631. Ещё несколько слов об адаптации ( Старик. 8)
В комментариях и других сообщениях, которые я получил после окончания цикла «Старик», сквозило недоумение, которое в словах одного из читателей было выражено так: «И, всё-таки, что случилось со Стариком? Почему с ним случилось истощение адаптации, при том, что он был моложе своего физиологического возраста и жил в экологически чистой обстановке, лишенной явного стресса?»
Я не привожу других аналогичных высказываний, поскольку общий смысл их совпадает. Давайте для начала вспомним, что такое адаптация. Я часто говорю «психическая адаптация», поскольку если человек сохраняет сознание, любой стресс, вызванный психическими или физическими причинами, вызывает выраженные психические реакции. Собственно говоря, состояние стресса наиболее часто проявляется видимым эмоциональным напряжением, в частности, выраженной тревогой. Поскольку адаптация осуществляется во взаимодействии со средой, а среда никогда не бывает абсолютно стабильной, в любой период и в каждый момент жизни работают механизмы психической адаптации. Первая стадия стресса - аларм-реакция - говорит о тревоге самим своим названием, хотя слово «аларм» обычно употребляется как определение сигнала опасности, например, «воздушная тревога». Но ведь тревога как психологическая реакция тоже неизбежно протекает с ощущением угрозы, тоже является сигналом существующей или возможной опасности. Поскольку адаптация осуществляется постоянно, даже при наиболее эффективной адаптации не бывает нулевого уровня тревоги. Но Селье, который впервые описал общий адаптационный синдром, вёл отсчёт от аларм-реакции, при которой в психической сфере проявляется выраженное эмоциональное напряжение, в частности, в форме тревоги. И тогда же появляются физиологические изменения подобные тем, которые я описал в стадии истощения адаптации у Старика.
Я не касался подробно прошлой жизни Старика, но сказано было достаточно. Два любимых сына уехали, Старик считал это правильным - взрослый человек должен покинуть родительское гнездо и строить свою жизнь. Такова была установка, но стрессогенное воздействие опустевшего дома известно и хорошо изучено. А за десять лет до нашего знакомства у Старика умерла жена. Два исследователя, Холмс и Райе, которые совместно изучали стрессогенное влияние различных событий, считали, что смерть одного из пожилых супругов является самым стрессогенным событием в жизни человека. Это объясняется тем, что за много лет тесного взаимодействия адаптация приобретает совместный характер, и трудно представить себе положение, когда у одного из пожилых супругов адаптация оставалась бы эффективной и устойчивой, в то время как у другого уже наступало бы адаптационное утомление.
Я не знаю, наблюдалась ли у Старика аларм-реакция при отъезде детей, но в том, что она наблюдалась при смерти жены, едва ли можно сомневаться. После аларм-реакции обычно наступает фаза стабильной адаптации. Психические и физиологические характеристики сохраняются в допустимых пределах, и может казаться, что такое положение будет сохраняться неограниченно долго. Но стабильная адаптация после того, как аларм-реакция уже имела место, поддерживается ценой значительно большего расхода адаптационного ресурса, чем требовала адаптация до аларм-реакции. Такой расход адаптационной энергии не может продолжаться неограниченно долго. Вероятно, я говорил об этом много раз, но хочу ещё раз отметить, что адаптационная энергия конечна и невосстановима (точнее, восстановима только частично). Можно подивиться высокому уровню адаптационного ресурса у Старика, если он столько лет сохранял физическое и психическое здоровье. Он был занят делом, он нашёл себе общество в своих коровушках, и явного страдания от одиночества не испытывал. И тут вступает в силу ещё один важный фактор. Подопытные животные (обычно крысы) в экспериментах Селье обнаруживали только три фазы - аларм-реакцию, стадию стабильной адаптации и адаптационное истощение, которое заканчивалось смертью. Исследования больших популяций заставили меня считать, что социум вносит важную поправку в развитие общего адаптационного синдрома. Человек, ощущающий неблагополучие, обычно ищет помощи, по крайней мере, рассказывает о своих ощущениях неблагополучия. При этом микросоциальное окружение всегда, а макросоциальное окружение нередко обращает внимание на неблагополучие человека и старается улучшить его положение. Социальные воздействия, поддержка окружающих, медицинское вмешательство обычно долго удерживают процесс на стадии адаптационного утомления (которая в экспериментах Селье вообще не наблюдалась), раньше, чем наступает стадия адаптационного истощения. В стадии адаптационного утомления чаще чем при стабильной адаптации возникают разные психические или физические расстройства, внимание окружающих переключается на них, и обычно при наступлении смерти её причиной считают эти расстройства, никак не связывая это с процессом адаптации. Между тем, даже при абсолютно смертельных онкологических заболеваниях продолжительность жизни зависит не только от агрессивности онкологического клона клеток, но и от сохранившегося ещё адаптационного ресурса. Я
склонен считать, что пока этот ресурс сохраняется, смерть не наступает. При этом приходится допустить, что в некоторых случаях адаптационное утомление переходит в истощение адаптации за те 7 минут, которые отделяют клиническую смерть от биологической.
