Victory и Победа: в чем разница
Чем Victory отличается от Победы?
Современный концепт победы сформирован финалом мировых войн, где речь шла о тотальной победе как «безоговорочной капитуляции противника». На Западе и у нас с тех пор понятие о победе формирует гештальт безоговорочной капитуляции врага человечества. А это не просто военный успех. Это тот уникальный стратегический момент, который М. Гефтер (вслед Герцену) назвал простором отсутствия как полем ничем не ограниченной реализации любых целей и даже фантазий победителя. Неслыханный приз победы 9-го мая 1945-го года навсегда освободил Москву и Вашингтон от необходимости определять, а тем самым и ограничивать концепт Победы. Он остался неограниченным. Но разрыв между ними в Москве и в Вашингтоне больше, чем разница в одни сутки между днями его празднования - 8-м и 9-м мая.
Западный концепт Победы заполняет «простор отсутствия» политикой, нарочно разработанной для данного случая. Таков план Маршалла для Европы, такова реконструкция Японии по Макартуру. Глобальное пространство отсутствия коммунистического мира, возникшее вследствие Беловежских соглашений, стало, что естественно, пространством экспансии США под именем New World Order, NWO. Легитимность NWO обоснована исключительно концептом Victory как якобы тотальной победы Запада над СССР. Абсурдным метафорическим ходом самоупразднение СССР приравняли к победе советско-англосаксонской коалиции союзников (включавшей СССР) над Гитлером и нацизмом.
А что же с советским концептом Победы? Советский и вслед за ним постсоветский образы Победы тоже тотальны, но они, в отличие от западного, никогда не были политически проработаны. Победа по-русски это какое-то бесформенное и безграничное триумфальное празднование вне пределов истории. Трескуче-пустое наше торжество на идейном пустыре. В чем оно состоит и чье - «наше»? Не определяется.
...
Одна из причин современной ностальгии по СССР - его мирное обетование. Обетование мира на будущее - войны нет сейчас, и ее не будет дальше. Победа того типа, что состоялась 9 мая 1945-го года, означала экзистенциальное спасение для страны и народа. Но теперь советская власть говорила нам - успокойтесь, не бойтесь! Бытие на грани вам более не грозит - такое не должно повториться! - Памятная советская формула. Но что именно не должно повториться?
Не должна была повториться прямая «шмиттеанская» схватка с врагом. Отечественная война была прямой схваткой между силами беспримесного добра с нашей стороны и чистого и беспримесного зла со стороны нацизма. Но тем самым на будущее Армагеддон исключался. Однако если Армагеддон отменяется, то не будет и Победы над сатаной? К 1970 годам в СССР считалось, что социалистический строй восторжествует на планете, но никому не известным образом. Советский субъект не собирался воевать за себя. Тогдашнее наше существование пронизывало чувство того, что в Кремле сделают все, лишь бы не воевать - это ощущение облегчало жизнь времен застоя.
Пацифизм застоя заложен был в сталинской концепции социализма в одной отдельно взятой стране. Он - неявное следствие этого тезиса. Поскольку мировая революция исключается - исключалась и глобальная битва в коминтерновском формате, тем более по инициативе советской стороны. За что Москву громко ругали Китай, Корея и даже и Куба. Отказываясь от распространения революции военным путем, Москва попадала в глуповатое положение: мы не воюем - мы ведем борьбу за мир. При этом разоряясь на вооружениях и рискуя непроизвольным стартом ядерной войны. То есть мы идем на риск катастрофы без цели победить! Вот где было стратегическое окно уязвимости СССР.
Велась борьба за непонятный приз «мира», содержание которого - вопреки Спинозе - состояло исключительно в избегании войны и ее отсутствии. Шоком поэтому стало вторжение в Афганистан, анекдотически замаскированное под «интернациональную добровольную акцию». Отправляемых туда бедолаг упорно называли «воинами-интернационалистами» - хотя эта идеологема 1930-х годов давно уже не применялась. В 1980 миф Испании 1936 года воскресили, чтобы обслуживать незаконную и недолжную с точки зрения советского же лояльного сознания афганскую войну.
