Бой при Чечен-ауле 28-29 октября 1919.
Рисунок полковника С. А. Топоркова.
После 1-й Крымской кампании Добровольческой Армии, окончившейся ранней весной 1919 года оставлением Симферополя, Севастополя, Евпатории и Феодосии и закреплением на Акманайских позициях, прикрывавших Керченский полуостров - позициях нашей пехоты, поддерживаемой с моря английским военным флотом, - наш потрепанный Александрийский эскадрон был перекинут на Кавказский фронт.
И тут произошло одно из чудес этой хаотической эпохи: удача частей, на командные должности которых выдвинулись не старшие по производству, но офицеры авантюрной складки, способные действовав при отсутствии денежных средств и интендантского снабжения. Таким исключительным офицером оказался у нас ротмистр, а затем полковник Г-бов (Глебов). Переброшенный со своим полуэскадроном под Святой Крест и в дикие степи кочевых калмыков, он умудрился развернуть там полк 6-эскадронного состава, со своей хозяйственной частью и пулеметной командой.
Словом, к осени того же года в наших рядах числилось до двух тысяч гусар. Воскресший из небытия полк был расквартирован в Грозном, в Графском (если память мне не изменяет) предместье. Личный состав полка был весьма своеобразен: у нас были калмыцкие и кара-ногайские эскадроны и исключительные по своему качеству эскадроны ставропольцев - старых солдат кавалерии, с большой прослойкой унтер-офицерского кадра. В 1-й "боевой", как мы любили говорить, эскадрон были сведены почти все вольноопределяющиеся.
Но, конечно, помимо гордости полком, мы, таков был наш возраст, пребывали в состоянии постоянной влюбленности... Только, вот беда, объекты нашей страсти были нам недоступны - они были "любимыми женщинами" наших офицеров... А в Грозном недостатка в красавицах не было - они пополнялись "подругами" миллионеров "нефтяников" и на нашем жаргоне прозывались "вышками"...
"Вышки" украшали залы шикарных и дорогих ресторанов, куда нам, "вольноперам", доступа не было. Сами понимаете - мы довольствовались швейками и даже "горняшками"...
Вообразите же нашу радость, когда как-то вечером к нашей квартире подкатил парный извозчик с ротмистром П. (Посажным), чудаком необыкновенным, считавшимся только со своей фантазией.
Мы высыпали на крыльцо, чтобы услышать приказание: "По коням! Садись!"
Недоумение было рассеяно выразительным жестом в сторону извозчичьей пары. Их немедленно "оседлали", а прочие набились в коляску и даже возлегли на ее крыльях. Одному - не скрою: пишущему эти строки - места все же не хватило, и он, получив указание: "направление - "Кристаль-Палас", - бодрой рысью возглавил экспедицию.
В большой, "сверкающий огнями" зал ресторана мы, вслед за ротмистром, вопли не без робости. Как примут господа офицеры это вторжение?... Однако, отказать ротмистру в разрешении "приветствовать наших вольноопределяющихся" полковнику было трудно, и мы, е нашим покровителем, расположились за длинным столом, рядом с офицерским.
Последовали сперва несколько натянутые тосты, и некоторые из ветреных "вышек" перепорхнули к нам. Среди нас, как нарочно, было несколько красивых мальчиков.
Нельзя сказать, чтобы поручикам и, в особенности, ротмистрам с "красно-сизыми носами", как поется в песне, дамские успехи "вольноперов" пришлись по душе.
Вероятно, поэтому командир решил в деликатной форме наказать нашего сумасбродного ротмистра:
- Ротмистр, съездите в штаб отряда... Нет ли чего нового? -- и возвращайтесь с докладом. Сейчас того и жди...
Музыканты устало повторяли, полковые гимны, и веселье грозило "затянуться до утра"...
Но, видно, в этот вечер ротмистру П. суждено было до конца играть особую роль. Не прошло и часа, как он, сияя, появился в дверях:
- Генерал приказывает немедленно привести полк в боевую готовность. Выступаем!
Ответом было единодушное "УРА!" - засиделись в Грозном.
Тут надо сказать несколько слов, поясняющих обстановку на Северном Кавказе в это время.