Старик жил один, он ни с кем из людей не обсуждал своих проблем и эмоций, но это не значит, что их вообще не было. Он производил на всех впечатление человека абсолютно благополучного и довольного жизнью, а, соответственно, социальное окружение не ощущало призыва к помощи. Первый раз в поле зрения врача, который задумался о том, что с ним происходит, Старик попал почти случайно. Он обратился ко мне, потому что боль в спине мешала его обычным занятиям, а продолжавшиеся отношения, желание помочь одинокому старому человеку зависело от моей врачебной квалификации, от привычки жить интересами больного и от доброты и умений Шамсуды. Как это ни странно, последним достаточно тяжёлым стрессогенным воздействием для Старика было то, что он не смог поднять на плечи коромысло с двумя вёдрами воды. Для человека, привыкшего жить в социуме, это не имело бы такого значения, он попросил бы кого-нибудь о помощи, и какой-нибудь умелец вроде Шамсуды поставил бы ему насос, который качал бы воду из Громатухи. Но даже Шамсуды не пришла в голову такая мысль. 6 утренних вёдер воды были частью жизненного ритуала Старика, и он никогда этим не тяготился, а рассказывал об этом нам скорее с гордостью. Именно после этого, всю ночь думая о вёдрах и коромысле, Старик с вызовом сказал: «Умру!», а для начала истощения процесса адаптации это было очень важно. Это была смена установки с «У меня хватит сил жить» на «Пора умереть».
Личность Старика и то, как он принял решение умереть, произвели на меня сильное впечатление, которое сохранилось до сих пор. Но я знаю случаи и типовые ситуации, в которых проявлялась та же закономерность. Занятый исследованиями крупный учёный в ответ на моё предложение о срочной госпитализации, которая позволила бы разобраться, что собственно с ним происходит, написал: «Госпитализация, возможно, целесообразна. Однако, сейчас для неё не время. Что может быть поздно, понимаю». Это не было «Умру!», но выбор между выживанием и продолжением работы, которое явно грозила смертью, был сделан в пользу работы с вполне предсказуемой гибелью, наступившей через три недели после того, как были написаны слова, обозначившие для меня выбор, сделанный собеседником.
В качестве типовой ситуации я могу привести проблему, изученную так тщательно, как это мог сделать только Майк Петрович Мирошников, который этой проблемой занимался. Он изучал необычно быстрое течение заболеваний у полевых геологов, (я писал уже об этом раза два или три). Полевые геологи не были одиноки, но их традиции приводили к тому, что адаптационное утомление отрицалось ими даже для самих себя, и, тем более, не обсуждалось ни с кем другим. Когда начавшееся истощение адаптации сопровождалось возникновением какого-либо заболевания, оно довольно быстро приводило к гибели, потому что большая часть адаптационного ресурса была истрачена ещё до этого.
Закономерности обычно не производят на меня такого эмоционального впечатления, как индивидуальные случаи, в которых проявляется готовность неограниченно тратить адаптационный ресурс ради сохранения образа своего Я. За 6 лет до смерти Старика в Буэнос-Айресе состоялась премьера пьесы Алехандро Касоны «Деревья умирают стоя». Старик был из таких деревьев.
Может быть, это послесловие было излишним, но мне казалось, что оно сделает ситуацию более ясной для тех, кто проявил недоумение и для тех, кто испытывал недоумение, хотя и не проявлял его. Я считаю возможным завершить это повествование слайдами с изображением города, в котором я впервые задумался над проблемами психической адаптации, и его окрестностей.
