Штиблеты.
Написано мной прошлой осенью. Поделка довольно легкомысленная, поэтому строгости в комментариях не нужны ;о)
1. Утром Вадик проснулся, натянул майку и шорты, залпом выпил стакан молока, оставленного матерью на кухонном столе, сунул босые ноги в новёхонькие штиблеты и пулей вылетел во двор. Яркий свет ударил в заспанные глаза, и Вадик даже чуть не вписался лбом в припаркованный в опасной близости от подъезда соседский «газик».
- Понаставят тут!.. - выдохнул только Вадик, и, не желая терять скорости, оттолкнувшись ладонями от пыльного борта, проскочил в просвет между машиной и кустами акации.
«Свобода, свобода, свобода…» - в голове Вадика весело играли гармошки и балалайки, и перехватывало дух от сладкой мысли, что теперь он, Вадик, не маменькин сынок, а сам по себе Вадик. И что можно идти куда хочешь не держась за мамину руку.
На дворе лето пело птичьи песни, тарахтело проезжавшими за домом машинами, крутило маленькие озорные смерчи из пуха и пыли, дышало горячим запахом липы, бензина, хлеба и преющей в лужах воды. Очень хотелось кричать от радости и смеяться, назло вредным соседским старухам, шуршащим своими драными тапками по асфальтовым тропинкам двора.
«Кстати!..» - подумал Вадик и осмотрел жёсткие, в первый раз надетые штиблеты - «Ничё… Потянет. Не разношенные ещё. Фигня, за день растаскаю.»
Предстоял день большой прогулки, и парня особо не расстраивали такие мелочи, как негнущиеся, скрипучие колодки с металлическими пряжками.
У арки, ведущей из двора на шумный проспект, Вадик поравнялся с идущими в том же направлениями девочками. Первая Вадику показалась очень красивой, даже со спины, и ему пришлось чуть сбавить обороты, чтоб не обогнать девочек, а как бы случайно пойти с ними рядом. Манёвр удался. Девочки вели себя так, будто и до этого шли втроём. Первая посмотрела на Вадика как на старого знакомого и улыбнулась. От её улыбки всё внутри заиграло и запиликало ещё громче, задорнее и многоголоснее.
- Привет! - сказал Вадик и стал ждать, когда девочка снова посмотрит на него и ещё раз улыбнётся. Между делом парень скользнул взглядом по длинным волосам, светлым, как сам день, волнистым как облака, на локоны и завитушки, спадающие до худеньких плеч, по спине, воздушному зелёному платью - разлетайке. И когда взгляд неприлично опустился на загорелые ножки, девочка обернулась и, не обманув ожиданий, лучезарно улыбнулась:
- Здравствуй Вадик.
«Удивительное дело! Она меня знает… А голос-то какой!» - подумал только парень.
- Мы с сестрой гуляем. Пойдём с нами?
Тут Вадик вспомнил, что девочек было две и оглянулся на чуть отставшую вторую.
Ничего особенного. Бледная, худая, глаза впалые, блёклые. Одета в длинный бесформенный балахон неопределённого цвета. Нет! Не заслуживала она внимания Вадика. И он отвернулся, даже не кивнув этой тени.
- А куда будем гулять? - спросил Вадик просто для того, чтоб Лучистая (как он её уже окрестил) ещё что-нибудь сказала. Не важно, что. Главное, что бы опять услышать её голос, увидеть её улыбку, заглянуть в глубину её голубых глаз. Даже запах от девочки был такой упоительный, что хотелось его вдыхать и вдыхать, до изнеможения. Пусть лопнут лёгкие - не жалко, но расстаться с этим ароматом - ни за что!
- Куда мы пойдём, туда и ты с нами. Разве тебе не всё равно? - сказала Лучистая и подмигнула.
- Конечно! - Вадик даже захотел откусить себе язык за такой ненужный вопрос. Какая, в самом деле, разница, куда? Главное, чтоб рядом с Ней!
