Дюрер в Альбертине
Я была в Вене в октябре, прошло почти три месяца, а я все еще мысленно живу в залах Альбертины, в мире Дюрера. А, может быть, точнее будет сказать, что этот как раз тот случай, про который говорят, что после него моя жизнь никогда не будет прежней - да, так точнее.
Эта выставка открыла мне некое новое знание, некий совершенно новый горизонт с такой вершины, с которой мир видится совершенно по-новому.
Живопись - это всегда больше витрина, больше репрезентация, больше результат. Графика же - больше мастерская, больше процесс. А в случае мастера уровня Дюрера его процесс не менее, как не более ценен, чем результат. И уж точно в каком-то смысле более информативен. Эта большая выставка состояла в основном из графики.
Хочу с глубочайшим уважением и благодарностью снять шляпу перед авторами этой выставки. Мы нечасто думаем о тех, кто репрезентует нам то, на что мы, собственно, пришли смотреть.
Если и вспомним о них, то, скорей, в негативном контексте, в случае какой-то совсем уж плохой развески, откровенно затрудняющей процесс восприятия, плохо выставленного света...
Когда же все хорошо, мы о них не думаем, полностью отдавая свое внимание художнику - это и есть свидетельство, что они хорошо сделали свою работу.
Но на этот раз они были просто великолепны! И я сейчас не о развеске и свете, с этим тоже все было отлично, но так, вообще-то, и должно быть.
Я о том, что последнее видит посетитель, заставивший себя, наконец, покинуть залы огромной выставки, в которых он провел много часов.
Ошеломленный, потерянный, лишившийся каких-то представлений, казавшихся ему базовыми, взамен них получивший целый набор новых, которые еще предстоит принять и осмыслить, на выходе с выставки зритель видит вот это фото могилы Дюрера на кладбище в его родном Нюрнберге.
Скажу вам честно, признавая значимость кладбищенской темы и уважая интерес к ней многих чтимых мной людей, например, Бориса Акунина, лично я этого интереса не разделяю. Ни в одном городе мира мне никогда не придет в голову посетить никакое, будь оно хоть самым размемориальным, кладбище.
Одно было в моей практике исключение - старое еврейское кладбище в Праге, но для этого у меня были специальные причины.
Теперь же, если случится побывать в Нюрнберге - ноосфера, ты слышишь? да, это запрос! - я обязательно постараюсь навестить Дюрера на кладбище.
Вот какие слова, оказывается, написаны на его надгробии. Авторы выставки воспроизвели их на фото на нескольких языках (за русский отдельное спасибо, я оценила).
И, поверьте, это срабатывает как спасательный круг в том смятении, в котором пребываешь, покидая выставку. Как точка кристаллизации, на которой, стоит ей появиться, из мутного перенасыщенного раствора впечатлений, догадок, обломков старых наивных представлений и новых прозрений, начинают формироваться сверкающие четкими гранями кристаллы смысла.
Не знаю, кто автор этой надписи, но он, безусловно, конгениален самому Дюреру. Несколько слов, которые все расставляют по местам. И - да, смертного, то есть человеческого, в нем было много.
Так много, что хватило бы на десятерых неслабых таких людей.
В нем была страсть. На протяжении всей жизни горевшая ровным ясным пламенем страсть к самопознанию. Этот автопортрет был бы блестящим итого жизни любого художника - а сделан он сами видите, в каком возрасте, практически ребенком!
Конечно, вам знакомо множество его живописных автопортретов. Но, может быть, вот такой графический вы не видели. Не знаю, передается ли этот жар страсти к самопознанию через фото... в жизни серьезно опасаешься, что бумага сейчас задымится и вспыхнет.
Но за всем человеческим, а потому узнаваемым, соотносимым с собой, грешным, грозно и явно проступают черты того, что на могильной плите не названо, но обозначено апофатически, от противного - черты божественной воли.
С восторгом и ужасом вдруг понимаешь, что ты присутствуешь в мастерской бога и получаешь некоторое представление о процессе творения.
Как известно, главный человеческий лимит - время. Оно конечно и невосполнимо. У бога же нет времени, или, наоборот, его количество бесконечно, лучше об этом не задумываться, ибо укачивает, но, так или иначе, для бога не существует такого лимита.
Поэтому он, в отличие от человека, не действует в системе вынужденных приоритетов. Творение каждой травинки и былинки равноценно в его процессе творению того, кто с какой-то стати сам себя вообразил венцом творения без всяких на то оснований.
Его внимание в равной и полной мере мере достается и человеку в смысле его пресловутого богатого внутреннего мира.
