383. Личность и болезни в ГА. Дискинезия желчевыводящих путей. 8
Рассказ Аллы.
(Продолжение)
Я была удивлена реакцией Бенца на мои невысказанные мысли.
- Ты что, читаешь мои мысли? - спросила я.
- Нет, - сказал Бенц, - не мысли, а выражение твоего лица. А сейчас ты оденься, у нас ещё есть время для того, чтобы ехать не прямо к твоему дому, а полюбоваться самыми красивыми пейзажами Дели.
И опять он был прав, потому что перед этим я подумала, что прямо отсюда прийти к отцу мне будет сложно. Примерно полчаса Бенц показывал мне тихие уголки Нью-Дели, которых я раньше не знала, а потом сказал:
Бенц вёз меня незнакомым путём, и я удивилась, когда мы вдруг оказались возле кафе, в котором часто бывали.
khrisgraphic
- Теперь мы поедем к дому твоего отца. Ты меня познакомила с ним, он не сомневается в том, что мы встречаемся. Мы приедем к дому немножко раньше, чем отец вернётся, и ты пригласишь меня войти. Я хочу, чтобы чувство несовместимости миров, которое сейчас вызывает у тебя такую тревогу, сменилось ощущением, что я могу существовать рядом с твоим отцом, общаться с ним, и это будет доставлять ему удовольствие.
Мы подъехали к дому, и Бенц не стал отъезжать на квартал.
- Твой отец узнает мой автомобиль, поймёт, что я здесь, и подготовит себя к этой встрече.
Когда отец приехал, я встретила его в дверях и сказала:
- Я пригласила Бенца, ты не возражаешь?
- Я не могу помешать тебе с ним общаться. А лично мне он скорее приятен.
Он вошёл в гостиную, где Бенц сидел в кресле, и поздоровался с ним, и Бенц, встав ему навстречу, ответил на приветствие вежливым полупоклоном.
- Как идут дела в штате, который вы представляете? - спросил отец.
- Я думаю, что не плохо, если сравнивать с другими штатами Индии. Во всяком случае, мы решили проблему продовольствия, правда, с вашей помощью, и проблему квалифицированного медицинского обслуживания. В штате практически нет детской смертности и нет ни одного беспризорного.
- Да, это достижение, - сказал отец. - Но когда наши эксперты делали обзор положения в различных штатах Индии, то они назвали Пенджаб среди штатов, которые меньше всего нуждаются в продовольственной помощи.
- А как вы оцениваете продовольственную ситуацию в других штатах Индии?
- Эта ситуация в разных штатах сильно различается, - ответил отец, - но наша программа даёт свои плоды. Во многих штатах мы вынуждены ставить как условие продолжения нашей продовольственной помощи реорганизацию сельского хозяйства в штате. Мы хотим, чтобы доля помощи, которую штат получает от нас, в общем продовольственном балансе штата всё время уменьшалась.
- Это получается? - спросил Бенц.
И отец ответил:
- Да. Центральное правительство поддерживает наши усилия в этом направлении. Они не хуже, чем мы, видят эти проблемы, и с ними можно продуктивно сотрудничать.
Бенц оглядел стены и спросил отца:
- Вы знаете, что за предмет висит на этой стене?
- Да, - сказал отец, - это старинная индийская лютня, на которой, наверное, уже века никто не играл.
- Вряд ли века, - сказал Бенц.- Индийцы музыкальны и не стали бы делать из музыкального предмета безделушку.
- А вы думаете, на ней ещё можно играть? - заинтересовался отец.
- Чтобы ответить вам точно, мне нужно взять её в руки, но при взгляде она кажется исправной.
Отец снял лютню со стены и протянул Бенцу:
- Хорошо, возьмите её в руки и скажите точно, можно ли на ней играть.
Бенц провёл рукой по грифу лютни, ущипнул по очереди каждую из пяти сдвоенных струн и сказал:
- Она вполне исправна, но от времени она потеряла настройку, хотя восстановить её не трудно. Если играть на ней регулярно, может быть, со временем придётся заменить одну или две струны, потому что они могли потерять не только настройку, но и прочность из-за усталости металла. Вы не возражаете, если я её попробую подстроить немножко?
- Нет, - сказал отец, - это может быть даже интересно.
Минут 10 или 15 Бенц подкручивал разные колки в разные стороны, каждый раз проверяя результаты своих действий звучанием струны, и, наконец, сказал:
- Вот, теперь на ней можно играть. Сыграть вам что-нибудь?
- Я не меломан, - сказал отец, - а индийской музыки и вовсе не знаю.
- На лютне можно играть музыку любой страны, это очень благодарный инструмент.
- А вы знаете какую-нибудь русскую музыку? - спросил отец.
- Ну, наверное, только очень популярную.
- А из популярной русской музыки вы что-нибудь смогли бы сыграть?
- Пожалуй, - сказал Бенц. - Это очень простая музыка, но к созданию музыки и слов приложили руку два гения.
Лютня - благодарный инструмент.
Paul Ancheta
- И что же это за произведение? - заинтересовался отец.
- Ну, вы наверняка знаете его, - сказал Бенц, произнося слова «Я помню чудное мгновенье» в английском переводе. - Слова написал Пушкин и посвятил их А.П. Керн. А музыку написал первый в России гениальный композитор Глинка и посвятил её дочери А.П. Керн.
- У вас широкая эрудиция, - сказал отец.