Смесь миролюбия и милитаризма разрушала советское стратегическое мышление - единственное, что могло бы спасти СССР. Стало невозможно сесть и разобрать: вот стратегические задачи, вот ресурсы, вот ограничения. Давайте определим, кто опасней - США или Китай? Если опаснее США, то давайте искать модус вивенди с Китаем; или - наоборот.
Пролонгация триумфализма, но без образа тотальной победы. Все это в конце концов привело к военному надрыву и разорению страны, став одной из причин ее краха.
Триумфальная инфляция Победы
Что такое советский триумфализм? Система претендует на триумф, но триумф - результат полной победы. Если ее не будет, то какие триумфы нам праздновать? Возникает комичный триумфализм без триумфов. Празднуем 9 мая, каждый год награждая самих себя новыми орденами за чужую победу полвека тому. Материально это выражается в удлиняющихся орденских планках и в том, что удлиняется и удлиняется список городов-героев. Не смешно ли? Война давно закончена, а к списку героев ежегодно дописывают кого-нибудь из начальства. Когда-то моя Одесса гордилась, что была первой из четырех городов-героев. Уже к концу 1970-х их стало двадцать, наградили даже территорию - Малую Землю. Сегодня города-герои давно перестали считать.
От Победы остались фразеология, непрочные декорации и все более фальшивые телепоказы. Победа стала желать новой войны - что в принципе чуждо духу Победы 1945-го года.
Русский концепт Победы нельзя связать ни с какой определенной политикой. Поэтому он разрушителен для любых политических доктрин и беспредметен. Лишенный государственного содержания, он инфантильно затягивает переживание давно прошедшей триумфальности. Увы, затянуть триумф можно лишь одним способом - переведя его в холодный треск официозной риторики и мокрые молодежные майки с советскими орденами на сосках.
Полностью здесь
Современный концепт победы сформирован финалом мировых войн, где речь шла о тотальной победе как «безоговорочной капитуляции противника». На Западе и у нас с тех пор понятие о победе формирует гештальт безоговорочной капитуляции врага человечества. А это не просто военный успех. Это тот уникальный стратегический момент, который М. Гефтер (вслед Герцену) назвал простором отсутствия как полем ничем не ограниченной реализации любых целей и даже фантазий победителя. Неслыханный приз победы 9-го мая 1945-го года навсегда освободил Москву и Вашингтон от необходимости определять, а тем самым и ограничивать концепт Победы. Он остался неограниченным. Но разрыв между ними в Москве и в Вашингтоне больше, чем разница в одни сутки между днями его празднования - 8-м и 9-м мая.
Западный концепт Победы заполняет «простор отсутствия» политикой, нарочно разработанной для данного случая. Таков план Маршалла для Европы, такова реконструкция Японии по Макартуру. Глобальное пространство отсутствия коммунистического мира, возникшее вследствие Беловежских соглашений, стало, что естественно, пространством экспансии США под именем New World Order, NWO. Легитимность NWO обоснована исключительно концептом Victory как якобы тотальной победы Запада над СССР. Абсурдным метафорическим ходом самоупразднение СССР приравняли к победе советско-англосаксонской коалиции союзников (включавшей СССР) над Гитлером и нацизмом.
А что же с советским концептом Победы? Советский и вслед за ним постсоветский образы Победы тоже тотальны, но они, в отличие от западного, никогда не были политически проработаны. Победа по-русски это какое-то бесформенное и безграничное триумфальное празднование вне пределов истории. Трескуче-пустое наше торжество на идейном пустыре. В чем оно состоит и чье - «наше»? Не определяется.
...
