Ган Хан - "Вегетарианка"...
… Собака, укусившая меня за ногу, привязана к мотоциклу отца. Я стою у ворот дома с плотной повязкой на голени.
Под повязкой опаленная шерсть с хвоста этой собаки, наложенная на рану. Душный летний день. Пот течет по всему телу,
даже когда просто стоишь.
С трудом дышит и собака, высунув длинный красный язык. Это симпатичный белый пес, ростом выше меня.
До того как он укусил дочь хозяина, в нашей округе все считали его умным животным. Отец подвесил собаку на дерево и,
слегка подпалив ее шерсть, сказал, что не собирается сильно ее бить. Он где-то слышал, что самое нежное мясо у собаки,
которая умерла от долгого бега. Отец завел мотоцикл и на большой скорости сорвался с места.
И собака помчалась вместе с ним.
Сделали два круга, три круга по одному и тому же пути. Я стою у ворот как вкопанная и смотрю на белую собаку -
как она постепенно теряет силы, как задыхается, как крутит зрачками.
Каждый раз, когда наши взгляды встречаются, я шире раскрываю глаза.
Гадкий пес. Как ты посмел укусить меня?
После пятого круга у собаки изо рта появляется пена. С шеи, обвязанной веревкой, стекает кровь.
Собаку тянет мотоцикл, она волочится, поскуливая от боли. На шестом круге ее рвет темно-красной кровью.
И с шеи, и изо рта льется кровь. Я стою прямо и смотрю на кровавую пену, на два блестящих глаза.
Седьмой круг, я жду, когда появится пес, и вижу его вытянувшееся тело, брошенное отцом на заднее сиденье мотоцикла.
Я стою и смотрю на болтающиеся лапы, открытые веки, налитые кровью глаза.
В тот вечер в нашем доме устроили большое застолье. На ужин явились все знающие отца мужчины,
что жили в переулке рядом с рынком. Как мне сказали - чтобы зажила рана от укуса собаки, надо поесть похлебки из нее,
и я попробовала.
Вернее, я положила вареный рис в суп, перемешала и съела все без остатка. В нос бил специфический запах, и его не смог
полностью перебить даже аромат семян кунжута.
Помню, как увидела в миске с похлебкой блестящие глаза - они смотрели прямо на меня. Это были глаза бегущего пса, которого рвет кровавой пеной.
Со мной ничего не случилось, я не заболела. Со мной действительно совсем ничего не случилось.
* * *
Лицо жены потемнело от длительного недосыпания. Если бы ее увидел кто-то чужой, то принял бы за больного человека. Она, как обычно, была без лифчика, в светлой футболке, и если присмотреться, сквозь тонкую ткань пятнышками просвечивали соски. Несколько минут назад, как только мы вошли в прихожую, свояченица увела ее в спальню, но вскоре вышла оттуда первой. Судя по ее расстроенному лицу, жена отказалась надеть бюстгальтер.
- Сколько стоила квартира в этом доме?
-…Правда? Вчера зашел на сайт недвижимости и увидел, что цена этих квартир поднялась уже почти до пятидесяти миллионов вон. Говорят, в следующем году сюда и метро проведут.
- Как удачно у вас все получилось, - обратился я к свояку.
- Да я тут вообще ни при чем. Это все заслуги жены.
Пока мы вели вежливый, дружеский и прагматичный разговор, дети шумно, задирая друг друга, уплетали еду, да так, что за ушами трещало. Я задал вопрос свояченице:
- Сестра, вы все это сами приготовили?
Она слегка улыбнулась.
- Да я еще позавчера начала потихоньку готовить. А вот устрицы в остром маринаде. Я специально ходила за ними на рынок, зная, как их любит Ёнхе… А она даже к ним не притронулась.
Я затаил дыхание. Началось, наконец.
- Постойте. Ёнхе, ты всё продолжаешь? Ведь я же объяснил тебе, должна была понять…
Вслед за сердитым выговором отца на жену резко набросилась свояченица, укоряя ее:
- Ты, вообще, соображаешь, что делаешь? Человеческий организм должен получать необходимые питательные вещества… А если решила заделаться вегетарианкой, так хотя бы правильное меню составь себе. Ты только посмотри на свое лицо, на что оно стало похоже.
