворачивают на Новодевичье кладбище. Этот день был для меня глубоко трагическим, Майк умер, а накануне диагноз рака полости рта был поставлен Елене Дмитриевне. Человек, который сообщил мне диагноз, сказал:
- Такой диагноз у мужчины не кажется особенно страшным, часто бывают удачно заканчивающиеся операции. У женщин, особенно при раке языка, который мы видим здесь, это не удаётся практически никогда.
Я не хотел верить в это, но понимал, что человек, который произнёс эти слова, защитил докторскую диссертацию именно по исходам рака полости рта.
На похоронах Майка публика из автобусов вылезала разношёрстная, от стариков в чёрных шляпах и глухих тёмных пальто, в которых когда-то ходили члены политбюро, до высокопоставленных военнослужащих в новеньких френчах. Мнение Гетты о «режимности» Новодевичьего кладбища было явно преувеличено, никто не просил меня назвать фамилию, чтобы сверить её со списком приглашённых на похороны. Но, всё-таки, что это особое кладбище, было очевидно, потому, как быстро всё делалось, каждое действие было чётким и отработанным. И после того, как гроб был опущен в могилу и могила засыпана, на прежнее место был водружён памятник, на котором граверы уже написали новую строчку.
Фото с сайта.
Большинство людей, прибывших на похороны, окружило обновлённый памятник, а мне захотелось уйти, чтобы подумать над происшедшим в одиночку.
- Надо повысить свёртываемость хотя бы с помощью кальция никомеда. Ну и, наверное, давящая повязка не помешает.
Это были опытные врачи, которых нисколько бы не смутила необходимость удалить предстательную железу. Здесь объём вмешательства был несравненно меньше, но неприятности уже начались. После того, как была наложена повязка, один из урологов сказал заведующему отделением:
- Возможно, его придётся задержать на пару дней. Если это случиться, я приду посмотреть его завтра с утра.
- Если после вашего вмешательства, - сухо сказал зав. отделением, - возникнут урологические, - он выделал это слово, как будто написал его жирным шрифтом, - осложнения, то я буду настаивать на переводе пациента в урологическую клинику.
Я вышел к телефону и позвонил Яхно:
- Николай Николаевич, может быть, два дня клиника потерпит урологического больного? Если транспортировать его до остановки кровотечения, мы, несомненно, добьёмся его усиления.
- Феликс Борисович, - сказал Яхно, - а кто, собственно, говорит о выписке?
- Заведующий отделением сказал, что будет настаивать на перевод в урологическую клинику.
- С кровотечением мы не будем его переводить в урологическую клинику и не будем выписывать. Успокойте пациента.
Я вернулся в процедурный кабинет и передал заведующему отделением слова Яхно.
- Всегда возникает ложное положение, - сказал заведующий отделением, - если мнение о действиях по поводу одного пациента высказывают 4 врача трёх специальностей.
Кровотечение остановилось к вечеру следующего дня, но было воскресенье, и оказалось, что выписать пациента в день, когда нету заместителя директора клиники по административно-хозяйственной части, старшей сестры и сестры-хозяйки невозможно. Зав. отделением и лечащий врач Майка, которые пришли в воскресенье специально в связи с его выпиской, мне не сказали ничего, сделали какие-то записи в истории болезни и, обращаясь к лечащему врачу, зав.отделением сказал:
- Ну что, Ниночка, влипли!
Последние издание монографии, в подготовке которой Майк Петрович принял участие.
- Я не вижу чрезвычайности в этой ситуации, - сказал я. - Перенос выписки ещё на один день не создаёт ни отделению, ни Клинике нервных болезней в целом никаких трудностей.
Зав. отделением даже не ответил. А я разыскал дежурного врача и сказал ему, что Яхно распорядился ставить его в известность, в случае любых изменений в состоянии или положения пациента Майка Петровича Мирошникова. Теперь меня уже никто не спрашивал, кто это. Потом я связался с районным онкологом, объяснил ему ситуацию, сказал, что выписку из истории болезни пациента он получит в понедельник с утра, и попросил его нанести визит Майку Петровичу в тот же день во избежание нарушения преемственности в лечении.
В понедельник, наконец-то, можно было считать, что мелкие осложнения остались позади. Медгео выделил медсестру для индивидуального поста у постели пациента. Мне не пришлось долго ждать визита районного онколога, он посмотрел Майка, прочитал выписку из истории и, обращаясь ко мне, сказал:
- Вы ведь понимаете, что кроме химиотерапии мы здесь ничего проводить не можем.
- Вероятно, - сказал я.
- Тогда я сейчас выпишу рецепт, и родственники смогут приобрести лекарство. Предупреждаю, что оно довольно дорого стоит и, как правило, всякая мощная химиотерапия тяжело переносится больными.
С минуту я решал вопрос, послать ли мне за препаратом медсестру, а самому остаться возле Майка, а потом я решил, что риск, что медсестра не получит препарата больше, чем риск моего отсутствия в квартире, и поехал за препаратом сам. Хотя ехать нужно было с Ленинского проспекта до Каширского шоссе, я обернулся довольно быстро и до моего возвращения районный онколог не уходил.
- Вводите, - сказал он медсестре. - Только очень медленно, не капельно, но медленно.
После внутривенного вливания онколог решил, что его задача выполнена - препарат введён, соответствующая запись в истории болезни сделана - и распрощался, пообещав навещать Майка раз в неделю. Я остался ещё на полчасика - посмотреть, как будут проявляться побочные действия химиотерапевтического препарата. Они не замедлили проявиться. Майк почувствовал сильную тошноту, во избежание рвоты я ввёл атропин. Рвоту удалось предотвратить, но мучительная тошнота продолжалась.