Хотя рядом с ней не получалось. Как бы не старался Вадик, как бы не тянул носок, чтоб поставить ногу чуть дальше - девочка шла всегда немного впереди.
А вторая так же на полшага позади. Но до второй, которую Вадик окрестил Немой, ему не было совершенно никакого дела. Пусть себе плетётся сзади. Немного раздражало чувство, что эта Немая пристально смотрит на Вадика. Казалось, что каждый взгляд её был материален и, к тому же, очень неприятен. Но оглядываться и смотреть на Немую Вадику не хотелось. Все козни неприятной девочки ничто, по сравнению с радостью от созерцания и обоняния Лучистой.
Штиблеты уже не отвлекали внимание, сидели по ноге, и Вадик почувствовал, что скоро вообще перестанет о них думать…
2. Они гуляли уже довольно долго. Девушка в зелёной разлетайке весело щебетала, рассказывая Вадику истории, весёлые и не очень, учила всякого рода житейским премудростям, пела песенки, искристо смеялась. Вадик большей частью молчал, не перебивал. Иногда задавал какой-нибудь глупый вопрос, чтоб тут же пожалеть об этом. Но Лучистая не выказывала никакого неудовольствия несдержанностью молодого человека и продолжала щебетать. Всё так же на полшага впереди. И всё так же на полшага сзади шла Немая, сверля Вадика своим неудобным взглядом. Вадику этот взгляд уже начинал надоедать, но отогнать сестру такой замечательной девушки, пусть и такую непохожую на неё, он не смел. Ведь Лучистая обидится! Как пить дать, обидится! И куда тогда Вадик денется? Сестра ведь, не хухры-мухры. Ладно… Втроём, так втроём…
Тем более, штиблеты уже сами бежали куда надо, и молодой человек, с их помощью, получал дополнительное удовольствие от ходьбы.
3. День плавно подплывал к середине. Солнце пекло так, что у Вадима на ходу слипались глаза. Иногда хотелось пить и Вадим подбегал к палатке с напитками и что-нибудь покупал. Как на зло возле каждой палатки с холодным пивом стояла очередь. Лучистая не проявляла интереса к пиву, скорее наоборот. А вот Немая… Ох уж эта Немая! Как только Вадим поворачивал в сторону палатки, угрюмая сестрица была тут как тут. Пользуясь небольшой давкой, она старалась как можно плотнее прижаться к молодому человеку. Даже слегка приобнять его. И тогда Вадим чувствовал холод её пальцев, неприятный запах её дыхания и дрожь, которую Немая даже не думала скрывать. То была дрожь желания. Она хотела его!
«Это просто возмутительно! Мало того, что каждый визит к пивной палатке заканчивается отдавленными ногами и порчей штиблет, так ещё эта мымра мне в ухо дышать будет!»
Догоняя с зажатой в руке бутылкой холодненького пива Лучистую Вадим обычно, как бы оправдываясь, жаловался, что вид штиблет оставляет желать лучшего. Но Лучистая на эти жалобы реагировала всегда одинаково:
- Не к тем палаткам ходишь. У палатки с минералкой тебе ничего не грозит.
Но Вадиму очень уж нравилось пить пиво. Да и по-мужски ли минералкой жажду утолять? И хрен с ними, со штиблетами, один раз живём!
4. За время прогулки пару раз налетала стая тучек, из которых под грохот и всполохи на землю стекали небесные слёзы. Но солнце грело, и асфальт моментально высыхал, не давая дождю оставить на себе долгую память. Лишь глубоко в тени подворотен виднелись лужи, но путь лежал не туда. Путь лежал вперёд - к высоким зеркальным домам, которые, однако, никак не хотели приближаться. Казалось даже, что эти большие, но трусливые дома пятятся от гуляющей компании и заваливают за собой свои следы, как кубиками, маленькими и средней величины, нескончаемыми постройками.