И даже жена шурина вставила слово:
- Я даже не узнала вас сначала. Слышала что-то, но и подумать не могла, что вы занялись вегетарианством вот так, во вред своему здоровью.
- Сейчас же кончай свое вегетарианство или что там. И давай, вот это, это, это - ешь, ешь быстро! Прошли времена, когда еды не хватало, сейчас всего вдоволь. С чего это тебе вдруг вздумалось такое?
Теща пыталась уговорить жену ставя перед ней тарелочки с жареной говядиной, свининой в кисло-сладком соусе, тушеным цыпленком, жареной каракатицей с лапшой под острой приправой.
- Ну, чего сидишь? Ешь, говорю! - раздался трескучий, как из паровозной топки, и настойчивый голос тестя.
- Ёнхе, ешь. Поешь, и сразу силы появятся. Пока человек жив, он должен подкреплять силы. Люди, что ушли в монастырь, могут обходиться без мяса, потому что они праведники и живут в одиночестве.
Свояченица все еще не теряла надежды образумить сестру. Дети не сводили с нее своих округлившихся от любопытства глаз. А она растерянно переводила взгляд с одного родственника на другого, будто не понимая, из-за чего поднялся такой переполох.
Несколько секунд длилось напряженное молчание. Я по очереди смотрел на лицо тестя, загорелое дочерна, на лицо тещи, сморщенное настолько, что не верилось, что когда-то она была молодой, на их глаза, полные беспокойства, на приподнятые в тревоге брови свояченицы, на ее мужа, сидящего с видом стороннего наблюдателя, на безразличные, но при этом недовольные лица шурина и его жены. Я надеялся, моя жена произнесет хоть что-то. Однако вместо этого она положила на стол палочки, и это был молчаливый ответ, который содержал единственное сообщение, направленное прямо в лица всех собравшихся. Ощущение тревоги пронеслось над столом. На этот раз теща ухватила своими палочками кусочек свинины. Поднеся мясо к самому рту дочери, она сказала:
- Ну, давай, скажи: «А-а-а». Съешь это.
Не открывая рта, жена пристально посмотрела на свою мать глазами, полными недоумения перед такой настойчивостью с ее стороны.
- Давай, открой рот. Не хочешь этого? Тогда вот это.
Теща взяла палочками кусочек жареной говядины. Жена по-прежнему сидела с закрытым ртом, и тогда теща опустила мясо и ухватила устрицу.
- Ты же с детства любила это. Как-то даже сказала мне, что хотела бы досыта наесться устрицами…
- Да, и я это помню. Поэтому, как увижу где-нибудь устрицы, так сразу мысли о Ёнхе появляются.
Свояченица пришла на помощь матери, словно отказ младшей сестры есть устрицы в остром соусе - самая большая беда, какая только может случиться. Палочки с устрицей на конце приближались ко рту жены, и она отодвинулась назад.
- Ешь скорее. Рука устала держать…
Рука тещи и в самом деле дрожала. Жена не выдержала и поднялась со своего места.
- Я это не ем.
Это были первые слова, четко произнесенные ею.
- Что?!
Возгласы тестя шурина, обладающих одинаковым сангвиническим темпераментом, раздались одновременно. Жена шурина быстро схватила мужа за рукав.
- Гляжу я на тебя, и сердце разрывается. Тебе все равно, что говорит отец? Сказано тебе есть, значит, надо есть.
Я предполагал, что жена ответит: «Извините, отец. Но я не могу это съесть». Однако в равнодушной интонации, с какой она ответила отцу, извинительные нотки отсутствовали:
- Я не ем мясо.
Палочки потерявшей надежду тещи опустились. Казалось, ее состарившееся лицо вот-вот скривится в отчаянном плаче. Нависла тишина, готовая тут же взорваться. Тесть поднял свои палочки. Ухватив ими кусок свинины, он обошел стол и встал перед моей женой.
