(no subject)
Когда мне было пять, мама умудрилась отхватить в детской поликлинике бесплатную путевку в оздоровительный санаторий. Я была домашним, избалованным ребенком, настоящей маменьки-папенькиной дочкой, и поначалу идея отправить меня на полтора месяца бог знает куда, пусть даже в Евпаторию, не вызывала у родителей ничего кроме дикого ужаса. Но врачи настаивали: санаторий - элитный, воспитатели - лучшие, кормежка - на убой, и мама с папой, скрепя сердце, послали меня оздоравливаться.
Мои несчастья начались буквально сразу. Еще в Москве мудрые воспитатели строго-настрого запретили родителям прощаться с детьми: долгие проводы - лишние слезы. Меня позвали «посмотреть мультик», то да се, и только по дороге на вокзал я поняла, что не попрощалась с мамой. В моем представлении это означало примерно следующее: мама не знает, что я уехала. Она стоит на том самом месте, где меня оставила, и ждет, а может быть, даже ищет, думая, что я потерялась. Эта мысль мучила меня несколько дней, пока ее не вытеснила еще более неприятная: мы не только не попрощались, но также не сговорились, где меня встречать. Подождите, а заберет ли меня мама? А как она узнает, когда я вернусь?! Напоминаю, мне пять лет, на дворе восемьдесят девятый, никаких сотовых, возможность написать ограничена заготовками, любезно предоставляемыми воспитателями раз в неделю. «Дорогие мои! - писали мы, обводя буквы по трафарету. - У меня все хорошо. Мы были у моря. Оно очень большое и красивое. Нас вкусно кормят. Мы много гуляем в парке. Я лечусь. Целую». При этом до моих родителей каким-то непостижимым образом также доходили писульки примерно следующего содержания: «Дорагая мама я очень тебья люблю фстричай двацать фтарова» - очень уж я боялась, что никто не встретит. И ни разу за полтора месяца ни один воспитатель не нашел время, чтобы рассеять этот страх. Скажу больше: нашлись и такие, которые пытались на нем играть. Например, Иван Иванович. Знакомясь с нами, он, помню, достал из кармана открывалку для бутылок и сообщил, что девочки и мальчики, которые говорят нехорошие слова, будут класть язык «вот сюда», а он его чик - и отрежет. (Мы поверили.) Затем он распространил среди нас слух: якобы тех, кто будет плохо себя вести, оставят в санатории еще на один срок. А потом у него появились приближенные. Каждый день находчивый Иван Иванович избирал, как сейчас помню, «командующего парадом». Этот счастливчик с гордым видом расхаживал по санаторию с блокнотиком в руках и записывал туда все замеченные им проступки, все плохие слова, все плохо убранные кровати. Мы, провинившиеся, носились за ним табунами, умоляя «не рассказывать», а он мгновенно начинал торговаться.
Незадолго до отъезда мне пришла телеграмма от мамы. Это была прямоугольная открытка, напечатанная на дешевом картоне: с одной стороны красные гвоздики, а с другой шершавые, похожие на дешевый бактерицидный пластырь полоски с набитыми на них черными буковками: «Маленький мой, целую, скучаю, скоро увидимся». Вы скажете, что это избитый книжный прием, но ведь все такие приемы берутся из жизни: я не отцеплялась от открытки ни на секунду и засыпала не раньше, чем перечтя ее несколько раз с начала до конца, а потом с конца до начала. Однажды вечером к нам в спальню зашла воспитательница, которой кто-то из маленьких чудовищ, видимо, настучал. Она выхватила у меня из рук открытку и разорвала ее на мелкие кусочки со словами: «Не будешь больше воровать».
Накануне отъезда нас всех отвели в «баню» мыться. Не то чтобы это было первое мытье за полтора месяца, но то, что мыли нас не каждый день, это точно. В память врезались слова воспитательницы: «Фу, как воняет письками». Потом нас построили в шеренгу и стали чистить ботинки - а вот это точно впервые. Детдомовец, которого готовят к знакомству с бесплодными американцами, - примерно так я себя почувствовала. И кстати, ваксы на меня не хватило.
Вы спросите: зачем я все это пишу, когда прошло столько лет? А разве что-то успело кардинально поменяться? В конце концов, люди не стали менее жестоки или более образованны, и каждый по-прежнему мнит себя прирожденным педагогом.
Но сегодня мы можем говорить. И если тогда, в восемьдесят девятом, мама просто не знала, что делать с моими рассказами-страшилками, то сегодня у нее нашлись бы единомышленники.
Присоединиться к движению "Россия без жестокости к детям" можно здесь: http://www.ya-roditel.ru/join/personal/people/