Есть иволги в лесах...
С тех пор прошло уже 14 лет, боль поутихла, но не зарубцевалась. Помню, как не могла плакать сразу и как плакала потом. И теперь, спустя 14 лет, плачу, когда вспоминаю.Светлая память погибшим. Никогда не забуду.
Эта история их тех времён, когда я жила в Свердловске - ну, да, конечно, Екатеринбурге, работала преподавателем в школе по наращиванию акриловых ногтей.
Когда сидишь целый день на работе, а работа у тебя в подвале,то, каким бы благоустроенным он ни был, а в любую сторону у тебя метра полтора пространства. Или меньше. И вроде бы всё, что нужно, есть - и кондиционер гудит - исправно работает. И вытяжка пашет, а всё равно воняет подвалом и лампы дневного света режут глаза, а по утрам, под громкий визг девчонок разбегаются по своим дырам хорошенькие серые мышата.
А то бывает, что заявится, словно обкуренный, таракан невероятных размеров. И поверить трудно, что это не во сне, не в заморском триллере про насекомых-гигантов. От ликвида (так тут называют пронзительно воняющую жидкость, которую используют для наращивания) они, что ли, так вырастают, а потом, уже днём, ведомые неутолимой жаждой, выходят на свет, на верную гибель, как уставший от ломки наркоман - будь что будет.
И если каким-то чудом несколько раз в год мне удавалось вырваться с работы в рабочее время, то всегда - можно было и не гадать - всегда совершенно случайно встречала на улице кого-нибудь знакомого, кого-то, кто тут же оказывался очень-супер-важным. Я удивлялась, как же раньше могла целыми днями гулять по улицам, заходить в магазины, в кино, в музей, наконец,- и никого не встречать. Как будто жизнь, насильно сжатая со всех сторон работой, кидалась напролом в самую маленькую щель.
А тут снова осень. Сентябрь. В самом начале осени хорошо - время ещё не перевели, ещё утром до работы светло и вечером после работы почти целый день остаётся.
Этот день такой редкостный выдался, чудесный с самого утра - я урывками, на пару минут, выбегала на крыльцо посмотреть на небо, постоять в этом застывшем осеннем великолепии.
Это был такой день, когда кажется, что время остановилось, а ты висишь внутри него, как зародыш внутри яйца.Свет такой золотой всё пронизывает. Небо голубое, ветра нет, листья пока не падают. Тихо.
И что-то такое стало вытягиваться тонкой ниточкой. Как будто кто-то что-то говорил, а что - никак не разобрать. Такое полу-воспоминание, полу-сочинение. Так трудно, но неотвратимо вспоминалось что-то, как будто хотело родиться, как будто я сама сочиняла.
Сперва:"Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора"-, ага, Тютчев, определила, уже легче. Это про "осеннюю паузу",так эти дни называет мой папа.
И вдруг какие-то иволги. Раз вспомнились, второй. Какие иволги, и к чему. Они тоже золотые, конечно. Но совсем другого золота - ярко-жёлтые иволги на фоне синего неба.И так почти весь день. А остановиться, прислушаться, просто задуматься - времени нет. Одному покажи то, другому - это.
И всё-таки эти иволги откуда-то лезли, откуда-то из глубины сознания поднимались, как пар над дорогой. И вдруг, с озарением творца, как поэт, нашедший новую строку, вспомнила
Есть и-и-и-иволги в лесах - и гласных долгота,
В тонических стихах единственная мера…
Спустя ещё мгновение родилось продолжение:
Но только раз бывает разлита
В природе длительность,
Как в метрике Гомера.
Вот - это про нынешний день Мандельштам написал. Про этот день и про этот свет.Такое счастье!
Бывало у меня, бывало и раньше, что я вспоминала - словно бы сочиняла - чужие стихи. Не часто, пару раз всего, но очень сильно - один раз Лермонтова, во сне, а другой - вполне наяву - Пастернака, «Август». Но там вспоминалось как-то ремесленнически. С осознанием глубинного смысла. А тут - как заклинание, понятное само по себе, которое легко можно услышать из самого воздуха, стоит только прислушаться.
Я побежала к телефону, быстро-быстро набрала Женин номер, - почему-то это казалось очень важным - прочитать ей сейчас стихи, позвать гулять, - но никто не отвечал.