Риддер был очень зелёным городом.
Фото: eslynx
Зелёная окраина Риддера.
Фото: eslynx
Я не привожу других аналогичных высказываний, поскольку общий смысл их совпадает. Давайте для начала вспомним, что такое адаптация. Я часто говорю «психическая адаптация», поскольку если человек сохраняет сознание, любой стресс, вызванный психическими или физическими причинами, вызывает выраженные психические реакции. Собственно говоря, состояние стресса наиболее часто проявляется видимым эмоциональным напряжением, в частности, выраженной тревогой. Поскольку адаптация осуществляется во взаимодействии со средой, а среда никогда не бывает абсолютно стабильной, в любой период и в каждый момент жизни работают механизмы психической адаптации. Первая стадия стресса - аларм-реакция - говорит о тревоге самим своим названием, хотя слово «аларм» обычно употребляется как определение сигнала опасности, например, «воздушная тревога». Но ведь тревога как психологическая реакция тоже неизбежно протекает с ощущением угрозы, тоже является сигналом существующей или возможной опасности. Поскольку адаптация осуществляется постоянно, даже при наиболее эффективной адаптации не бывает нулевого уровня тревоги. Но Селье, который впервые описал общий адаптационный синдром, вёл отсчёт от аларм-реакции, при которой в психической сфере проявляется выраженное эмоциональное напряжение, в частности, в форме тревоги. И тогда же появляются физиологические изменения подобные тем, которые я описал в стадии истощения адаптации у Старика.
Я не касался подробно прошлой жизни Старика, но сказано было достаточно. Два любимых сына уехали, Старик считал это правильным - взрослый человек должен покинуть родительское гнездо и строить свою жизнь. Такова была установка, но стрессогенное воздействие опустевшего дома известно и хорошо изучено. А за десять лет до нашего знакомства у Старика умерла жена. Два исследователя, Холмс и Райе, которые совместно изучали стрессогенное влияние различных событий, считали, что смерть одного из пожилых супругов является самым стрессогенным событием в жизни человека. Это объясняется тем, что за много лет тесного взаимодействия адаптация приобретает совместный характер, и трудно представить себе положение, когда у одного из пожилых супругов адаптация оставалась бы эффективной и устойчивой, в то время как у другого уже наступало бы адаптационное утомление.
Я не знаю, наблюдалась ли у Старика аларм-реакция при отъезде детей, но в том, что она наблюдалась при смерти жены, едва ли можно сомневаться. После аларм-реакции обычно наступает фаза стабильной адаптации. Психические и физиологические характеристики сохраняются в допустимых пределах, и может казаться, что такое положение будет сохраняться неограниченно долго. Но стабильная адаптация после того, как аларм-реакция уже имела место, поддерживается ценой значительно большего расхода адаптационного ресурса, чем требовала адаптация до аларм-реакции. Такой расход адаптационной энергии не может продолжаться неограниченно долго. Вероятно, я говорил об этом много раз, но хочу ещё раз отметить, что адаптационная энергия конечна и невосстановима (точнее, восстановима только частично). Можно подивиться высокому уровню адаптационного ресурса у Старика, если он столько лет сохранял физическое и психическое здоровье. Он был занят делом, он нашёл себе общество в своих коровушках, и явного страдания от одиночества не испытывал. И тут вступает в силу ещё один важный фактор. Подопытные животные (обычно крысы) в экспериментах Селье обнаруживали только три фазы - аларм-реакцию, стадию стабильной адаптации и адаптационное истощение, которое заканчивалось смертью. Исследования больших популяций заставили меня считать, что социум вносит важную поправку в развитие общего адаптационного синдрома. Человек, ощущающий неблагополучие, обычно ищет помощи, по крайней мере, рассказывает о своих ощущениях неблагополучия. При этом микросоциальное окружение всегда, а макросоциальное окружение нередко обращает внимание на неблагополучие человека и старается улучшить его положение. Социальные воздействия, поддержка окружающих, медицинское вмешательство обычно долго удерживают процесс на стадии адаптационного утомления (которая в экспериментах Селье вообще не наблюдалась), раньше, чем наступает стадия адаптационного истощения. В стадии адаптационного утомления чаще чем при стабильной адаптации возникают разные психические или физические расстройства, внимание окружающих переключается на них, и обычно при наступлении смерти её причиной считают эти расстройства, никак не связывая это с процессом адаптации. Между тем, даже при абсолютно смертельных онкологических заболеваниях продолжительность жизни зависит не только от агрессивности онкологического клона клеток, но и от сохранившегося ещё адаптационного ресурса. Я
склонен считать, что пока этот ресурс сохраняется, смерть не наступает. При этом приходится допустить, что в некоторых случаях адаптационное утомление переходит в истощение адаптации за те 7 минут, которые отделяют клиническую смерть от биологической.