И какой-нибудь драпировке, у которой - как мы думали - никакого внутреннего мира и быть не может по определению.
И нас, получивших возможность пронаблюдать за богом в его мастерской, в процессе творения, как ушатом холодной воды окатывает понимание, что внутренний мир, это, возможно, вообще совсем не то, что мы до сих пор под этим подразумевали.
У бога нет черновиков. Он может возвращаться к одной мысли сколько угодно раз, но каждый вариант, независимо от его успешности и законченности, обретает полноценное существование, и это тоже переворачивает наши базовые представления.
Бог ни с кем себя не сравнивает, и этот неизбывный человеческий лимит у него отсутствует - на то он и бог, что ему не с кем себя сравнивать.
Он один - творец, все остальное, весь остальной мир от малой былинки до тонких душевных струн человека, лишь его творения, и не творениям понять, какое из них главнее, и есть ли вообще такой критерий.
И много, много еще признаков божественного творения, не все из которых поддаются вербализации, становятся восхитительно и пугающе явными для человека, оказавшегося в божественной мастерской.
Но самое пугающее и восхитительное обозначает та самая надпись на могильной плите - смертный человек. Ему доступно быть инструментом божественного творения. Да, в каком-то смысле, богом. Каждый из нас - простой смертный, точно как Дюрер. Вы понимаете, о чем я?.. Да, именно об этом - не бойтесь, вы можете! Или бойтесь, но все равно знайте, что можете. Могите.
Сейчас, в последние дни декабря, все информационное поле наполняется бесконечными подведениями итогов. Не знаю, как вы, а я это просто ненавижу. Потому что все подводят итоги, а я - нет. Потому что всем есть, черт побери, что подводить, а у меня и итогов-то никаких нет, если не считать итогами длинный список, чего я опять в этом году не - не успела, не сделала, не поняла...
Это, черт побери, деморализует! Но я, хоть и деморализованный, но все-таки боец. Стараюсь, в меру своих скромных сил, не сдаваться. Поэтому вот сейчас, вместо того, чтобы лихорадочно одной рукой пылесосить квартиру, другой печь торт, третьей резать салаты, а четвертой ногой бежать в магазин, я пишу этот пост.
Это будет мой итог года. Я с октября каждый день пыталась найти слова, чтобы рассказать вам об этом Дюрере в Альбертине. Не нашла! Но поняла, что просто не могу закрыть год, если не расскажу. Done.
Пошла пылесосить и вот это вот все!
Эта выставка открыла мне некое новое знание, некий совершенно новый горизонт с такой вершины, с которой мир видится совершенно по-новому.
Живопись - это всегда больше витрина, больше репрезентация, больше результат. Графика же - больше мастерская, больше процесс. А в случае мастера уровня Дюрера его процесс не менее, как не более ценен, чем результат. И уж точно в каком-то смысле более информативен. Эта большая выставка состояла в основном из графики.
Хочу с глубочайшим уважением и благодарностью снять шляпу перед авторами этой выставки. Мы нечасто думаем о тех, кто репрезентует нам то, на что мы, собственно, пришли смотреть.
Если и вспомним о них, то, скорей, в негативном контексте, в случае какой-то совсем уж плохой развески, откровенно затрудняющей процесс восприятия, плохо выставленного света...
Когда же все хорошо, мы о них не думаем, полностью отдавая свое внимание художнику - это и есть свидетельство, что они хорошо сделали свою работу.
Но на этот раз они были просто великолепны! И я сейчас не о развеске и свете, с этим тоже все было отлично, но так, вообще-то, и должно быть.
Я о том, что последнее видит посетитель, заставивший себя, наконец, покинуть залы огромной выставки, в которых он провел много часов.
Ошеломленный, потерянный, лишившийся каких-то представлений, казавшихся ему базовыми, взамен них получивший целый набор новых, которые еще предстоит принять и осмыслить, на выходе с выставки зритель видит вот это фото могилы Дюрера на кладбище в его родном Нюрнберге.
Скажу вам честно, признавая значимость кладбищенской темы и уважая интерес к ней многих чтимых мной людей, например, Бориса Акунина, лично я этого интереса не разделяю. Ни в одном городе мира мне никогда не придет в голову посетить никакое, будь оно хоть самым размемориальным, кладбище.
Одно было в моей практике исключение - старое еврейское кладбище в Праге, но для этого у меня были специальные причины.
Теперь же, если случится побывать в Нюрнберге - ноосфера, ты слышишь? да, это запрос! - я обязательно постараюсь навестить Дюрера на кладбище.
