148. Наукан. 5 и Исследование подводников 3
Мы начали день с работы по исследованию прибывшего пополнения подводников. Примерно на половину это были возвратившиеся на службу контрактники, остальные прибыли сразу после призыва. Офицеры, которые их сопровождали, оставались служить в этой части уже в качестве командиров сформированных из этого пополнения экипажей двух новых подводных лодок. Это были дизельные лодки, но лодки последнего поколения. Конечно, в прямом столкновении с атомными, они проигрывали, но они и не были предназначены для этой цели. Существовали специальные атомные подводные лодки, которые назывались истребителями, именно их задачей было уничтожение лодок противника. Насколько мне известно, ни одного случая уничтожения подводных лодок другой страны в послевоенной истории не было. Дизельные подводные лодки были красивы - идеально овальный корпус и очень невысокая надстройка. Нам продемонстрировали, какую скорость они могут развивать в надводном положении, не называя этой скорости в узлах. Они сказали, что эти данные считаются секретными. Я не сомневался, что большое количество людей знает эти секретные данные, но мне они были ни к чему, мне достаточно было видеть стремительное скольжение этих лодок в бухте Нагаево. Но лодки вели старые экипажи, отбирать новые предстояло нам.
Я решил начать с контрактников, чтобы проверить, насколько постоянны закономерности, установленные в прошлом исследовании, когда мы обследовали действующие экипажи. Психологические интервью с офицерами и солдатами-контрактниками, насколько позволяло время, я проводил сам, и обнаружил ещё одно: большая часть полученных нами данных входила в осознаваемое пространство. На этот раз я решил, что интервью можно отложить, если время не позволит проводить его немедленно, и что я ограничусь тем, что посмотрю тестовые данные, полученные у офицеров и контрактников. Я успел просмотреть примерно половину результатов (они подтверждали закономерности, полученные в прошлом исследовании), когда позвонил Калачёв.
- Феликс Борисович, - сказал он, - к сожалению, вы были правы. У нас ещё одна госпитализация пациента с клинической картиной, очень похожей, на клиническую картину у тех двоих.
- Вы пришлёте машину? - спросил я.
- Она уже в пути, я считал, что чем бы вы ни были заняты, ради такого события вы оторвётесь от любого занятия. Я был бы рад, - добавил Калачёв, - если бы ваше предсказание не оправдалось.
- Мы поговорим, когда я приеду, - сказал я, - но уже сейчас ясно, что в наших рассуждениях не было ошибки.
В ожидании машины я продолжал знакомиться с результатами завершённых тестов, но решил, что окончательный итог мы вместе с Еленой Дмитриевной подведём вечером, и обсудим с командиром базы завтра. Машина посигналила во дворе, и я спросил Лену:
- А ты не хочешь поехать поговорить с новым пациентом?
- Если это такой же пациент, как те два, - ответила Лена, - он не выпишется сегодня, а кто-нибудь из руководителей исследования психической адаптации должен присутствовать во время его проведения. Тебе ехать надо, а я присмотрю, чтобы всё было правильно здесь.
- Ну, хорошо, - сказал я, - не удивляйся, если я задержусь.
Нового пациента звали Нанухак, что по-эскимоски означает «медвежонок», и он соответствовал своему имени: он двигался, несколько косолапя, и лицо его, чуть-чуть вытянутое вперёд, не имело выражения. Во всяком случае, не имело выражения достаточно яркого для того, чтобы его мог увидеть не эскимос. Он хорошо понимал русскую речь, но иногда затруднялся в подборе русских слов, когда говорил сам, и я попросил Илу посидеть с нами и помочь, если возникнут языковые трудности в общении. Нанухак жил сейчас в Уэлене, как и Илу, и говорил, что много лет ему в Уэлене было хорошо. Чукчи относились к нему лучше, чем к другим эскимосам, особенно после того, как он женился, взяв себе в жёны чукчанку.
Уэлен в середине XX столетия.
Фото с сайта.
