Вейский цикл

[beldmit]

По наводке Камышового Кота я перечитал «Вейский цикл» Юлии Латыниной. Собственно, я его читал лет 25 назад, начал с первой версии «Колдунов и империи», а потом и «Сто полей» и «Инсайдера». Помнил я цикл довольно смутно, в голове осталось, что это аллегория реформ в России пополам с учебником экономики для чайников, а персонажи остались в голове

Comments

[beldmit]

Чареника медленно поднимался по мраморной лестнице. Перед ним двое варваров в зеленых кафтанах, пыхтя, тащили в кабинет первого министра короб с круглым верхом. На верхней ступени короб грохнулся о пол, крышка с него сорвалась, и он полетел вниз, рассыпая из себя разноцветные листы, - облигации конвертируемого займа.

Чареника горько вздохнул и поднял один из листов: на нем была его подпись. Да, теперь эти бумаги стоили меньше подписи казненного. Арфарра, конечно, отменит все обязательства по займу. Быть того не может, чтобы он позволил народу заниматься ростовщичеством по отношению к государству; а нехватку в казне Арфарра восполнит поднятыми вдвое налогами, да напечатает столько денег, что они подешевеют в десять раз, да конфискует неправедно нажитое… Чареника вздохнул, понимая, что скорее всего окажется не в числе конфискующих, а в числе конфискуемых.

Варвары запихали облигации в короб, и теперь он у них не застегивался. В начале лестницы стоял жертвенник какой-то священной змее, в плошке жертвенника горел огонь. Варвары высыпали бумаги в огонь и поволокли короб вверх по лестнице. Это были, несомненно, те облигации, что скупили Шимана и другие «красные циновки». Киссур, вероятно, захватил ящики в домах главных бунтовщиков. Сколько там могло быть? Не меньше четверти от общего объема всех пяти эмиссий…

Чареника вошел в кабинет Арфарры, и от картины, представившейся ему, невольно заныло сердце. Несмотря на теплый день, старик сидел, закутавшись в пуховый платок с серебряными кистями. Перед ним горел камин, а справа от камина стоял ящик с облигациями. Арфарра доставал облигации из ящика и подкладывал их в огонь.

- Как вы думаете, - сказал Арфарра, аккуратно подправляя серебряными щипцами бумажную пачку, - сколько их осталось у лавочников?

- Не думаю, - осторожно сказал Чареника, - что маленькие люди сбыли все. Многие надеялись, что дело кончится миром, а на следующий день биржу уже закрыли.

- Верно, - сказал Арфарра, - тут примерно треть облигаций, и, полагаю, их купили в основном у чиновников. А две трети остались у маленьких людей.

- И что же будет теперь?

- Правительство, - сказал Арфарра, - обязано выкупить все по номинальной стоимости. Для этого придется пустить в продажу государственные земли.

Чареника вытаращил глаза на пылающий камин. Арфарра сидел с невозмутимым видом и кидал в огонь разноцветные пачки. Удивительное дело: только что он жег бумажки, а теперь - живые деньги, и Чареника просто слышал, как эти деньги пищат и кричат.

- Господин Нан, - проговорил Арфарра, - получил в наследство пустую казну. Он не стал плодить бумажные деньги. Раззадорив алчность своих друзей, он сумел сделать так, что в последние месяцы погашение государственного долга ничего не стоило. Полагаю, однако, что раздача имущества за облигации обернется слишком большими злоупотреблениями. Но если продать государственные земли, а деньги употребить на погашение займа, можно будет успокоить простых людей.

- Гм, - сказал Чареника, - это зависит от того, сколько облигаций будет предъявлено к погашению.

Арфарра насмешливо поглядел на бывшего министра финансов и сказал:

- Тут, господин министр, тридцать два ящика, в каждом - пять миллионов по номиналу. Вычтите из общего числа и посчитайте.

Чареника поклонился и сказал:

- Ваше благородство поистине удивительно! Кто бы устоял перед искушением! Сжечь бумаги, которые завтрашний декрет обратит в миллионы!

- Да, - сказал Арфарра, - вот второй час жгу, чтобы меньше осталось. А впрочем, господин Чареника, помогите мне!

Чареника, под пристальным взглядом Арфарры, нагнулся, взял пачку и подержал ее в руках. У платья его были длинные рукава, и Чареника показалось, что пачка, как живая, хочет поползти вверх по рукаву. Он вздохнул и бросил пачку в камин. Потом другую, третью. Когда он бросил четвертую пачку, ему стало слегка не по себе, и он присел.