Жизненно необходимая артерия нашей армии на Северном Кавказе - жедезнодорожная линия Петровск-порт и далее на Дербент, вдоль побережья Каспийского моря, была постоянно прерываема повстанцами. Они вербовались из горцев ближайших аулов, руководимых турецкими агентами. Горцы-мусульмане объявили нам в это время священную войну - "газават". К этим группам примешивались и остатки разбитой нами Таманской армии красных. В этом движении причудливо слились религиозный фанатизм, турецкие поползновения на Кавказ и русский беспринципный коммунизм. Наша задача состояла в защите железнодорожной линии.
Полк выступил ночью, следуя за казачьим авангардом. В непроглядной тьме только местные жители были способны инстинктивно следовать нужному направлению. Мы шли напрямик, пересекая сельские дороги, спускаясь в долины и поднимаясь на взгорья. Рассвет начинал только едва-едва брезжить, когда эскадроны втянулись в необозримое поле кукурузы, скрывавшее коня вместе со всадником. Здесь- то и сосредоточились, по сведениям разведки, вражеские отряды, подготовляя налет на железную дорогу. Полк развернулся лавой, но все же не мог покрыть всю ширину кукурузной посадки. Фланги оставались в руках противника. Что скоро и подтвердилось: по нашему расположению справа и слева открылась частая ружейная стрельба. К характерному треску винтовок примешались выстрелы охотничьих ружей и далее уханье древних шомпольных пищалей - как пришлось убедиться, оружия самого губительного, наносящего разрывные раны... Положение создалось незазидное: видимости никакой, трудное продвижение шагом и полная невозможность передачи приказаний по цепи. Наша конно-горная батарея, продавившая род коридора в лесу кукурузы, оказалась впереди нашей лавы и палила вслепую, а наши фланги обтекались противником, отлично знакомым с местностью. С боковыми казачьими разъездами была потеряна всякая связь.
Однако, полк упорно продвигался вперед, имея задачей "прочесать" местность и вытеснить противника в предгорья, смутно обозначавшиеся впереди.
Произошли уже и первые схватки холодным оружием. Пешие горцы оказались разбросанными небольшими группами. Сидя спиной друг к другу, они стреляли во всех направлениях и, окруженные, не сдавались. Тут мы понесли много потерь: рубить с коня заслоненных стволами исполинской кукурузы сидящих "тавлинцев" было весьма трудно Прирожденные воины, они парировали удар шашки своими длинными шомполками и умирали с оружием в руках.
Дело принимало скверный оборот. Ружейный огонь противника нарастал, и наша неосторожно выдвинувшаяся вперед артиллерия, казалось, попала в окружение, орудийные залпы редели, да и в гусарской цепи чувствовалось неблагополучие. По звукам боя, крикам "Алла!" можно было заключить, что соседние эскадроны отходят. Светлело, но видимость оставалась ограниченной. Наступал переломный момент.
В лесу кукурузы далеко не увидишь. И тут, проламываясь на ошалелом, с окровавленной головой коне сквозь чащу, на наш "боевой" эскадрон налетел спереди конно-артиллерист.
- Снаряды истощились! Офицеры отстреливаются из наганов, кольцо горцев сжимается. Спасайте пушки!.. - кричал
он, задыхаясь.
Старший офицер эскадрона, поэт и храбрец - барон Бодэ взмахнул шашкой.
- Эскадрон, слушай мою команду. За мной в атаку - марш, марш!
Наше неистовое "ура!" чудом передалось по невидимой линии полка. Пушки были отбиты, и горцы на всем фронте обратились в бегство.
Этот эпизод предшествовал общему наступлению нашего отряда на "немирные" аулы предгорий. Тут нам посчастливилось участвовать в последних кавалерийских боях, теперь, с развитием новых родов оружия - броневых частей и авиации - принадлежащих военной истории.
А между тем война в действиях кавалерии окрашивалась своеобразной красотой и лихостью, воспетыми в наших песнях...