- Если всё хорошо, почему вас привезли сюда? - спросил я.
- Было всё хорошо, но потом, - он вдруг перешёл на эскимосский и Ила, гордый своей миссией, стал переводить на русский, - потом меня стали посещать видения. Я вдруг оказывался в другом месте и долго не мог понять, где. И потом я вдруг понимал, что я снова живу в Наукану, и мой отец мне говорит: «Зачем ты женился на чукчанке, разве мало эскимосских девушек?». «Она хорошая жена, - отвечал я, - она родила мне ребёнка, у нас всегда горит огонь в очаге, и всегда есть варёная еда». Отец продолжал: «Но ты вернулся в Наукану, ты не можешь привести сюда жену-чукчанку». «Но я то могу остаться в Уэлене?» «Ты не можешь остаться в Уэлене, - сказал отец, - ты принадлежишь этой земле, и пока стоят три холма, ты будешь ей принадлежать». Он ещё не договорил до конца, когда мы услышали голос русского начальника: «Уходите в Нунямо. Быстрей уходите, потому что иначе вы погибните. Этих холмов уже нет, они вам грезятся». И я сказал русскому начальнику: «Я стою на холме и чувствую опору под ногами, значит, холм есть». И начальник засмеялся хрипло и сказал: «Быстрее бегите в Нунямо, потому, что я сейчас прикажу своим людям, и они поднимут холмы на воздух. Бегите же быстрей!» И мы побежали. Мы не успели убежать далеко, мы услышали страшный гром и увидели, как взлетают в воздух холмы и осыпаются мелкой пылью. И отец мой сказал: «Это конец мира, потому что земля пошла от этих холмов, и не забыла этого. Вся земля рухнет также, как эти холмы - сегодня, завтра, через три дня или через семь». Меня охватил ужас, и я не мог бежать в Нунямо, я метался в панике, потому что если вся земля рухнет, не было смысла бежать в Нунямо. И отец вдруг сказал: «Ты же знаешь, я два года назад ушёл к верхним людям, я знаю будущее и то, что я говорю - правда». Я вспомнил, что отец и вправду ушёл к верхним людям, и я удивился тому, что отец разговаривал со мною в Наукану, потому что те, кто ушёл к верхним людям, обычно не показывают живущим своего лица, хотя могут говорить и их голос слышен. Я понял, что вижу что-то небывалое, и мой ужас стал ещё сильнее, хотя я думал, что сильнее он быть уже не может. А потом перед моими глазами появилась моя жена, и сказала: «Пойдём, потому что в Уэлене уже думают, что ты ушёл в тундру. И сразу исчезло видение холмов Наукану, исчезло видение отца, и я увидел себя в своём доме в Уэлене. В доме было много людей и они спросили меня: «Где ты был? Мы думали, что ты один ушёл в тундру». Я честно рассказал им всё, что было, что я был в Наукану, что я видел своего отца, который два года назад ушёл к верхним людям, что русский начальник велел нам бежать в Нунямо, что мой отец сказал, что через 3 или 7 дней вся земля рухнет, и я метался в ужасе. Но передо мной появилась Гыронав, моя жена, и сказала, что меня ждут в Уэлене. И хотя я удивился тому, что она могла так быстро дойти из Уэлена в Нунямо, я пошёл за ней, зашёл в свой дом в Уэлене, и увидел здесь много людей, и люди сказали мне: «Как ты мог быть в Наукане, если его не существует уже больше 7 лет?» Я сказал: «Я не знаю. Я вернулся в Уэлен, но ужас ещё сидит во мне». Они спросили: «И ты не чувствуешь ничего, кроме ужаса?» «Я чувствую, как тело моё дрожит от того, что его трясёт страх. Я чувствую, что кровь приливает к моему лицу жаром, и ноги становятся очень холодными, а потом кровь падает в ноги, они начинают гореть и я с трудом поворачиваю язык, потому что в лице моём не осталось крови». И тогда человек, который в Уэлене старший, сказал: «Тебя терзают те же демоны, которые терзали Илу, но мы ездили к Иле в больницу, и увидели, что в больнице ему стало много лучше. Тебя надо отвезти в больницу». Я не думал, что из меня можно вынуть страх, - сказал Нанухак мне, - но старший человек сказал: «Мы повезём тебя, иначе ты погибнешь сам и можешь погубить нас».