И, едва дождавшись конца рабочего дня, я выскочила из своего подвала, хотела уже убежать, но кто-то остановил вопросами - докучными и совершенно ненужными. И пока я отвечала на эти вопросы, уже в самом конце, на грани убегания, уже завернула за угол, но что-то, как в сказке, услышала - будто звонок. Одернулась - идёт Женя. И это тоже было сегодня правильно - совпадение, такое желанное.
Я тут же рассказала ей про иволог. Она рассмеялась. И эта тёплая, пахнущая осенними листьями ( если залезть под ветки дерева, оказываешься совсем в другом мире) прогулка была как раз такой, как хотелось. Даже вода в городском пруду казалась чистой и синей, как в прежние дни. И можно было бесконечно сидеть на ветке дерева, не двигаться, не разговаривать, рассматривать листья и небо.
И когда вечером, уже в темноте, мы пришли домой, полные этим днём, то ни о чём плохом и не думалось. Всё плохое было не сегодня. Никак не сегодня.
И когда мы вошли в дом, телефон в прихожей уже звонил - надрывался. А дверь никак не открывалась. И в последний момент подхваченная трубка, а там тихий бабушкин голос начал говорить о том, что в Америке, где наша Юля, рушатся какие-то дома и падают какие-то самолёты.
Юля тогда жила в Минеаполисе, и у меня ничего не ёкнуло, потому что это было обычным делом - бабушка ничего не хочет понимать в географии, она знает только, что её внучка в Америке, и переживает за всё, что там происходит.
И я машинально ответила, что - нет-нет, у Юли всё в порядке. Но уже заметила что-то краем глаза на экране только что включённого телевизора, и вскрикнули Вася с Женей И я, ещё не повернув головы, вспомнила весь сегодняшний день - редкий подарок, который выпадает раз в жизни.
А потом опустилась на пол у телевизора и, как все, смотрела на экран, где … ну сами знаете, что происходило. Кто же знал с утра, что этот день окажется 11 сентября.
Эти дома всё падали и падали - снова и снова, и это никак невозможно было вместить в сознание.
PS - Лена сегодня написала, что мир уже никогда не был для неё прежним после этого дня. Для меня тоже.
Эта история их тех времён, когда я жила в Свердловске - ну, да, конечно, Екатеринбурге, работала преподавателем в школе по наращиванию акриловых ногтей.
Когда сидишь целый день на работе, а работа у тебя в подвале,то, каким бы благоустроенным он ни был, а в любую сторону у тебя метра полтора пространства. Или меньше. И вроде бы всё, что нужно, есть - и кондиционер гудит - исправно работает. И вытяжка пашет, а всё равно воняет подвалом и лампы дневного света режут глаза, а по утрам, под громкий визг девчонок разбегаются по своим дырам хорошенькие серые мышата.
А то бывает, что заявится, словно обкуренный, таракан невероятных размеров. И поверить трудно, что это не во сне, не в заморском триллере про насекомых-гигантов. От ликвида (так тут называют пронзительно воняющую жидкость, которую используют для наращивания) они, что ли, так вырастают, а потом, уже днём, ведомые неутолимой жаждой, выходят на свет, на верную гибель, как уставший от ломки наркоман - будь что будет.
И если каким-то чудом несколько раз в год мне удавалось вырваться с работы в рабочее время, то всегда - можно было и не гадать - всегда совершенно случайно встречала на улице кого-нибудь знакомого, кого-то, кто тут же оказывался очень-супер-важным. Я удивлялась, как же раньше могла целыми днями гулять по улицам, заходить в магазины, в кино, в музей, наконец,- и никого не встречать. Как будто жизнь, насильно сжатая со всех сторон работой, кидалась напролом в самую маленькую щель.
А тут снова осень. Сентябрь. В самом начале осени хорошо - время ещё не перевели, ещё утром до работы светло и вечером после работы почти целый день остаётся.
Этот день такой редкостный выдался, чудесный с самого утра - я урывками, на пару минут, выбегала на крыльцо посмотреть на небо, постоять в этом застывшем осеннем великолепии.
