85. Жизнь в малой и крупной группе (окончание). Экспедиции из западных метрополий.
Поскольку, исходя из представлений о относительном постоянстве психофизиологических соотношений, мы ожидали большей выраженности физиологических изменений в замкнутой изолированной группе, было проведено параллельное исследование ряда физиологических показателей. Обнаруженные изменения физиологических характеристик, по-видимому, в основном были связаны с более высоким эмоциональным напряжением, наблюдавшемся в замкнутой группе. Можно привести несколько примеров таких изменений. В частности, отмечалась необычно большая амплитуда кожно-гальванической реакции (КГР), даже при отсутствии нагрузок. Такую не связанную с нагрузками КГР принято называть спонтанной. При введении нагрузок физических и умственных, амплитуда возрастала относительно незначительно за счёт исходно высокой спонтанной КГР. Кроме того, ориентировочная реакция, т.е. реакция на нейтральный раздражитель, возникающий в силу его неожиданности, была интенсивно выражена. При повторении нейтрального раздражителя ориентировочная реакция постепенно угасает, но у испытуемых, входящих в замкнутую группу, обследованную на базе Витязь, отмечалась необычно медленное угасание ориентировочной реакции. Физиологические показатели могли изменяться в зависимости от психического состояния испытуемого в момент исследования. Так, если у испытуемого отмечалось подавленное настроение, спонтанная КГР была ниже, чем средняя в группе, а реакции на различные виды нагрузки существенно различались. Реакция на физическую нагрузку была выражена слабо, а на умственную - довольно интенсивно. Ослабление спонтанной КГР сочеталось с меньшей выраженностью ориентировочной реакции, более быстрым её угасанием, и невозможностью вызвать её повторно.
При проведении исследования люди, образующие замкнутую группу, работающие преимущественно на базе «Витязь» держались более отчуждённо, наладить с ними контакт было труднее, и хотя, в конце концов, это удавалось, установление такого контакта требовало большего времени. Иногда заметная напряжённость испытуемого была связана со случайным и не слишком важным обстоятельством. «Что-нибудь произошло?» - спросил я испытуемого, напряжённость которого бросалась в глаза. «Жена не довольна, - ответил он, - она во Владивосток уезжала, а здесь у меня божьи коровки в огороде всю картошку съели». «А что надо было делать, чтобы картошку сохранить?» «Да каким-нибудь пестицидом её опрыскать». «Ну, это, вроде, не трудно?» «Да я работал, и про эту картошку забыл совсем. А она из-за всякой мелочи может обидеться, разговаривать перестаёт. Если оба работаем где-нибудь на акватории, отношения всегда хорошие. А здесь, в изоляции, они могут из-за любой мелочи ухудшиться». Для моего собеседника это было просто описанием неприятной бытовой ситуации. Для меня же это было ярким примером изменения взаимоотношений людей (даже близких) при нахождении в замкнутой группе и вне её. Интересно, что мой собеседник сам употребил выражение «здесь, в изоляции, они (отношения) могут из-за любой мелочи ухудшиться».
Второй пример был характерен для стремления к самоутверждению при взаимодействии с людьми, не входящими в группу. Испытуемый из той же изолированы группы, держался подчёркнуто независимо, сказал, что он пришёл, поскольку этого хотело его руководство. Но в нашей интерпретации он совершенно не заинтересован, т.к. он специально изучал себя и очень хорошо себя знает, и это исследование будет скорее проверкой пригодности наших методик, чем исследованием его личности. Он чётко и в хорошем темпе выполнил все предъявленные ему методики и спросил, когда он может услышать интерпретацию. «Если не хотите приходить ещё раз, подождите минут 10, мы ваши материалы будем обрабатывать вне очереди». Выслушав интерпретацию, он снисходительно сказал: «Неплохо, существенных ошибок нет». Мы поблагодарили его за высокую оценку наших методов и расстались друзьями.
Когда я говорил о характерных для замкнутой группы изменениях, я не отметил того факта, что эти изменения оценивались при сопоставлении замкнутой группы на Витязе и выборкой из сотрудников тех же институтов, проживающих постоянно во Владивостоке, и приезжающих на базу «Витязь» для проведения конкретных исследований на 7-10 дней, реже на 2 недели. Это позволяло утверждать что изменения являются результатом именно пребывания в замкнутой группе, потому что остальные факторы - специальность, место работы, климатическая зона - у «пришельцев» из Владивостока были такими же. По-видимому, в замкнутые коллективы, занятые преимущественно исследовательской работой, целесообразно введение специалистов, которые бы имели опыт работы в области психической адаптации и способствовали бы её нормализации в сложных условиях замкнутой группы.