Уэлен в XXI веке.
Фото со страницы.
Я решил, что разговор был уже очень длинным, и состоял он только из монолога Нанухака. И, кроме того, я уже знал, как можно быстро уничтожить ужас. Я сказал Нанахуку:
- Мы умеем вынимать страх из человека. Мы умеем избавлять человека от видений. Твоя жена приехала вместе с тобой, и мы иногда будем разрешать ей тебя навещать. Мы уложим тебя в постель, дадим тебе целебное средство, и в твою кровь введём жидкость, которая кровь очистит. Пойдём.
Мы с Калачёвым взяли Нанахуку под руки и, не вызывая персонала, отвели его в уже ожидавшую его палату, и он не сопротивляясь лёг в постель, хотя теперь мимика его стала достаточно яркой, чтобы я увидел страх на его лице. Но он без возражений проглотил первую дозу неулептила и также без сопротивления позволил взять свою руку процедурной сестре. Но когда она затянула жгут и велела Нанухаку сжать кулак, он попытался двинуть рукой, но Калачёв плотно прижал его руку и процедурная сестра медленно, струйно, ввела ему в вену диазепам. В двух предыдущих случаях мы не сразу решили, каким будет характер терапии, и избегали внутривенных вливаний. Теперь сомнений на этот счёт не было. Если тревога была выражена так, что существовало ощущение неотвратимой катастрофы, то оно бы исчезло, а если был только страх, то Нанухак мог заснуть сразу после вливания. Нанухак заснул буквально «на игле», сестра ещё не успела её вынуть. Когда она вынула иглу, мы сняли жгут, сделали наклейку из стерильной марли на место вливания, чтобы кровь не вытекала под кожу.
- Пойдёмте, - сказал Калачёв.
Мы вернулись в его кабинет, и он сказал:
- Всё повторяется с незначительными вариациями. Этот больше похож на старика, хотя у него нет опыта общения со злыми духами. Ему нужно много говорить, он не может остановиться. Но теперь это просто ещё один случай заболевания невероятного, потому что не может посттравматический стресс развиваться через годы. Но если вы правы, и это результат особого генофонда, то всё остальное понятно. У Нанухака было ощущение напряжения, страха, ужаса. Честно говоря, я тоже испытывал напряжение, когда привезли старика Ануку. Но теперь это было просто хорошо знакомое заболевание, и я испытываю не большее напряжение, чем когда поступает пациент с генерализованной свободноплавающей тревогой. И, всё-таки, не хотелось бы к этому привыкать. Вы думаете, что все жители Наукана пройдут через такую болезнь?
В Уэлене собачьи упряжки ещё оставались типичным видом транспорта. Люди из Наукана быстро стали отличными каюрами.
Фото с сайта.
- Нет, конечно, - сказал я, - я думаю, их будет человек 10-12, и интервал между заболеваниями может увеличиться. Слух об этой болезни пройдёт по Чукотке, и может быть, мы даже не узнаем о некоторых случаях, которые возьмутся лечить местные врачи.
- Лучше бы они не брались, - сказал Калачёв, - но поручиться, что они не возьмутся, нельзя. Ну, а ещё 7-9 человек это ничтожная часть той заболеваемости, с которой мы имеем дело. Появление третьего случая и наш разговор меня успокоили совершенно. Я могу даже не приглашать вас, если привезут ещё такого больного.
- Валерий Фёдорович, - сказал я, - давайте договоримся, что если такого больного привезут раньше, чем я уеду из Магадана, то вы меня уж всё-таки пригласите.
- Да я и не собирался ничего от вас скрывать, просто я хотел таким образом показать, насколько я успокоился.