Всем нам известна доблесть горцев, подчеркиваемая участниками покорения Кавказа, с уважением помнящими героя-врага Шамиля. Но с тех пор прошла целая эпоха замирения, и кавказцы, в своем большинстве, влились в общую судьбу Российской Империи и доблестно доказали свою верность на полях сражений. Теперь же, в годы гражданского распада русского единства, естественно возник и откол некоторых групп горцев, вызванный, как мы отметили в начале, разнородными и даже противоречивыми влияниями.
Вероятно, эта общая неуверенность, колебания и повлияли на боевые качества восставших, что вы и увидите в эпизоде, которым мы закончим наши воспоминания.
Нашему полку было поручено привести в покорность близкие к железной дороге аулы. В зависимости от результата этой операции рознилась и дальнейшая тактика: водворение добрососедских отношений с замиренными аулами или уничтожение вражеских гнезд. Другого способа действовать не было. Необходимо было принудить упорствующих врагов удалиться в далекие горы, подальше от нас - "гяуров".
Раннее, раннее утро - долины лежат во мгле, но горы уже порозовели, а снега вершин вспыхнули под лучами озарившего их солнца. Воздух свеж, и все: седло, повод, винтовка., ножны шашки - пропитаны холодной утренней росой. Эскадроны "справа по три" шагом тянутся по едва намеченной дороге. Головной разъезд то появляется над нами, на поворотах подымающейся к аулу дороги, то скрывается из глаз. Идем потаенно - противник близок,- только кони пофыркивают и кое- где копыто щелкает о камень.
- Ах, как бы поскорее! В бою человек охвачен действием и не успевает испугаться.
Но минуты перед вступлением в дело - тягостны.
И вот луч солнца прорвался в расщелину гор и упал прямо на холм, увенчанный аулом - целью нашей экспедиции. Аул, как чалма - прикрывает темя холма. Дворы верхнего кольца строений, окружающие мечеть с минаретом, являются крышами-потолками следующего ряда, ниспадая ярус за ярусом. Надменно смотрела эта крепость Ислама на приближение "гяуров", но за дальностью расстояния и неровностью почвы аул казался безжизненным.
Однако, сверху нас заметили. Еще две, три петли дороги, и перед полком, заслоняя свой дом, рассыпавшись цепью, красовался конный отряд значительной численности. Я сказал "красовался" и не оговорился: под зеленым знаменем Пророка стояли всадники на бесподобных легких конях арабских кровей. Горцы вышли в бой, нарядившись в праздничные черкески, увешенные драгоценным оружием. Кинжалы и гнутые шашки "клынчи" дамасской закалки, в серебряных и золотых ножнах, усыпанных самоцветами. Большинство было вооружено старинными пищалями, но встречались и винтовки турецкого образца. Их возглавляли величественные белобородые старики под зелеными чалмами паломников Мекки. Горцы стояли в полной неподвижности, как бы позируя для потомства. Да, в сущности, оно так и было...
Наша резервная колонна немедленно перестроилась в лаву, и полк пошел рысью - расстояние было еще слишком велико. Численность наша была, приблизительно, одинакова, но в горных условиях наши калмыцкие степные кони - выносливые, но тяжелые - не могли состязаться с арабами горцев, не говоря уже о том, что полку приходилось атаковать, карабкаясь в гору по трудной местности буераков, заросших колючим кустарником. Но зато наш офицерский состав был хорош, ставропольские эскадроны превосходны, а 1-ый - "боевой" - эскадрон насыщен вольноопределяющимися, готовыми с радостью умереть за славу "Черных Гусар"...
Горцы открыли огонь с коней, еще не приходя в движение. Они правильно рассудили, что выгоднее дать вымотаться нашим коням и атаковать на коротке - вблизи стен аула, на ровной площади, на которой они регулярно устраивали военно-конные игрища. Ошибка же их расчета заключалась в том, что они недооценили русского упорства, позволившего нам утвердиться на одной шестой части земной суши.
Во время этого предварительного сближения с противником наши потери людьми были невелики, но зато из строя выбыло немало коней, ломавших и калечивших ноги в предательском кустарнике, прикрывавшем ямы и острые обломки стволов сушняка. Но полк равномерно, безмолвно и тяжко надвигался, и в этом движении было что-то стихийное, подавляющее...
