Я все никак не могла найти слов и мужества написать об этом в ЖЖ. Дело в том, что перед операцией мне стало совсем невмоготу от страхов и переживаний, и несмотря на поздний час, я набрала домашний номер К. К. стал сонным голосом говорить мне что-то успокаивающее. Я прервала его и спросила: «Скажи мне, ты сейчас один?» К. помолчал минуту и сказал: «Нет». А дальше... Я даже не могу описать внятно то, что произошло. Но мне стало очень противно, и меня стошнило.
Стошнило в переносном смысле - эмоциями, гневом и возмущением, которые я никогда не разрешала себе высказать вслух. И вдруг оно поднялось и вышло зловонным фонтаном. Это было очень некрасиво. Я кричала. Слова, которые вылетали из моего рта, были очень злыми и грубыми. Я лепила ярлыки, называла К. подонком, говорила ему, что презираю его, и что даже в Тулузе чувствуется запах оттого, что в Москве он обделался. Что я пыталась с января закрывать глаза на то, что он обосрался, но что вонь становится невыносимой и я больше не могу молчать. Я орала, что иногда в жизни наступает момент, когда нужно слезть с очередной «кативановой», застегнуть брюки и вспомнить о таких понятиях, как ответственность, сострадание, честность, сопереживание. Что, если в нем это не воспитали с детства, то хотя бы подумать о карме и о законе бумеранга, и откликнуться на мои многочисленные просьбы помочь, просто потому что завтра меня может не стать. Что консультацию с онкологом он организовывает не для меня, а для себя, чтобы создать видимость помощи и заботы обо мне и откупиться от своих уколов совести. Помочь мне так, как удобно ему. Как ему представляется целесообразным. А мне была нужна не консультация онколога, а совершенно конкретные вещи, о которых я его неоднократно просила и которые он обещал выполнить. Безусловно, К. бросил трубку и углубился в «катюиваново». Меня же так трясло от возмущения, что он посмел прервать звонок, сделанный мной, что я написала ему мейл. Мейл был таким же, как и мой фонтан эмоциональной рвоты по телефону. Я не сохранила исходник и не могу даже примерно воспроизвести то, что там было написано. Но написаны там были очень жесткие вещи в очень грубых выражениях. При этом там не было ни одного слова неправды. Все, что я написала, было фактами. Просто выглядели они каждый в отдельности очень неприятно, а в совокупности вообще отвратительно. И поэтому слова подобрались соответственные.В общем, К. обосрался, к этому добавилась моя рвота, и стало настолько неприятно во всем этом находиться, что я вдруг после этого разговора и письма ощутила, что моя любовь к К. ушла. Ушли вообще все эмоции - сострадание, надежда, близость, теплота. Ушли даже ярость и ненависть, ушли презрение, осуждение, недоумение. Все ушло. Случилось то, чего я очень боялась: осталась пустота. Зная К., он способен даже несмотря на все то, что было сказано и написано в его адрес, снова позвонить мне. Но это меня уже не беспокоит. Беспокоит пустота. Мне так хотелось если уж не сохранить эти отношения, то хотя бы выйти из них с любовью. Ну пусть уж лучше с презрением и чувством превосходства. Но вот эта пустота... она затягивает, как в пылесос. Поэтому я все эти дни и не могу ничего сформулировать. И опухоль в груди снова стала свинцовой и огромной. Официально это из-за временной отмены пероральной химиотерапии, но я-то все понимаю... Господи, помоги заполнить эту пустоту не опухолью, а чем-то теплым и живым.