Бухта была "Витязь" была очень удобным местом для исследований, она была защищена не только своей глубиной и протяжённостью, но и тем, что перед входом в бухту были скалы и огромные камни.
Камни Таранцева - вид из бухты Витязь
(фотграфия со страницы http://mywebs.su/blog/history/1437.html)
Экспедиции из западных метрополий.
Поздняя весна и ранняя осень были временем, которое выбирали для экспедиций на базу институты из далёких западных метрополий. Это было связано с погодными условиями, а погода, особенно ранней осенью, позволяла работать эффективно с краткими перерывами на тайфуны. Бухта Витязь давала материал, который позволял проводить уникальные исследования на биологических объектах, буквально лежащих под боком.
Экспедиция, которую возглавлял Левон Михайлович Чайлохян из Института проблем передачи информации, традиционно располагалась в соседнем с нами блоке «Дома у пристани». Казалось, что Чайлохян никогда не спит, и его сотрудники перенимали ту же манеру. Это начиналось, когда экспедиция прибывала из Москвы и широтные перемещения ночью создавали ощущение высокого уровня бодрствования при одновременном более или менее выраженном снижении уровня бодрствования днём. На второй-третий день пребывания в бухте это ощущение становилось менее выраженным, но не исчезало полностью. По-видимому, для того, чтобы целиком погрузиться в океан новой широты, нужно время, сравнимое со временем экспедиции. Возможно, играло роль ещё и то, что менялись биоритмы не только у нервной и психической деятельности, а и у значительно более распределённых систем, в частности иммунной. Эта широтная бессонница располагала к длинным полуночным или ночным разговорам.
Левон Михайлович Чайлохян
Левон Михайлович был блестящий рассказчик, о чём бы не шла речь, о том, как добывали последних крабов или о роли межклеточных диффузных каналов. Обычно он не ограничивался биологическими темами, в частности, говорил о Сергее Адамовиче Ковалеве и их совместных работах. Чайлохян был вольнолюбивым человеком, но профессиональным диссидентом он не был. Но когда Сергея Адамовича арестовали, он каждый год ездил его навещать. В интервью, опубликованном год назад, Ковалёв вспоминает о письме, в котором они с Чайлохяном и группой сотрудников защищали научный подход в генетике и собрали под этим письмом довольно много подписей, и о дальнейшей судьбе письма, которое в итоге украл один из доцентов биофака. Только из этого интервью я впервые узнал, что Чайлохян, человек, который вызывал у меня огромное уважение, а иногда чувство, похожее на нежность, умер два года назад, в 2009 году. Меня это огорчило, но не удивило. Моё поколение уходит и в моей старой записной книжке большинство фамилий обведено чёрной рамочкой.
Тот биологический объект, ради которого чайлохяновцы приезжали на базу «Витязь», был большой камчатский краб, нерв клешни которого был самым длинным передатчиком информации, удобным для целей изучения - краба было легко добывать и нерв было легко сепарировать. Тогда же я увидел гигантский аксон кальмара и понял восхищение Чайлохяна тем, что у некоторых видов кальмара, доступных для эксперимента, диаметр гигантского аксона достигает 0,8 мм (в 50-100 раз больше, чем диаметр аксона у позвоночных).
Чайлохян создал геометрический подход, позволяющий на количественной основе оценить функциональные возможности различных возбудимых структур. Он разрабатывал вопросы о роли межклеточных диффузных информационных каналов в протекании основных тканевых процессов; о механизмах кооперативного поведения информационно связанных клеток; о решающей роли поверхностной мембраны миелиновых волокон; о переходном процессе, позволяющем оценить время работы ионного канала. Широта его интересов в области передачи информации в биологических объектах, блестящая способность синтезировать полученные данные привели Левона Михайловича к мысли о том, что передача информации в биологических объектах составляет необходимую основу жизни. Благодаря широте взглядов Чайлохян был одним из первых учёных, работавших в области биоинженерии, и вместе с рядом своих коллег сделал первый шаг в клонировании млекопитающих, за 10 лет до более известной (чем её создатели) овечки Долли.