Но вот мы вышли на ровное поле. Полковник Г-бов своим знаменитым командным голосом взревел:
- Полк в атаку - марш, марш!!!" - и тысяча всадников, обнажив шашки, с места перешла в галоп с таким
сокрушающим "Ура!", которое, казалось, вырвалось из одной исполинской груди.
Раздалось ответное - Алла! - и две конных массы понеслись друг другу навстречу.
Но что это? Горцы, несмотря на поощрения стариков, начинают сдавать, осаживать и вдруг, с такой же стремительностью, поворачивают своих скакунов и уносятся вдоль стен оставляемого аула в надежное ущелье...
Знаменитого шока конницы не происходит. Преследование невозможно, да и не нужно. Инструкции генерала Драценко, командира наших частей, ясны: беспощадно расправляться с упорствующими врагами, но пытаться великодушием привлекать на свою сторону соблазненных, но колеблющихся.
Учитывая это, командир приказывает полку в аул не входить, отойти на ближайший холм и послать парламентеров к противнику.
Все довольны. Все? - Недовольны "вольноперы", мечтавшие о "рубке", из которой, признаться, у этих мальчиков с большим сердцем было мало шансов выйти живыми...
Горец родится с "клынчем" в руке, а городской юноша с... приключенческим романом под носом.
Не прошло и двух часов, как на соседнем холме показался наш противник. Белый флаг теперь соседствовал с зеленым, но это нисколько не мешало ни красоте, ни величественности зрелища.
Полковник Г-бов один выехал вперед, жестом предлагая старейшинам приблизиться.
Спустившись в пологую долину, около полусотни горцев, возглавляемых своими патриархами, поднялись к нам и остановились в ожидании. Полковник, сопровождаемый одним "толмачем"-переводчиком, двинулся навстречу. Выехал вперед и глава аула. Он неторопливо отстегнул свой драгоценный клынч, поцеловал его и с глубоким достоинством поклонился, говоря на прекрасном русском языке:
- Полковник, дарю тебе мое оружие. Я ошибся - признаю. И пусть наш путь будет впредь общим.
- Верю, - последовал ответ. - Война кончена. Между нами дружба.
На этом церемония сдачи не окончилась. Наши офицеры и горские начальники спешились и сошлись по-дружески, и это оказалось не слишком трудным: большинство кавказских князей прошло русскую выучку и, хотя с акцентом, изъяснялись по-русски.
В заключение командиру полка был подведен ненаглядный жеребец-араб, подседланный изукрашенным седлом, и еще три прекрасных коня - нашим дивизионерам.
По заключении договора мы вернулись в свое расположение, и район этого аула оставался к нам до конца дружественным.
Поручик Николай Станюкович.
Примечания:
В советской историографии постоянно упоминались многократные сожжения аулов (и 29 октября тоже), убийства сотен горцев, их женщин и детей, совершённые группой Драценко. Подтверждений этому не находится. Потери группы были очень малы, вплоть до поражения белых войск на Кавказе весной 1920. Бой при Чечен-Ауле описан и у Булгакова в "Необыкновенных приключения доктора". Он был врачом то ли в Александрийского гусарского, то ли 3-го Терского казачьего.
Драценко Даниил Павлович (1876-1945(?)).
Полковник (12.1916). Генерал-майор (1918). Генерал-лейтенант (1919). Окончил Одесское пехотное юнкерское училище (1897) и Николаевскую академию Генерального штаба (1908). Участник русско-японской войны. Получил ранение и контузию. В ПМВ офицер в штабе Кавказского фронта (разведка), отличился в боях за Сарыкамыш и при штурме Эрзру-ма, 08.1914-03.1916. Начальник штаба 39-й пехотной дивизии, 03.1916-03.1917; командир 153-го Бакинского пехотного полка, 03-07.1917; в штабе Кавказского фронта, 07.1917-01.1918. В Белом движении: командующий на Северном Кавказе группой войск Западно-Каспийского побережья, 1918-03.1919; командующий группой войск Астраханского направления, 03 - 09.1919. Командир 1-й конной дивизии, 09.1919 - 03.1920. Начальник штаба группы кубанских войск (прежнего 2-го Кубанского корпуса) генерала Улагая, 07-09.1920; десантированных через Керченский пролив на Таманский полуостров и разгромленных Красной армией. Командующий 2-й армией в Крыму, 09-10.1920; снят, заменен генералом Витковским. В эмиграции с 11.1920, Югославия. В 1943-45 Русском корпусе, участвовал в боях с партизанами Тито. По некоторым источникам, умер в 1945.