Одна из причин современной ностальгии по СССР - его мирное обетование. Обетование мира на будущее - войны нет сейчас, и ее не будет дальше. Победа того типа, что состоялась 9 мая 1945-го года, означала экзистенциальное спасение для страны и народа. Но теперь советская власть говорила нам - успокойтесь, не бойтесь! Бытие на грани вам более не грозит - такое не должно повториться! - Памятная советская формула. Но что именно не должно повториться?
Не должна была повториться прямая «шмиттеанская» схватка с врагом. Отечественная война была прямой схваткой между силами беспримесного добра с нашей стороны и чистого и беспримесного зла со стороны нацизма. Но тем самым на будущее Армагеддон исключался. Однако если Армагеддон отменяется, то не будет и Победы над сатаной? К 1970 годам в СССР считалось, что социалистический строй восторжествует на планете, но никому не известным образом. Советский субъект не собирался воевать за себя. Тогдашнее наше существование пронизывало чувство того, что в Кремле сделают все, лишь бы не воевать - это ощущение облегчало жизнь времен застоя.
Пацифизм застоя заложен был в сталинской концепции социализма в одной отдельно взятой стране. Он - неявное следствие этого тезиса. Поскольку мировая революция исключается - исключалась и глобальная битва в коминтерновском формате, тем более по инициативе советской стороны. За что Москву громко ругали Китай, Корея и даже и Куба. Отказываясь от распространения революции военным путем, Москва попадала в глуповатое положение: мы не воюем - мы ведем борьбу за мир. При этом разоряясь на вооружениях и рискуя непроизвольным стартом ядерной войны. То есть мы идем на риск катастрофы без цели победить! Вот где было стратегическое окно уязвимости СССР.
Велась борьба за непонятный приз «мира», содержание которого - вопреки Спинозе - состояло исключительно в избегании войны и ее отсутствии. Шоком поэтому стало вторжение в Афганистан, анекдотически замаскированное под «интернациональную добровольную акцию». Отправляемых туда бедолаг упорно называли «воинами-интернационалистами» - хотя эта идеологема 1930-х годов давно уже не применялась. В 1980 миф Испании 1936 года воскресили, чтобы обслуживать незаконную и недолжную с точки зрения советского же лояльного сознания афганскую войну.
Смесь миролюбия и милитаризма разрушала советское стратегическое мышление - единственное, что могло бы спасти СССР. Стало невозможно сесть и разобрать: вот стратегические задачи, вот ресурсы, вот ограничения. Давайте определим, кто опасней - США или Китай? Если опаснее США, то давайте искать модус вивенди с Китаем; или - наоборот.
Пролонгация триумфализма, но без образа тотальной победы. Все это в конце концов привело к военному надрыву и разорению страны, став одной из причин ее краха.
Триумфальная инфляция Победы
Что такое советский триумфализм? Система претендует на триумф, но триумф - результат полной победы. Если ее не будет, то какие триумфы нам праздновать? Возникает комичный триумфализм без триумфов. Празднуем 9 мая, каждый год награждая самих себя новыми орденами за чужую победу полвека тому. Материально это выражается в удлиняющихся орденских планках и в том, что удлиняется и удлиняется список городов-героев. Не смешно ли? Война давно закончена, а к списку героев ежегодно дописывают кого-нибудь из начальства. Когда-то моя Одесса гордилась, что была первой из четырех городов-героев. Уже к концу 1970-х их стало двадцать, наградили даже территорию - Малую Землю. Сегодня города-герои давно перестали считать.
От Победы остались фразеология, непрочные декорации и все более фальшивые телепоказы. Победа стала желать новой войны - что в принципе чуждо духу Победы 1945-го года.
Русский концепт Победы нельзя связать ни с какой определенной политикой. Поэтому он разрушителен для любых политических доктрин и беспредметен. Лишенный государственного содержания, он инфантильно затягивает переживание давно прошедшей триумфальности. Увы, затянуть триумф можно лишь одним способом - переведя его в холодный треск официозной риторики и мокрые молодежные майки с советскими орденами на сосках.
Полностью здесь