Ветер поднимал с асфальта колючие песчинки и норовил попасть ими в глаза. Вадим Николаевич с трудом успевал за Лучистой. Штиблеты, потрепанные в очередях за пивом, сигаретами и прочими атрибутами взрослой линии поведения, дали трещину в подошве, потеряли обе пряжки и стали немного набекрень от того, что каблуки стёрлись об неровности дороги. Да и сама дорога становилась всё извилистей, всё холмистее и с каждым кварталом всё сильнее забирала вверх. Лучистая всё так же весело рассказывала что-то, но Вадиму Николаевичу иногда казалось, что он некоторые истории слушает по второму, а то и третьему разу. Но когда пытался сделать робкую попытку оборвать очередную такую историю, вспоминал, что опять будет жалеть об этом, и молчал. Оно и правильно… Дыхание надо беречь.
Немая обнаглела вконец! Всё чаще позволяет себе непристойные обнимания и похлопывания. Один раз даже пребольно ущипнула Вадима Николаевича за… Даже говорить срамно… После этого у вполне ещё молодого мужчины напрочь пропал интерес к округлым формам Лучистой. Нет, она всё так же была его центром внимания, его радостью, но только как хорошая, очень хорошая, нестерпимо хорошая подруга.
5. Всё случилось на перекрёстке. Вроде бы и зеркальные исполины таки приблизились на расстояние получаса ходьбы. И Вадим Николаевич даже смирился с тем, что Лучистая всё больше и больше своими ровными шагами увеличивает отрыв между собой и им. Да и сигареты пришлось бросить двумя кварталами ранее.
А вот поди ж ты! Перед самым перекрёстком с левой ноги слетел совершенно разбитый штиблет. Вадим Николаевич надеялся, что быстро его вновь приладит на место при помощи валявшейся неподалёку бесхозной проволочки, но тут случилось странное. Впервые, с момента их встречи, Лучистая замолчала, перестала улыбаться, остановилась и повернулась лицом к Вадиму Николаевичу. Глаза её были очень грустные, а строгое лицо казалось незнакомым, чужим, не тем, которое степенный Вадим Николаевич видел столько раз. И, вдруг, Лучистая сказала:
- Вот и всё. Дальше мы пойдём без тебя, Вадик… Мне очень жаль…
У Вадима Николаевича подступил комок к горлу, он силился что-то сказать, но голос предательски выдавал не те звуки, какие ожидал услышать его хозяин.
Тем временем Лучистая повернулась к Вадиму Николаевичу спиной и не оглядываясь стала удаляться в сгущающиеся сумерки. На мгновение вернулся дар речи и одновременно с ним в голове Вадима Николаевича возник вопрос. Очень важный вопрос. Вадим Николаевич даже удивился, почему этот вопрос он не догадался задать Лучистой раньше. Сглотнув густую слюну, Вадим Николаевич прохрипел этот вопрос вслед удаляющейся Лучистой:
- А… А как тебя зовут?
- Её зовут Жизнь.
Вадим Николаевич сначала не отреагировал на невесть откуда долетевшие слова. Но слова эти были сказаны так близко, что даже волоски на шее качнуло от холодного, мерзкого дыхания говорившего. Вадим Николаевич испуганно повернул голову вправо и увидел перед собой гнилой щербатый рот, обрамлённый тонкими бледными губами, из которого со свистом вываливались слова:
- Её зовут Жизнь. И ты ей не нужен. Она отдала тебя мне.
Смысл сказанного начал находить в голове Вадима Николаевича шероховатости, за которые с большим трудом смог зацепиться. Страшная женщина, которая считалась доселе немой, говорила!:
- А меня…
- Нет!!! - Вадим Николаевич упал на колени и пытался заткнуть уши слабыми, дрожащими от страха и старости руками, но голос Немой проникал через ладони. Он, казалось, был не гостем, а хозяином в голове Вадима Николаевича. Просто до поры до времени этот голос не подавал о себе никаких вестей, а тут, вдруг, вылез, обволок своей липкой сущностью всё пространство сознания, и на правах жестокого хозяина в полную силу кричал:
- МЕНЯ ЗОВУТ СМЕРТЬ!
Всем доброго здоровьечка ;))