Крепкого сложения, закаленный ежедневной работой, он стоял ко мне спиной, сгорбленной неумолимым временем, и держал мясо прямо у лица дочери.
- Ну, давай, съешь это. Послушайся отца, поешь. Мы все ради твоего же блага стараемся. Ну, чего ты упрямишься? А что будешь делать, если ненароком заболеешь от всего этого?
В его словах звучала такая сильная отцовская любовь, что у меня защемило сердце и невольно защипало в глазах. Должно быть, все собравшиеся почувствовали то же самое. Жена одной рукой отодвинула от своего лица палочки, мелко дрожавшие в воздухе.
- Отец, я не ем мясо.
Мгновение - и мощная ладонь тестя разрезала воздух. Жена получила пощечину.
- Отец! - закричала свояченица и схватила его за руку. Тесть, еще находясь в нервном возбуждении, стоял, кривя губы. Я знал, что когда-то он отличался крутым нравом, однако увидеть своими глазами, как он распускает руки, довелось впервые.
- Чон собан[5] и ты, Ёнхо, идите оба сюда.
Поколебавшись, я нерешительно подошел к жене. Удар был такой силы, что ее щека налилась кровью. Она тяжело дышала - казалось, она только сейчас потеряла самообладание.
- Держите ее вдвоем за руки.
- Что?
- Стоит только начать, а дальше сама будет есть. Где сейчас под небом найдется тот, кто не ест мяса?
Шурин поднялся со своего места, недовольный приказом отца:
- Сестра, попробуй съесть. Ведь это просто - сказать «да» и сделать вид, что ешь. Ну почему ты так ведешь себя перед отцом?
- Что ты там болтаешь? Хватай ее за руки. И ты, зять, тоже! - закричал тесть.
- Отец, зачем же так?
Свояченица взяла его за правую руку. Он отбросил в сторону палочки, схватил пальцами кусок свинины и подошел к моей жене. Та начала нерешительно пятиться, но ее схватил Ёнхо, поставил прямо и сказал умоляющим тоном:
- Сестра, давай по-хорошему. Возьми и съешь сама.
- Отец, пожалуйста, не надо!
Тесть вырвался из рук свояченицы с силой, в три раза превышающей ту, с какой она тянула его назад и с какой Ёнхо держал мою жену, и попытался засунуть ей в рот мясо. Жена застонала сквозь стиснутые зубы. Казалось, она не может произнести ни слова, боясь, что кусок окажется во рту.
- Отец!
Ёнхо кричал, просил тестя остановиться, но сам в растерянности продолжал крепко держать ее.
Тесть с силой вдавливал мясо в губы моей мучительно извивающейся жены. Сильными пальцами он сумел раскрыть ее губы, но со стиснутыми зубами ничего поделать не мог.
В конце концов, от злости, поднявшейся в нем до самой макушки, он еще раз ударил дочь по щеке.
- Отец!
Свояченица бросилась к тестю, обхватила его за пояс, но в этот момент ему удалось запихать кусок свинины в рот моей жены разжавшей зубы. Однако Ёнхо, уже уставший ее держать, ослабил хватку, и она с отвращением выплюнула мясо. У нее вырвался крик, напоминающий звериный рев.
- …Пусти!
Жена, согнувшись, побежала, как я подумал, в сторону прихожей, однако вдруг повернулась и схватила нож для фруктов, лежащий на обеденном столе.
- Ёнхе!..
Голос тещи, готовый сорваться, разрезал убийственную тишину. Дети уже не могли сдерживать слезы и разревелись.
Жена стояла, стиснув зубы. Посмотрев в глаза каждому, кто наблюдал за ней, она подняла нож.
- Остановите ее…
- Берегитесь!
Из запястья жены фонтаном брызнула кровь. На белые тарелочки, как капли дождя, пролилась багровая кровь. У жены подогнулись колени, она осела на пол. Отнял у нее нож свояк, до этого сидевший с безразличным видом.
- Чего стоишь? Принеси хоть полотенце, что ли!
Он умело, демонстрируя навык бойца, служившего в армейском спецназе, остановил кровь, а затем взвалил жену на спину.