С первых дней прибытия экспедиции Чайлохяна, который имел квоту на добычу камчатского краба, мы устраивали крабовые пиры, тем более, что у кавказца Чайлохяна всегда находилось приятная крепкая и некрепкая добавка, которую мы предпосылали крабу. Я откровенно завидовал молодым сотрудникам Чайлохяна, которые очень многое узнавали с лёту - со слуха, из уст человека, в мозгу которого эти знания родились. Они много работали и, естественно, уставали. Однажды одна из сотрудниц Левона Михайловича, рядом с которой я сел на диван, сказала: «Сил больше нет, Феликс Борисович, разрешите я возложу свою голову вам на плечё». И я с удовольствием внёс этот вклад в интенсивную работу чайлохяновцев.
Продолжение следует.
При проведении исследования люди, образующие замкнутую группу, работающие преимущественно на базе «Витязь» держались более отчуждённо, наладить с ними контакт было труднее, и хотя, в конце концов, это удавалось, установление такого контакта требовало большего времени. Иногда заметная напряжённость испытуемого была связана со случайным и не слишком важным обстоятельством. «Что-нибудь произошло?» - спросил я испытуемого, напряжённость которого бросалась в глаза. «Жена не довольна, - ответил он, - она во Владивосток уезжала, а здесь у меня божьи коровки в огороде всю картошку съели». «А что надо было делать, чтобы картошку сохранить?» «Да каким-нибудь пестицидом её опрыскать». «Ну, это, вроде, не трудно?» «Да я работал, и про эту картошку забыл совсем. А она из-за всякой мелочи может обидеться, разговаривать перестаёт. Если оба работаем где-нибудь на акватории, отношения всегда хорошие. А здесь, в изоляции, они могут из-за любой мелочи ухудшиться». Для моего собеседника это было просто описанием неприятной бытовой ситуации. Для меня же это было ярким примером изменения взаимоотношений людей (даже близких) при нахождении в замкнутой группе и вне её. Интересно, что мой собеседник сам употребил выражение «здесь, в изоляции, они (отношения) могут из-за любой мелочи ухудшиться».
Второй пример был характерен для стремления к самоутверждению при взаимодействии с людьми, не входящими в группу. Испытуемый из той же изолированы группы, держался подчёркнуто независимо, сказал, что он пришёл, поскольку этого хотело его руководство. Но в нашей интерпретации он совершенно не заинтересован, т.к. он специально изучал себя и очень хорошо себя знает, и это исследование будет скорее проверкой пригодности наших методик, чем исследованием его личности. Он чётко и в хорошем темпе выполнил все предъявленные ему методики и спросил, когда он может услышать интерпретацию. «Если не хотите приходить ещё раз, подождите минут 10, мы ваши материалы будем обрабатывать вне очереди». Выслушав интерпретацию, он снисходительно сказал: «Неплохо, существенных ошибок нет». Мы поблагодарили его за высокую оценку наших методов и расстались друзьями.
Когда я говорил о характерных для замкнутой группы изменениях, я не отметил того факта, что эти изменения оценивались при сопоставлении замкнутой группы на Витязе и выборкой из сотрудников тех же институтов, проживающих постоянно во Владивостоке, и приезжающих на базу «Витязь» для проведения конкретных исследований на 7-10 дней, реже на 2 недели. Это позволяло утверждать что изменения являются результатом именно пребывания в замкнутой группе, потому что остальные факторы - специальность, место работы, климатическая зона - у «пришельцев» из Владивостока были такими же. По-видимому, в замкнутые коллективы, занятые преимущественно исследовательской работой, целесообразно введение специалистов, которые бы имели опыт работы в области психической адаптации и способствовали бы её нормализации в сложных условиях замкнутой группы.
Бухта была "Витязь" была очень удобным местом для исследований, она была защищена не только своей глубиной и протяжённостью, но и тем, что перед входом в бухту были скалы и огромные камни.
Камни Таранцева - вид из бухты Витязь
(фотграфия со страницы http://mywebs.su/blog/history/1437.html)
Экспедиции из западных метрополий.