- Естественно, - сказал я, - вы врач, к вам привозят пациента, которого нужно лечить. К вашему колоссальному врачебному опыту добавилась ещё небольшая частица. Картина заболевания известна, лечение известно, сенсация закончилась.
- Да, - сказал Калачёв, - вы и на этот раз правы. Вы пообедаете у нас, или поедете?
- Пожалуй, поеду, - сказал я.
- Я так и думал. Машина уже стоит у двери.
И через 40 минут я уже снова входил в помещение, в котором обследовали прибывшее к подводникам пополнение.
Продолжение следует.
Я решил начать с контрактников, чтобы проверить, насколько постоянны закономерности, установленные в прошлом исследовании, когда мы обследовали действующие экипажи. Психологические интервью с офицерами и солдатами-контрактниками, насколько позволяло время, я проводил сам, и обнаружил ещё одно: большая часть полученных нами данных входила в осознаваемое пространство. На этот раз я решил, что интервью можно отложить, если время не позволит проводить его немедленно, и что я ограничусь тем, что посмотрю тестовые данные, полученные у офицеров и контрактников. Я успел просмотреть примерно половину результатов (они подтверждали закономерности, полученные в прошлом исследовании), когда позвонил Калачёв.
- Феликс Борисович, - сказал он, - к сожалению, вы были правы. У нас ещё одна госпитализация пациента с клинической картиной, очень похожей, на клиническую картину у тех двоих.
- Вы пришлёте машину? - спросил я.
- Она уже в пути, я считал, что чем бы вы ни были заняты, ради такого события вы оторвётесь от любого занятия. Я был бы рад, - добавил Калачёв, - если бы ваше предсказание не оправдалось.
- Мы поговорим, когда я приеду, - сказал я, - но уже сейчас ясно, что в наших рассуждениях не было ошибки.
В ожидании машины я продолжал знакомиться с результатами завершённых тестов, но решил, что окончательный итог мы вместе с Еленой Дмитриевной подведём вечером, и обсудим с командиром базы завтра. Машина посигналила во дворе, и я спросил Лену:
- А ты не хочешь поехать поговорить с новым пациентом?
- Если это такой же пациент, как те два, - ответила Лена, - он не выпишется сегодня, а кто-нибудь из руководителей исследования психической адаптации должен присутствовать во время его проведения. Тебе ехать надо, а я присмотрю, чтобы всё было правильно здесь.
- Ну, хорошо, - сказал я, - не удивляйся, если я задержусь.
Нового пациента звали Нанухак, что по-эскимоски означает «медвежонок», и он соответствовал своему имени: он двигался, несколько косолапя, и лицо его, чуть-чуть вытянутое вперёд, не имело выражения. Во всяком случае, не имело выражения достаточно яркого для того, чтобы его мог увидеть не эскимос. Он хорошо понимал русскую речь, но иногда затруднялся в подборе русских слов, когда говорил сам, и я попросил Илу посидеть с нами и помочь, если возникнут языковые трудности в общении. Нанухак жил сейчас в Уэлене, как и Илу, и говорил, что много лет ему в Уэлене было хорошо. Чукчи относились к нему лучше, чем к другим эскимосам, особенно после того, как он женился, взяв себе в жёны чукчанку.
Уэлен в середине XX столетия.
Фото с сайта.
- Если всё хорошо, почему вас привезли сюда? - спросил я.