Старик жил один, он ни с кем из людей не обсуждал своих проблем и эмоций, но это не значит, что их вообще не было. Он производил на всех впечатление человека абсолютно благополучного и довольного жизнью, а, соответственно, социальное окружение не ощущало призыва к помощи. Первый раз в поле зрения врача, который задумался о том, что с ним происходит, Старик попал почти случайно. Он обратился ко мне, потому что боль в спине мешала его обычным занятиям, а продолжавшиеся отношения, желание помочь одинокому старому человеку зависело от моей врачебной квалификации, от привычки жить интересами больного и от доброты и умений Шамсуды. Как это ни странно, последним достаточно тяжёлым стрессогенным воздействием для Старика было то, что он не смог поднять на плечи коромысло с двумя вёдрами воды. Для человека, привыкшего жить в социуме, это не имело бы такого значения, он попросил бы кого-нибудь о помощи, и какой-нибудь умелец вроде Шамсуды поставил бы ему насос, который качал бы воду из Громатухи. Но даже Шамсуды не пришла в голову такая мысль. 6 утренних вёдер воды были частью жизненного ритуала Старика, и он никогда этим не тяготился, а рассказывал об этом нам скорее с гордостью. Именно после этого, всю ночь думая о вёдрах и коромысле, Старик с вызовом сказал: «Умру!», а для начала истощения процесса адаптации это было очень важно. Это была смена установки с «У меня хватит сил жить» на «Пора умереть».
Личность Старика и то, как он принял решение умереть, произвели на меня сильное впечатление, которое сохранилось до сих пор. Но я знаю случаи и типовые ситуации, в которых проявлялась та же закономерность. Занятый исследованиями крупный учёный в ответ на моё предложение о срочной госпитализации, которая позволила бы разобраться, что собственно с ним происходит, написал: «Госпитализация, возможно, целесообразна. Однако, сейчас для неё не время. Что может быть поздно, понимаю». Это не было «Умру!», но выбор между выживанием и продолжением работы, которое явно грозила смертью, был сделан в пользу работы с вполне предсказуемой гибелью, наступившей через три недели после того, как были написаны слова, обозначившие для меня выбор, сделанный собеседником.
В качестве типовой ситуации я могу привести проблему, изученную так тщательно, как это мог сделать только Майк Петрович Мирошников, который этой проблемой занимался. Он изучал необычно быстрое течение заболеваний у полевых геологов, (я писал уже об этом раза два или три). Полевые геологи не были одиноки, но их традиции приводили к тому, что адаптационное утомление отрицалось ими даже для самих себя, и, тем более, не обсуждалось ни с кем другим. Когда начавшееся истощение адаптации сопровождалось возникновением какого-либо заболевания, оно довольно быстро приводило к гибели, потому что большая часть адаптационного ресурса была истрачена ещё до этого.
Закономерности обычно не производят на меня такого эмоционального впечатления, как индивидуальные случаи, в которых проявляется готовность неограниченно тратить адаптационный ресурс ради сохранения образа своего Я. За 6 лет до смерти Старика в Буэнос-Айресе состоялась премьера пьесы Алехандро Касоны «Деревья умирают стоя». Старик был из таких деревьев.
Может быть, это послесловие было излишним, но мне казалось, что оно сделает ситуацию более ясной для тех, кто проявил недоумение и для тех, кто испытывал недоумение, хотя и не проявлял его. Я считаю возможным завершить это повествование слайдами с изображением города, в котором я впервые задумался над проблемами психической адаптации, и его окрестностей.
Риддер был очень зелёным городом.
Фото: eslynx
Зелёная окраина Риддера.
Фото: eslynx