- Спускайся скорее вниз и заводи машину.
Под повязкой опаленная шерсть с хвоста этой собаки, наложенная на рану. Душный летний день. Пот течет по всему телу,
даже когда просто стоишь.
С трудом дышит и собака, высунув длинный красный язык. Это симпатичный белый пес, ростом выше меня.
До того как он укусил дочь хозяина, в нашей округе все считали его умным животным. Отец подвесил собаку на дерево и,
слегка подпалив ее шерсть, сказал, что не собирается сильно ее бить. Он где-то слышал, что самое нежное мясо у собаки,
которая умерла от долгого бега. Отец завел мотоцикл и на большой скорости сорвался с места.
И собака помчалась вместе с ним.
Сделали два круга, три круга по одному и тому же пути. Я стою у ворот как вкопанная и смотрю на белую собаку -
как она постепенно теряет силы, как задыхается, как крутит зрачками.
Каждый раз, когда наши взгляды встречаются, я шире раскрываю глаза.
Гадкий пес. Как ты посмел укусить меня?
После пятого круга у собаки изо рта появляется пена. С шеи, обвязанной веревкой, стекает кровь.
Собаку тянет мотоцикл, она волочится, поскуливая от боли. На шестом круге ее рвет темно-красной кровью.
И с шеи, и изо рта льется кровь. Я стою прямо и смотрю на кровавую пену, на два блестящих глаза.
Седьмой круг, я жду, когда появится пес, и вижу его вытянувшееся тело, брошенное отцом на заднее сиденье мотоцикла.
Я стою и смотрю на болтающиеся лапы, открытые веки, налитые кровью глаза.
В тот вечер в нашем доме устроили большое застолье. На ужин явились все знающие отца мужчины,
что жили в переулке рядом с рынком. Как мне сказали - чтобы зажила рана от укуса собаки, надо поесть похлебки из нее,
и я попробовала.
Вернее, я положила вареный рис в суп, перемешала и съела все без остатка. В нос бил специфический запах, и его не смог
полностью перебить даже аромат семян кунжута.
Помню, как увидела в миске с похлебкой блестящие глаза - они смотрели прямо на меня. Это были глаза бегущего пса, которого рвет кровавой пеной.
Со мной ничего не случилось, я не заболела. Со мной действительно совсем ничего не случилось.
* * *
Лицо жены потемнело от длительного недосыпания. Если бы ее увидел кто-то чужой, то принял бы за больного человека. Она, как обычно, была без лифчика, в светлой футболке, и если присмотреться, сквозь тонкую ткань пятнышками просвечивали соски. Несколько минут назад, как только мы вошли в прихожую, свояченица увела ее в спальню, но вскоре вышла оттуда первой. Судя по ее расстроенному лицу, жена отказалась надеть бюстгальтер.
- Сколько стоила квартира в этом доме?
-…Правда? Вчера зашел на сайт недвижимости и увидел, что цена этих квартир поднялась уже почти до пятидесяти миллионов вон. Говорят, в следующем году сюда и метро проведут.
- Как удачно у вас все получилось, - обратился я к свояку.
- Да я тут вообще ни при чем. Это все заслуги жены.
Пока мы вели вежливый, дружеский и прагматичный разговор, дети шумно, задирая друг друга, уплетали еду, да так, что за ушами трещало. Я задал вопрос свояченице:
- Сестра, вы все это сами приготовили?
Она слегка улыбнулась.
- Да я еще позавчера начала потихоньку готовить. А вот устрицы в остром маринаде. Я специально ходила за ними на рынок, зная, как их любит Ёнхе… А она даже к ним не притронулась.
Я затаил дыхание. Началось, наконец.
- Постойте. Ёнхе, ты всё продолжаешь? Ведь я же объяснил тебе, должна была понять…
Вслед за сердитым выговором отца на жену резко набросилась свояченица, укоряя ее:
- Ты, вообще, соображаешь, что делаешь? Человеческий организм должен получать необходимые питательные вещества… А если решила заделаться вегетарианкой, так хотя бы правильное меню составь себе. Ты только посмотри на свое лицо, на что оно стало похоже.