Вот какие слова, оказывается, написаны на его надгробии. Авторы выставки воспроизвели их на фото на нескольких языках (за русский отдельное спасибо, я оценила).
И, поверьте, это срабатывает как спасательный круг в том смятении, в котором пребываешь, покидая выставку. Как точка кристаллизации, на которой, стоит ей появиться, из мутного перенасыщенного раствора впечатлений, догадок, обломков старых наивных представлений и новых прозрений, начинают формироваться сверкающие четкими гранями кристаллы смысла.
Не знаю, кто автор этой надписи, но он, безусловно, конгениален самому Дюреру. Несколько слов, которые все расставляют по местам. И - да, смертного, то есть человеческого, в нем было много.
Так много, что хватило бы на десятерых неслабых таких людей.
В нем была страсть. На протяжении всей жизни горевшая ровным ясным пламенем страсть к самопознанию. Этот автопортрет был бы блестящим итого жизни любого художника - а сделан он сами видите, в каком возрасте, практически ребенком!
Конечно, вам знакомо множество его живописных автопортретов. Но, может быть, вот такой графический вы не видели. Не знаю, передается ли этот жар страсти к самопознанию через фото... в жизни серьезно опасаешься, что бумага сейчас задымится и вспыхнет.
Но за всем человеческим, а потому узнаваемым, соотносимым с собой, грешным, грозно и явно проступают черты того, что на могильной плите не названо, но обозначено апофатически, от противного - черты божественной воли.
С восторгом и ужасом вдруг понимаешь, что ты присутствуешь в мастерской бога и получаешь некоторое представление о процессе творения.
Как известно, главный человеческий лимит - время. Оно конечно и невосполнимо. У бога же нет времени, или, наоборот, его количество бесконечно, лучше об этом не задумываться, ибо укачивает, но, так или иначе, для бога не существует такого лимита.
Поэтому он, в отличие от человека, не действует в системе вынужденных приоритетов. Творение каждой травинки и былинки равноценно в его процессе творению того, кто с какой-то стати сам себя вообразил венцом творения без всяких на то оснований.
Его внимание в равной и полной мере мере достается и человеку в смысле его пресловутого богатого внутреннего мира.
И какой-нибудь драпировке, у которой - как мы думали - никакого внутреннего мира и быть не может по определению.
И нас, получивших возможность пронаблюдать за богом в его мастерской, в процессе творения, как ушатом холодной воды окатывает понимание, что внутренний мир, это, возможно, вообще совсем не то, что мы до сих пор под этим подразумевали.
У бога нет черновиков. Он может возвращаться к одной мысли сколько угодно раз, но каждый вариант, независимо от его успешности и законченности, обретает полноценное существование, и это тоже переворачивает наши базовые представления.
Бог ни с кем себя не сравнивает, и этот неизбывный человеческий лимит у него отсутствует - на то он и бог, что ему не с кем себя сравнивать.
Он один - творец, все остальное, весь остальной мир от малой былинки до тонких душевных струн человека, лишь его творения, и не творениям понять, какое из них главнее, и есть ли вообще такой критерий.
И много, много еще признаков божественного творения, не все из которых поддаются вербализации, становятся восхитительно и пугающе явными для человека, оказавшегося в божественной мастерской.
Но самое пугающее и восхитительное обозначает та самая надпись на могильной плите - смертный человек. Ему доступно быть инструментом божественного творения. Да, в каком-то смысле, богом. Каждый из нас - простой смертный, точно как Дюрер. Вы понимаете, о чем я?.. Да, именно об этом - не бойтесь, вы можете! Или бойтесь, но все равно знайте, что можете. Могите.
Сейчас, в последние дни декабря, все информационное поле наполняется бесконечными подведениями итогов. Не знаю, как вы, а я это просто ненавижу. Потому что все подводят итоги, а я - нет. Потому что всем есть, черт побери, что подводить, а у меня и итогов-то никаких нет, если не считать итогами длинный список, чего я опять в этом году не - не успела, не сделала, не поняла...
Это, черт побери, деморализует! Но я, хоть и деморализованный, но все-таки боец. Стараюсь, в меру своих скромных сил, не сдаваться. Поэтому вот сейчас, вместо того, чтобы лихорадочно одной рукой пылесосить квартиру, другой печь торт, третьей резать салаты, а четвертой ногой бежать в магазин, я пишу этот пост.
Это будет мой итог года. Я с октября каждый день пыталась найти слова, чтобы рассказать вам об этом Дюрере в Альбертине. Не нашла! Но поняла, что просто не могу закрыть год, если не расскажу. Done.
Пошла пылесосить и вот это вот все!