Поздняя весна и ранняя осень были временем, которое выбирали для экспедиций на базу институты из далёких западных метрополий. Это было связано с погодными условиями, а погода, особенно ранней осенью, позволяла работать эффективно с краткими перерывами на тайфуны. Бухта Витязь давала материал, который позволял проводить уникальные исследования на биологических объектах, буквально лежащих под боком.
Экспедиция, которую возглавлял Левон Михайлович Чайлохян из Института проблем передачи информации, традиционно располагалась в соседнем с нами блоке «Дома у пристани». Казалось, что Чайлохян никогда не спит, и его сотрудники перенимали ту же манеру. Это начиналось, когда экспедиция прибывала из Москвы и широтные перемещения ночью создавали ощущение высокого уровня бодрствования при одновременном более или менее выраженном снижении уровня бодрствования днём. На второй-третий день пребывания в бухте это ощущение становилось менее выраженным, но не исчезало полностью. По-видимому, для того, чтобы целиком погрузиться в океан новой широты, нужно время, сравнимое со временем экспедиции. Возможно, играло роль ещё и то, что менялись биоритмы не только у нервной и психической деятельности, а и у значительно более распределённых систем, в частности иммунной. Эта широтная бессонница располагала к длинным полуночным или ночным разговорам.
Левон Михайлович Чайлохян
Левон Михайлович был блестящий рассказчик, о чём бы не шла речь, о том, как добывали последних крабов или о роли межклеточных диффузных каналов. Обычно он не ограничивался биологическими темами, в частности, говорил о Сергее Адамовиче Ковалеве и их совместных работах. Чайлохян был вольнолюбивым человеком, но профессиональным диссидентом он не был. Но когда Сергея Адамовича арестовали, он каждый год ездил его навещать. В интервью, опубликованном год назад, Ковалёв вспоминает о письме, в котором они с Чайлохяном и группой сотрудников защищали научный подход в генетике и собрали под этим письмом довольно много подписей, и о дальнейшей судьбе письма, которое в итоге украл один из доцентов биофака. Только из этого интервью я впервые узнал, что Чайлохян, человек, который вызывал у меня огромное уважение, а иногда чувство, похожее на нежность, умер два года назад, в 2009 году. Меня это огорчило, но не удивило. Моё поколение уходит и в моей старой записной книжке большинство фамилий обведено чёрной рамочкой.
Тот биологический объект, ради которого чайлохяновцы приезжали на базу «Витязь», был большой камчатский краб, нерв клешни которого был самым длинным передатчиком информации, удобным для целей изучения - краба было легко добывать и нерв было легко сепарировать. Тогда же я увидел гигантский аксон кальмара и понял восхищение Чайлохяна тем, что у некоторых видов кальмара, доступных для эксперимента, диаметр гигантского аксона достигает 0,8 мм (в 50-100 раз больше, чем диаметр аксона у позвоночных).
Чайлохян создал геометрический подход, позволяющий на количественной основе оценить функциональные возможности различных возбудимых структур. Он разрабатывал вопросы о роли межклеточных диффузных информационных каналов в протекании основных тканевых процессов; о механизмах кооперативного поведения информационно связанных клеток; о решающей роли поверхностной мембраны миелиновых волокон; о переходном процессе, позволяющем оценить время работы ионного канала. Широта его интересов в области передачи информации в биологических объектах, блестящая способность синтезировать полученные данные привели Левона Михайловича к мысли о том, что передача информации в биологических объектах составляет необходимую основу жизни. Благодаря широте взглядов Чайлохян был одним из первых учёных, работавших в области биоинженерии, и вместе с рядом своих коллег сделал первый шаг в клонировании млекопитающих, за 10 лет до более известной (чем её создатели) овечки Долли.
С первых дней прибытия экспедиции Чайлохяна, который имел квоту на добычу камчатского краба, мы устраивали крабовые пиры, тем более, что у кавказца Чайлохяна всегда находилось приятная крепкая и некрепкая добавка, которую мы предпосылали крабу. Я откровенно завидовал молодым сотрудникам Чайлохяна, которые очень многое узнавали с лёту - со слуха, из уст человека, в мозгу которого эти знания родились. Они много работали и, естественно, уставали. Однажды одна из сотрудниц Левона Михайловича, рядом с которой я сел на диван, сказала: «Сил больше нет, Феликс Борисович, разрешите я возложу свою голову вам на плечё». И я с удовольствием внёс этот вклад в интенсивную работу чайлохяновцев.
Продолжение следует.