СТРАНИЦЫ СЕМЕЙНОЙ ИСТОРИИ
Ч. 3
О ГЕНЕАЛОГИИ
-
В 2011 г. друг моей юности Володя Чикунский, ставший со временем профессиональным спецом по генеалогии, послал моим родителям в знак признательности за теплое отношение к нему с их стороны в 70-80 гг. в дар добытые из РГИА (Рос. Гос. Истор. Архив. = Архив Правительственного Синода) архивные выписки и копии документов на папиного папу (моего деда), настоящее имя которого я даже не знал - звали его не просто Бенцион (как я полагал), а Ихель-Бенцион Ицко(вич) Беневич. Тогда я отнесся к этому, честно сказать, с полным равнодушием и даже какой-то недоуменной отчужденностью. Зачем все это?
Во мне прочно сидели установки, как культурного, так и религиозного, точнее христианского толка. В культуре в меня заложил эту установку эмансипировавшийся от «родимого омута» 100 лет назад Мандельштам с его:
Я получил блаженное наследство
Чужих певцов блуждающие сны;
Свое родство и скучное соседство
Мы презирать заведомо должны.
Из христианской традиции были установки на то, что «кто не оставит отца и мать», а уж тем более всякие там родословия… Сами знаете, Ц.Н. не наследует. Как раз в это время я занимался Максимом Исповедником. Он же писал - как об образцовом святом о Мелхиседеке, который «без отца, без матери, без родословия», потому что родился свыше.
Одним словом, без всякого сочувствия и признательности воспринял я дар Володи - эту папку из РГИА. Дело № 39 на Беневича Ихеля-Бенциона. И обидел, конечно, Володю, о чем искренне сожалею.
После же смерти отца и собственных попыток что-то раскопать в прошлом семьи, папка эта воспринимается совсем иначе.
Уже сам факт, что в памяти семьи не сохранилось даже настоящего имени деда, что мне никто об этом имени не рассказал, говорит о том, насколько эта память о прошлом семьи, думаю, не только нашей была вытеснена и т.ск. «репрессирована».
Есть, выходит, другая крайность по сравнению с погрязанием в родословиях и приверженностью плоти и крови - беспамятный манкуртизм, каковым в той или иной степени были поражены все советские люди.
Преодоление же этого беспамятства и является одним из способов для происходящих «оттуда» оставить «отца и мать», «плоть и кровь», не еврейскую, не русскую, а так сказать советскую.
ДЕД И ЦАРСКАЯ АРМИЯ (дополнение к сказанному)
Когда на одном из генеалогических сайтов мне раздобыли запись о деде Ихель-Бенционе в полковой книге учета (он в Первую мировую служил в 3-м Сводно-Кубанском (Ейском) казачьем полку, где был врачом), то я, признаться, был несколько обескуражен. Ну как же - во-первых, оказалось, что он был младшим врачом (это т.н. зауряд-врач, было такое звание, учрежденное в 1894 г.). Во-вторых, если сравнить запись о нем и запись о его сослуживце (и видимо начальнике) - полковом враче, лекаре Валентине Владимировиче Чернявском, то можно заметить колоссальную разницу. Тот, сын надворного советника, т.е. дворянин, православный, того же самого года рождения, что и дед, но про него все написано, и его вероисповедание, и его происхождение, и что он - выпускник медицинского факультета Харьковского университета. Ну, и далее, про жену и детей и про награды - аж два ордена св. Анны, а у деда - ни про его учебу в Лейпцигском ун-те, ни про его исповедание, ни тем паче про ордена... Вот, подумал, невольно я, - типичный пример государственного зажима евреев в Рос. империи. Но потом я пригляделся более внимательно к документам, которые содержались в той папке дела Ихеля-Бенциона Беневича, что добыл Володя Чикунский из архива правительственного Синода, и обнаружил следующее. Там в самом деле есть многостраничная выписка из Лейпцигского университета (запрошенная, кстати, Военным министерством!) - какие предметы слушал, сколько часов, какие профессора преподавали. Есть отдельное свидетельство о сдаче экзаменов по базовым не собственно медицинским предметам: физики, химии, анатомии, ботаники, зоология, физиологии...
А вот документа об окончании университета, чего-то вроде диплома, я там не обнаружил. Это кажется и вполне согласуется с тем фактом, что учился Ихель-Бенцион в ун-те всего четыре года. И последняя запись о прослушанных курсах значится летом 1914 г., т.е. накануне начала Великой войны. Не знаю, сколько лет нужно было учиться для получения полного медицинского образования и диплома в Германии, но, полагаю, что 4-х лет было мало. Так что дед оказался зауряд-врачом (в них как раз и попадали по положению об этом чине лица с неполным медицинским образованием), думаю, не случайно и даже не из-за его иудейского исповедания, о котором в формуляре (дипломатично?) замолчано. Что до непоминания его учебы в Лейпциге, то и тут могли быть иные причины, нежели зажим иудеев. Помимо неполноты этого образования, все же война шла с Германией, и учеба во вражеской стране могла на Ихель-Бенциона бросать тень… Наконец, по поводу орденов. Как я уже однажды писал (запись 2015 г.) в семье сохранилось предание (папа рассказал со слов папиной тетки), что под самый конец войны дед был все же представлен к ордену (аж Владимир с бантами!). За героизм на фронте и спасение раненых. «Владимира», правда, дедова сестра, папина тетя в 30-ые сдала в Торгсин, боясь такую вещь оставлять дома, да и деньги лишними не были. Таково семейное предание. Почему об этом не упомянуто в полковой книге учета, Бог весть. Может, не успели записать, может папина тетя Фира эту историю сочинила, но уж больно она много подробностей содержит, которые нарочно не придумаешь… Трудно сказать… Но вот еще что достойно упоминания на тему дед Ихель-Бенцион и царская армия. Как явствует из документов, добытых Володей Чикунским, дед успел еще до Первой мировой послужить в царской армии с 2.09. 1909 до какого-то числа 1910 г (перед самым поступлением в Лейпцигский ун-т). Он был призван в армию (вопрос об отмене призыва для лиц иудейского исповедания как негодных солдат все время обсуждался, и Николай II был ярым сторонником этой отмены, но так и не решились на это, а потом началась Великая война, и было не до того). Так вот, видно из документа «Свидетельство о явке к исполнению воинской повинности (21.09.1909)», дед-таки побыл некоторое время «ратником» (так это тогда называлось) «ополчения второго разряда». В этот второй разряд попадали лица не особо годные к строевой, Но способные держать оружие в руках… (Зачисление в ополчение было, как я понимаю, чем-то вроде военных сборов в наше время, т.е. не полноценной службой в армии, но на случай войны, ополченец был обязан встать в строй). К тому времени дед уже, как явствует из другого документа, сдал в качестве «постороннего лица» (т.е. учился экстерном) экзамены в Вознесенской гимназии Одесского учебного округа (это произошло летом 1908 г., ему было 20 лет), так что, исполнив воинскую повинность, и имея гимназическое образование, аттестат о нем, он смог поехать учиться в Лейпциг, а, поучившись, снова оказался в армии, на этот раз зауряд-врачом. Такая вырисовывается картина.
Что до неполного медицинского образования, то оно, очевидно, было восполнено жизнью - четырехлетней практикой на полях Первой мировой…