- Было всё хорошо, но потом, - он вдруг перешёл на эскимосский и Ила, гордый своей миссией, стал переводить на русский, - потом меня стали посещать видения. Я вдруг оказывался в другом месте и долго не мог понять, где. И потом я вдруг понимал, что я снова живу в Наукану, и мой отец мне говорит: «Зачем ты женился на чукчанке, разве мало эскимосских девушек?». «Она хорошая жена, - отвечал я, - она родила мне ребёнка, у нас всегда горит огонь в очаге, и всегда есть варёная еда». Отец продолжал: «Но ты вернулся в Наукану, ты не можешь привести сюда жену-чукчанку». «Но я то могу остаться в Уэлене?» «Ты не можешь остаться в Уэлене, - сказал отец, - ты принадлежишь этой земле, и пока стоят три холма, ты будешь ей принадлежать». Он ещё не договорил до конца, когда мы услышали голос русского начальника: «Уходите в Нунямо. Быстрей уходите, потому что иначе вы погибните. Этих холмов уже нет, они вам грезятся». И я сказал русскому начальнику: «Я стою на холме и чувствую опору под ногами, значит, холм есть». И начальник засмеялся хрипло и сказал: «Быстрее бегите в Нунямо, потому, что я сейчас прикажу своим людям, и они поднимут холмы на воздух. Бегите же быстрей!» И мы побежали. Мы не успели убежать далеко, мы услышали страшный гром и увидели, как взлетают в воздух холмы и осыпаются мелкой пылью. И отец мой сказал: «Это конец мира, потому что земля пошла от этих холмов, и не забыла этого. Вся земля рухнет также, как эти холмы - сегодня, завтра, через три дня или через семь». Меня охватил ужас, и я не мог бежать в Нунямо, я метался в панике, потому что если вся земля рухнет, не было смысла бежать в Нунямо. И отец вдруг сказал: «Ты же знаешь, я два года назад ушёл к верхним людям, я знаю будущее и то, что я говорю - правда». Я вспомнил, что отец и вправду ушёл к верхним людям, и я удивился тому, что отец разговаривал со мною в Наукану, потому что те, кто ушёл к верхним людям, обычно не показывают живущим своего лица, хотя могут говорить и их голос слышен. Я понял, что вижу что-то небывалое, и мой ужас стал ещё сильнее, хотя я думал, что сильнее он быть уже не может. А потом перед моими глазами появилась моя жена, и сказала: «Пойдём, потому что в Уэлене уже думают, что ты ушёл в тундру. И сразу исчезло видение холмов Наукану, исчезло видение отца, и я увидел себя в своём доме в Уэлене. В доме было много людей и они спросили меня: «Где ты был? Мы думали, что ты один ушёл в тундру». Я честно рассказал им всё, что было, что я был в Наукану, что я видел своего отца, который два года назад ушёл к верхним людям, что русский начальник велел нам бежать в Нунямо, что мой отец сказал, что через 3 или 7 дней вся земля рухнет, и я метался в ужасе. Но передо мной появилась Гыронав, моя жена, и сказала, что меня ждут в Уэлене. И хотя я удивился тому, что она могла так быстро дойти из Уэлена в Нунямо, я пошёл за ней, зашёл в свой дом в Уэлене, и увидел здесь много людей, и люди сказали мне: «Как ты мог быть в Наукане, если его не существует уже больше 7 лет?» Я сказал: «Я не знаю. Я вернулся в Уэлен, но ужас ещё сидит во мне». Они спросили: «И ты не чувствуешь ничего, кроме ужаса?» «Я чувствую, как тело моё дрожит от того, что его трясёт страх. Я чувствую, что кровь приливает к моему лицу жаром, и ноги становятся очень холодными, а потом кровь падает в ноги, они начинают гореть и я с трудом поворачиваю язык, потому что в лице моём не осталось крови». И тогда человек, который в Уэлене старший, сказал: «Тебя терзают те же демоны, которые терзали Илу, но мы ездили к Иле в больницу, и увидели, что в больнице ему стало много лучше. Тебя надо отвезти в больницу». Я не думал, что из меня можно вынуть страх, - сказал Нанухак мне, - но старший человек сказал: «Мы повезём тебя, иначе ты погибнешь сам и можешь погубить нас».
Уэлен в XXI веке.
Фото со страницы.