И даже жена шурина вставила слово:
- Я даже не узнала вас сначала. Слышала что-то, но и подумать не могла, что вы занялись вегетарианством вот так, во вред своему здоровью.
- Сейчас же кончай свое вегетарианство или что там. И давай, вот это, это, это - ешь, ешь быстро! Прошли времена, когда еды не хватало, сейчас всего вдоволь. С чего это тебе вдруг вздумалось такое?
Теща пыталась уговорить жену ставя перед ней тарелочки с жареной говядиной, свининой в кисло-сладком соусе, тушеным цыпленком, жареной каракатицей с лапшой под острой приправой.
- Ну, чего сидишь? Ешь, говорю! - раздался трескучий, как из паровозной топки, и настойчивый голос тестя.
- Ёнхе, ешь. Поешь, и сразу силы появятся. Пока человек жив, он должен подкреплять силы. Люди, что ушли в монастырь, могут обходиться без мяса, потому что они праведники и живут в одиночестве.
Свояченица все еще не теряла надежды образумить сестру. Дети не сводили с нее своих округлившихся от любопытства глаз. А она растерянно переводила взгляд с одного родственника на другого, будто не понимая, из-за чего поднялся такой переполох.
Несколько секунд длилось напряженное молчание. Я по очереди смотрел на лицо тестя, загорелое дочерна, на лицо тещи, сморщенное настолько, что не верилось, что когда-то она была молодой, на их глаза, полные беспокойства, на приподнятые в тревоге брови свояченицы, на ее мужа, сидящего с видом стороннего наблюдателя, на безразличные, но при этом недовольные лица шурина и его жены. Я надеялся, моя жена произнесет хоть что-то. Однако вместо этого она положила на стол палочки, и это был молчаливый ответ, который содержал единственное сообщение, направленное прямо в лица всех собравшихся. Ощущение тревоги пронеслось над столом. На этот раз теща ухватила своими палочками кусочек свинины. Поднеся мясо к самому рту дочери, она сказала:
- Ну, давай, скажи: «А-а-а». Съешь это.
Не открывая рта, жена пристально посмотрела на свою мать глазами, полными недоумения перед такой настойчивостью с ее стороны.
- Давай, открой рот. Не хочешь этого? Тогда вот это.
Теща взяла палочками кусочек жареной говядины. Жена по-прежнему сидела с закрытым ртом, и тогда теща опустила мясо и ухватила устрицу.
- Ты же с детства любила это. Как-то даже сказала мне, что хотела бы досыта наесться устрицами…
- Да, и я это помню. Поэтому, как увижу где-нибудь устрицы, так сразу мысли о Ёнхе появляются.
Свояченица пришла на помощь матери, словно отказ младшей сестры есть устрицы в остром соусе - самая большая беда, какая только может случиться. Палочки с устрицей на конце приближались ко рту жены, и она отодвинулась назад.
- Ешь скорее. Рука устала держать…
Рука тещи и в самом деле дрожала. Жена не выдержала и поднялась со своего места.
- Я это не ем.
Это были первые слова, четко произнесенные ею.
- Что?!
Возгласы тестя шурина, обладающих одинаковым сангвиническим темпераментом, раздались одновременно. Жена шурина быстро схватила мужа за рукав.
- Гляжу я на тебя, и сердце разрывается. Тебе все равно, что говорит отец? Сказано тебе есть, значит, надо есть.
Я предполагал, что жена ответит: «Извините, отец. Но я не могу это съесть». Однако в равнодушной интонации, с какой она ответила отцу, извинительные нотки отсутствовали:
- Я не ем мясо.
Палочки потерявшей надежду тещи опустились. Казалось, ее состарившееся лицо вот-вот скривится в отчаянном плаче. Нависла тишина, готовая тут же взорваться. Тесть поднял свои палочки. Ухватив ими кусок свинины, он обошел стол и встал перед моей женой.
Крепкого сложения, закаленный ежедневной работой, он стоял ко мне спиной, сгорбленной неумолимым временем, и держал мясо прямо у лица дочери.