Это был такой день, когда кажется, что время остановилось, а ты висишь внутри него, как зародыш внутри яйца.Свет такой золотой всё пронизывает. Небо голубое, ветра нет, листья пока не падают. Тихо.
И что-то такое стало вытягиваться тонкой ниточкой. Как будто кто-то что-то говорил, а что - никак не разобрать. Такое полу-воспоминание, полу-сочинение. Так трудно, но неотвратимо вспоминалось что-то, как будто хотело родиться, как будто я сама сочиняла.
Сперва:"Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора"-, ага, Тютчев, определила, уже легче. Это про "осеннюю паузу",так эти дни называет мой папа.
И вдруг какие-то иволги. Раз вспомнились, второй. Какие иволги, и к чему. Они тоже золотые, конечно. Но совсем другого золота - ярко-жёлтые иволги на фоне синего неба.И так почти весь день. А остановиться, прислушаться, просто задуматься - времени нет. Одному покажи то, другому - это.
И всё-таки эти иволги откуда-то лезли, откуда-то из глубины сознания поднимались, как пар над дорогой. И вдруг, с озарением творца, как поэт, нашедший новую строку, вспомнила
Есть и-и-и-иволги в лесах - и гласных долгота,
В тонических стихах единственная мера…
Спустя ещё мгновение родилось продолжение:
Но только раз бывает разлита
В природе длительность,
Как в метрике Гомера.
Вот - это про нынешний день Мандельштам написал. Про этот день и про этот свет.Такое счастье!
Бывало у меня, бывало и раньше, что я вспоминала - словно бы сочиняла - чужие стихи. Не часто, пару раз всего, но очень сильно - один раз Лермонтова, во сне, а другой - вполне наяву - Пастернака, «Август». Но там вспоминалось как-то ремесленнически. С осознанием глубинного смысла. А тут - как заклинание, понятное само по себе, которое легко можно услышать из самого воздуха, стоит только прислушаться.
Я побежала к телефону, быстро-быстро набрала Женин номер, - почему-то это казалось очень важным - прочитать ей сейчас стихи, позвать гулять, - но никто не отвечал.
И, едва дождавшись конца рабочего дня, я выскочила из своего подвала, хотела уже убежать, но кто-то остановил вопросами - докучными и совершенно ненужными. И пока я отвечала на эти вопросы, уже в самом конце, на грани убегания, уже завернула за угол, но что-то, как в сказке, услышала - будто звонок. Одернулась - идёт Женя. И это тоже было сегодня правильно - совпадение, такое желанное.
Я тут же рассказала ей про иволог. Она рассмеялась. И эта тёплая, пахнущая осенними листьями ( если залезть под ветки дерева, оказываешься совсем в другом мире) прогулка была как раз такой, как хотелось. Даже вода в городском пруду казалась чистой и синей, как в прежние дни. И можно было бесконечно сидеть на ветке дерева, не двигаться, не разговаривать, рассматривать листья и небо.
И когда вечером, уже в темноте, мы пришли домой, полные этим днём, то ни о чём плохом и не думалось. Всё плохое было не сегодня. Никак не сегодня.
И когда мы вошли в дом, телефон в прихожей уже звонил - надрывался. А дверь никак не открывалась. И в последний момент подхваченная трубка, а там тихий бабушкин голос начал говорить о том, что в Америке, где наша Юля, рушатся какие-то дома и падают какие-то самолёты.
Юля тогда жила в Минеаполисе, и у меня ничего не ёкнуло, потому что это было обычным делом - бабушка ничего не хочет понимать в географии, она знает только, что её внучка в Америке, и переживает за всё, что там происходит.
И я машинально ответила, что - нет-нет, у Юли всё в порядке. Но уже заметила что-то краем глаза на экране только что включённого телевизора, и вскрикнули Вася с Женей И я, ещё не повернув головы, вспомнила весь сегодняшний день - редкий подарок, который выпадает раз в жизни.
А потом опустилась на пол у телевизора и, как все, смотрела на экран, где … ну сами знаете, что происходило. Кто же знал с утра, что этот день окажется 11 сентября.
Эти дома всё падали и падали - снова и снова, и это никак невозможно было вместить в сознание.
PS - Лена сегодня написала, что мир уже никогда не был для неё прежним после этого дня. Для меня тоже.