- Феликс Борисович, - сказал Майк Петрович, - мы люди опытные и не находимся в каком-либо медицинском стационаре. Я не думаю, что курс этой терапии принесёт существенную пользу. Один-два лишних месяца с постоянной тошнотой и периодической рвотой вряд ли можно назвать эффективной терапией. Конечно, жалко, что вы приобрели целую упаковку этого препарата, но онкологических больных немало, и применение ему найдётся.
И, впервые за всё время нашего знакомства, Майк откровенно выразил недовольство моим присутствием.
- Я хотел бы отдохнуть, - сказал он. - Вы сделали всё, что могли, природа раковых заболеваний, при наличии метастазов, для получения серьёзного результата требует не заботы, а принципиально другого уровня развития медицины. Своя кровать и мобильный телефон - это максимум, который можно сейчас обеспечить. Я думаю, что будет лучше, если вы предоставите мне инициативу в наших телефонных контактах.
В этом доме находилась квартира Майка Петровича последние 25 лет его жизни.
Фото с сайта.
- Хорошо, - сказал я и попрощался.
- Кстати, Феликс Борисович, если у вас сейчас есть ноутбук, который не нужен, можно было бы попробовать его установить так, чтобы я мог им пользоваться, не поднимаясь с постели.
- Я думаю, что это возможно, - сказал я.
Поскольку ноутбук не нужно было носить, при выборе модели я предпочёл большой экран и много функций, и выйдя из квартиры Майка Петровича, по мобильному позвонил Андрею Орешкину, и он спросил только о том, куда привозить ноутбук. К вечеру ноутбук был установлен и Майку не хватало только ещё одной степени свободы для экрана.
- Они ушли? - спросила Гетта.
- Да, но, вероятно, один из них вернётся, потому что Майку Петровичу нужно сделать монитор поудобнее.
- А вы откуда знаете, что Майку это нужно? - спросила Гетта.
- Майк мне это сказал, - ответил я.
Лицо Гетты стало неприязненным, скулы её побелели, и она спросила тоном, которым разговаривают с мальчишкой-хулиганом.
- Он что, жаловался?
- Я не знаю, можно ли это назвать жалобой, просто ему хотелось бы иметь более удобное положение экрана, а люди, которые устанавливали монитор, считали, что это очень нетрудно сделать.
- Вы их увидите? - спросила Гетта.
- Увижу, - сказал я.
- Передайте им, что больше сюда приезжать не нужно, что Майка Петровича вполне устраивает текущее положение дел.
Я не успел передать это человеку, который устанавливал ноутбук, и он позвонил Майку, чтобы узнать, когда удобнее приехать. И Майк ответил жёстким железным голосом:
- Приезжать не нужно, я приспособился, и меня вполне устраивает то, как ноутбук установлен.
Майк обычно не менял так быстро своих мнений, вероятно, он решил, что сохранение хороших отношений с Геттой для него важнее, чем хорошо установленный ноутбук. Я понял, что если цитировать Кафку, для Гетты Майк уже превратился в насекомое. Это было неожиданно и страшно.
У Майка был мобильный телефон и, выйдя из его квартиры, я позвонил на этот мобильный.
- Нет, - сказал он, - я не почувствовал неприязни. Но, конечно, Гетту не устраивает ситуация, когда несколько месяцев она будет связана по рукам и по ногам необходимостью ухода за абсолютно беспомощным больным. К тому же, - продолжил Майк, - Гетте придётся научиться промывать мне мочевой пузырь через фистулу. Она будет нужна при этом, потому что нужно два человека.
Нет смысла перечислять мелкие трудностей, неизбежные у постели умирающего вплоть до того дня, когда через несколько месяцев Гетта позвонила мне ночью, чтобы сказать, что Майк умер.
Я стоял у окна вестибюля ректората и смотрел, как по Большой Пироговской улице медленно двигалась колонна автобусов защитного цвета. Я видел, как они ещё больше замедляли ход и дальше я терял их из поля зрения. Хотя я этого не видел, я думал, что они сворачивают на Новодевичье кладбище. Этот день был для меня глубоко трагическим, Майк умер, а накануне диагноз рака полости рта был поставлен Елене Дмитриевне. Человек, который сообщил мне диагноз, сказал:
- Такой диагноз у мужчины не кажется особенно страшным, часто бывают удачно заканчивающиеся операции. У женщин, особенно при раке языка, который мы видим здесь, это не удаётся практически никогда.
Я не хотел верить в это, но понимал, что человек, который произнёс эти слова, защитил докторскую диссертацию именно по исходам рака полости рта.
На похоронах Майка публика из автобусов вылезала разношёрстная, от стариков в чёрных шляпах и глухих тёмных пальто, в которых когда-то ходили члены политбюро, до высокопоставленных военнослужащих в новеньких френчах. Мнение Гетты о «режимности» Новодевичьего кладбища было явно преувеличено, никто не просил меня назвать фамилию, чтобы сверить её со списком приглашённых на похороны. Но, всё-таки, что это особое кладбище, было очевидно, потому, как быстро всё делалось, каждое действие было чётким и отработанным. И после того, как гроб был опущен в могилу и могила засыпана, на прежнее место был водружён памятник, на котором граверы уже написали новую строчку.
Фото с сайта.
Большинство людей, прибывших на похороны, окружило обновлённый памятник, а мне захотелось уйти, чтобы подумать над происшедшим в одиночку.