- Ну, давай, съешь это. Послушайся отца, поешь. Мы все ради твоего же блага стараемся. Ну, чего ты упрямишься? А что будешь делать, если ненароком заболеешь от всего этого?
В его словах звучала такая сильная отцовская любовь, что у меня защемило сердце и невольно защипало в глазах. Должно быть, все собравшиеся почувствовали то же самое. Жена одной рукой отодвинула от своего лица палочки, мелко дрожавшие в воздухе.
- Отец, я не ем мясо.
Мгновение - и мощная ладонь тестя разрезала воздух. Жена получила пощечину.
- Отец! - закричала свояченица и схватила его за руку. Тесть, еще находясь в нервном возбуждении, стоял, кривя губы. Я знал, что когда-то он отличался крутым нравом, однако увидеть своими глазами, как он распускает руки, довелось впервые.
- Чон собан[5] и ты, Ёнхо, идите оба сюда.
Поколебавшись, я нерешительно подошел к жене. Удар был такой силы, что ее щека налилась кровью. Она тяжело дышала - казалось, она только сейчас потеряла самообладание.
- Держите ее вдвоем за руки.
- Что?
- Стоит только начать, а дальше сама будет есть. Где сейчас под небом найдется тот, кто не ест мяса?
Шурин поднялся со своего места, недовольный приказом отца:
- Сестра, попробуй съесть. Ведь это просто - сказать «да» и сделать вид, что ешь. Ну почему ты так ведешь себя перед отцом?
- Что ты там болтаешь? Хватай ее за руки. И ты, зять, тоже! - закричал тесть.
- Отец, зачем же так?
Свояченица взяла его за правую руку. Он отбросил в сторону палочки, схватил пальцами кусок свинины и подошел к моей жене. Та начала нерешительно пятиться, но ее схватил Ёнхо, поставил прямо и сказал умоляющим тоном:
- Сестра, давай по-хорошему. Возьми и съешь сама.
- Отец, пожалуйста, не надо!
Тесть вырвался из рук свояченицы с силой, в три раза превышающей ту, с какой она тянула его назад и с какой Ёнхо держал мою жену, и попытался засунуть ей в рот мясо. Жена застонала сквозь стиснутые зубы. Казалось, она не может произнести ни слова, боясь, что кусок окажется во рту.
- Отец!
Ёнхо кричал, просил тестя остановиться, но сам в растерянности продолжал крепко держать ее.
Тесть с силой вдавливал мясо в губы моей мучительно извивающейся жены. Сильными пальцами он сумел раскрыть ее губы, но со стиснутыми зубами ничего поделать не мог.
В конце концов, от злости, поднявшейся в нем до самой макушки, он еще раз ударил дочь по щеке.
- Отец!
Свояченица бросилась к тестю, обхватила его за пояс, но в этот момент ему удалось запихать кусок свинины в рот моей жены разжавшей зубы. Однако Ёнхо, уже уставший ее держать, ослабил хватку, и она с отвращением выплюнула мясо. У нее вырвался крик, напоминающий звериный рев.
- …Пусти!
Жена, согнувшись, побежала, как я подумал, в сторону прихожей, однако вдруг повернулась и схватила нож для фруктов, лежащий на обеденном столе.
- Ёнхе!..
Голос тещи, готовый сорваться, разрезал убийственную тишину. Дети уже не могли сдерживать слезы и разревелись.
Жена стояла, стиснув зубы. Посмотрев в глаза каждому, кто наблюдал за ней, она подняла нож.
- Остановите ее…
- Берегитесь!
Из запястья жены фонтаном брызнула кровь. На белые тарелочки, как капли дождя, пролилась багровая кровь. У жены подогнулись колени, она осела на пол. Отнял у нее нож свояк, до этого сидевший с безразличным видом.
- Чего стоишь? Принеси хоть полотенце, что ли!
Он умело, демонстрируя навык бойца, служившего в армейском спецназе, остановил кровь, а затем взвалил жену на спину.
- Спускайся скорее вниз и заводи машину.