- Нет, в данном случае это не играло роли, потому что эта музыка входила как обязательная в программу музыкального колледжа, который я кончал.
Про музыкальный колледж я слышала впервые.
- Ну что же вы, играйте! - заинтересованно сказал отец.
Бенц проиграл вступление и потом запел голосом более низким, чем голос тенора, но, всё-таки, довольно высоким.
«Батюшки, - удивилась про себя я, - да ведь у него хороший лирический баритон, и за всё время нашего знакомства он об этом не обмолвился ни словом!»
Слова были на английском, но мы не настолько знали английский, чтобы судить о качестве поэтического перевода. «Поэтическому переводу, - подумала я, - в ИнЯЗе нас не учили».
- А ещё что-нибудь? - сказал отец
- Я могу спеть песню, которая стала позывными у одной из ваших радиостанций.
Он снова проиграл вступление, и это оказались «Подмосковные вечера». Он спел эту песню по-английски несколько тише и сдержаннее, чем он исполнял Глинку.
- У вас неплохой русский репертуар, - сказал отец.
- Он довольно ограничен, - сказал Бенц, - но сейчас я сыграю песню, которую знают во всех странах, потому что это песня о времени настолько значимом, что даже Индия на 4 года отложила свою борьбу за независимость.
- И что это за волшебная песня? - спросил отец.
- Victory Day, - сказал Бенц. - Вы не будете возражать, если я исполню её?
- Нет, - сказал отец. - В той войне Индия была на стороне союзников.
У отца не было абсолютного музыкального слуха и совсем не было голоса. Но когда Бенц заиграл и запел, отец встал и стал подпевать ему по-русски. «Вот она, военная память, - подумала я, - её сохранили даже те, кто в то время были детьми».
- Вы мне нравитесь, - неожиданно сказал отец. - Как жаль, что вы принадлежите к другому этносу.
- Вы думаете, между этносами лежит непреодолимая граница? Моя религия эти границы отрицает, - сказал Бенц.
- Это не я так думаю, - сказал отец. - Я просто знаю, как много людей в Индии думает именно так, - и, уже прямо смотря на Бенца, сказал: - Я бы не хотел, чтобы из-за межэтнической пропасти моя дочь переживала горе.
- Нет, - сказал Бенц. - Нет, она не будет переживать горе из-за межэтнической пропасти. Даже если мы с ней расстанемся.
И он сказал отцу то же, что говорил мне:
- Я сделаю всё, для того, чтобы это расставание не стало для Аллы катастрофой.
- Пусть сопутствует вам в этом удача, - сказал отец, и я с удивлением услышала, что голос его дрогнул.
«Да, - подумала я так, как будто это только что осознала, - отец очень любит меня».
Индийские горы - натура для Рериха.
Фото: Smok2
- Посидите ещё, молодёжь, - сказал отец. - А я, если ты не против, - обратился он ко мне, - прилягу. Я сегодня очень устал.
Я забеспокоилась. Отец очень уставал только тогда, когда приближалась какая-нибудь сосудистая неприятность.
- Ты плохо себя чувствуешь? - спросила я.
- Нет, я чувствую себя прекрасно. Просто мне хочется отдохнуть - у меня был тяжёлый день.
Он повернулся к Бенцу:
- Это не значит, что вы должны уйти. Я даже прошу вас побыть немного с Аллой. Она очень эмоциональный человек - вы видите, она сейчас очень обеспокоена тем, что я просто хочу прилечь.
Отец вышел в свою спальню, а я сказала Бенцу:
- Я действительно забеспокоилась. Однажды после такой усталости он на неделю попал в клинку, правда очень хорошую, и звонил в Москву, чтобы поговорить со знакомым ему профессором и выяснить его мнение о возможной поездке в Женеву. Я ещё тогда удивилась - он редко кого-нибудь спрашивает, он всё привык решать сам.
Бенц посмотрел на часы:
- Если ты не возражаешь, - сказал он, - я могу пробыть здесь час, а ты через час навестишь отца и посмотришь, как он себя чувствует.
- Я не возражаю, хотя это очень непривычно, что ты будешь со мной здесь, а не в нашем доме.
- Завтра поедем туда, - сказал Бенц, - а сегодня я хочу, чтобы твоё беспокойство об отце прошло. Пока я здесь, никаких неприятностей со здоровьем у него не будет, мне даже не придётся вмешиваться.
- А ты мог бы вмешаться? - спросила я.
И он улыбнулся:
- Бахаи велик, - сказал он.
- Ну, раз отец ушёл к себе, - сказала я, - не будем и мы сидеть в гостиной, пройдём в мою комнату.
Мы прошли в комнату, которую я в шутку называла своей горницей. И вдруг впервые за последние несколько месяцев я почувствовала забытый симптом. Резкая боль прошла через правое подреберье, от боли потемнело в глазах.
- Что с тобой? - спросил Бенц.
- Я не знаю, как это сказать по-английски, это что-то вроде коликов в проходах желчных путей. Но у меня есть лекарство, оно помогает безотказно. Я сейчас его приму и всё пройдёт.
- Подожди, - сказал Бенц, - ляг.
И, поскольку я колебалась, он обнял меня за плечи и уложил почти насильно. Я удивилась. Я вдруг перестала чувствовать тепло, которое всегда окутывало меня, когда я была рядом с ним, но когда он взял меня за плечи, чтобы помочь лечь, я почувствовала, что от рук его идёт жар. «Потерплю, - подумала я, - Бенц всегда знает, что делает».
Продолжение следует.