Я решил, что разговор был уже очень длинным, и состоял он только из монолога Нанухака. И, кроме того, я уже знал, как можно быстро уничтожить ужас. Я сказал Нанахуку:
- Мы умеем вынимать страх из человека. Мы умеем избавлять человека от видений. Твоя жена приехала вместе с тобой, и мы иногда будем разрешать ей тебя навещать. Мы уложим тебя в постель, дадим тебе целебное средство, и в твою кровь введём жидкость, которая кровь очистит. Пойдём.
Мы с Калачёвым взяли Нанахуку под руки и, не вызывая персонала, отвели его в уже ожидавшую его палату, и он не сопротивляясь лёг в постель, хотя теперь мимика его стала достаточно яркой, чтобы я увидел страх на его лице. Но он без возражений проглотил первую дозу неулептила и также без сопротивления позволил взять свою руку процедурной сестре. Но когда она затянула жгут и велела Нанухаку сжать кулак, он попытался двинуть рукой, но Калачёв плотно прижал его руку и процедурная сестра медленно, струйно, ввела ему в вену диазепам. В двух предыдущих случаях мы не сразу решили, каким будет характер терапии, и избегали внутривенных вливаний. Теперь сомнений на этот счёт не было. Если тревога была выражена так, что существовало ощущение неотвратимой катастрофы, то оно бы исчезло, а если был только страх, то Нанухак мог заснуть сразу после вливания. Нанухак заснул буквально «на игле», сестра ещё не успела её вынуть. Когда она вынула иглу, мы сняли жгут, сделали наклейку из стерильной марли на место вливания, чтобы кровь не вытекала под кожу.
- Пойдёмте, - сказал Калачёв.
Мы вернулись в его кабинет, и он сказал:
- Всё повторяется с незначительными вариациями. Этот больше похож на старика, хотя у него нет опыта общения со злыми духами. Ему нужно много говорить, он не может остановиться. Но теперь это просто ещё один случай заболевания невероятного, потому что не может посттравматический стресс развиваться через годы. Но если вы правы, и это результат особого генофонда, то всё остальное понятно. У Нанухака было ощущение напряжения, страха, ужаса. Честно говоря, я тоже испытывал напряжение, когда привезли старика Ануку. Но теперь это было просто хорошо знакомое заболевание, и я испытываю не большее напряжение, чем когда поступает пациент с генерализованной свободноплавающей тревогой. И, всё-таки, не хотелось бы к этому привыкать. Вы думаете, что все жители Наукана пройдут через такую болезнь?
В Уэлене собачьи упряжки ещё оставались типичным видом транспорта. Люди из Наукана быстро стали отличными каюрами.
Фото с сайта.
- Нет, конечно, - сказал я, - я думаю, их будет человек 10-12, и интервал между заболеваниями может увеличиться. Слух об этой болезни пройдёт по Чукотке, и может быть, мы даже не узнаем о некоторых случаях, которые возьмутся лечить местные врачи.
- Лучше бы они не брались, - сказал Калачёв, - но поручиться, что они не возьмутся, нельзя. Ну, а ещё 7-9 человек это ничтожная часть той заболеваемости, с которой мы имеем дело. Появление третьего случая и наш разговор меня успокоили совершенно. Я могу даже не приглашать вас, если привезут ещё такого больного.
- Валерий Фёдорович, - сказал я, - давайте договоримся, что если такого больного привезут раньше, чем я уеду из Магадана, то вы меня уж всё-таки пригласите.
- Да я и не собирался ничего от вас скрывать, просто я хотел таким образом показать, насколько я успокоился.
- Естественно, - сказал я, - вы врач, к вам привозят пациента, которого нужно лечить. К вашему колоссальному врачебному опыту добавилась ещё небольшая частица. Картина заболевания известна, лечение известно, сенсация закончилась.
- Да, - сказал Калачёв, - вы и на этот раз правы. Вы пообедаете у нас, или поедете?
- Пожалуй, поеду, - сказал я.
- Я так и думал. Машина уже стоит у двери.
И через 40 минут я уже снова входил в помещение, в котором обследовали прибывшее к подводникам пополнение.
Продолжение следует.