Награжден орденами Св. Станислава 3-й ст., Св. Анны 3-й и 4-й ст., Св. Владимира 4-й ст. - все с мечами и бантом; Св. Георгия 4-й ст. за штурм Эрзерума в январе 1916.
Глебов Иван Александрович, (8 мая 1885 - после 1931)
Из дворян Орловской губернии. Таганрогская гимназия, Николаевское кавалерийское училище (1908). 31 июля 1915 ротмистр, позже подполковник 5-го гусарского Александрийского полка, помощник командира Крымского конного полка. В декабре 1917 командир 2-го Крымско-татарского полка. Участник боёв в Крыму в январе 1918, затем в Татарском полку Туземной дивизии до 22 июня 1918. Полковник. В Добровольческой армии; с 8 декабря 1918 командир эскадрона и дивизиона 5-го гусарского Александрийского полка, с 3 мая (с 12 сентября) 1919 - командир 5-го гусарского Александрийского полка, в Русской армии командир 1-го и 2-го кавалерийских полков до эвакуации Крыма. Дважды ранен. Орден Святого Николая Чудотворца. Эвакуирован на транспорте «Аю-Даг». Галлиполиец, командир 3-го кавалерийского полка.
де Боде Глеб,
барон, окончил Елисаветградское кавалерийское училище в 1916. Во ВСЮР, летом 1919, командир 1-го эскадрона 5-го гусарского Александрийского полка. Поэт.
"Ротмистр П." - вероятно,
Посажной Алексей Васильевич, (? - 15 (13?) марта 1964, Монморанси, пригород Парижа).
Окончил Николаевское кавалерийское училище в 1902. Офицер 18-го драгунского Северского полка, полковник 5-го гусарского Александрийского полка. В эмиграции во Франции, к 1933 в Париже. Поэт. Умер в Доме инвалидов в Монморанси. Похоронен на местном кладбище. Его очень не любил Илья Эренбург, возможно, пострадал как-то от гусара.
Станюкович Николай Владимирович, (26 августа 1898, Харьков - 16 (26?) декабря 1977, Севран, под Парижем),
Окончил Тенишевское училище. Во ВСЮР, летом 1919 вольноопределяющийся 5-го гусарского Александрийского полка, поручик. За выступления против большевиков приговорён ими к смерти. В Добровольческой армии состоял в сводном эскадроне в Ялте. Участвовал в боях под Перекопом и Керчью. Позже участвовал в боевой кампании на Северном Кавказе. Произведён в корнеты. Участвовал в боях в Северной Таврии, под Каховкой. В Русской армии до эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Лазарев». Галлиполиец. В эмиграции в Белграде, Берлине и Париже. Писатель и литературный критик, участник возникшего в 1925 Союза молодых писателей и поэтов. В Галлиполи написал поэму «Парад генерала Врангеля». В Париже издал сборники своих стихов «Из пепла» (1929), «Свидетельство» (1939), «Возвращение в гавань» (1943). Как военный писатель, печатался в «Часовом». В Париже работал таксистом и шофёром частных предприятий и лиц. Служил в Русском корпусе. Похоронен 3 января 1978 на Сент-Женевьев-де-Буа. В «Часовом» дата кончины дана: 16 декабря 1977, Париж.
Сочинения: воспоминания, 3 сборника стихов, автобиографические очерки «Дело Александра Рогова».
Жёны: 1) Лидия Стефановна (Мадалинская), 25 января 1900 - 28 сентября 1957; 2) Александра Александровна (Фролова), родилась 5 декабря 1923. Отец Владимир Константинович (умер в 1939 в Петербурге), братья Кирилл (родился в 1911) и Алексей (родился в 1912) в СССР.