Who said old habits die hard?
После большого перерыва взялся читать бумажную книжку. Не то, чтобы ее не было в электрическом виде, но просто теперь, когда вся бумажная библиотека поселилась во флигеле, эти книжки сами пробираются в дом и располагаются на привычных для них местах на столе, на подоконнике, на тумбочке, ожидая, что по давно забытой привычке рука потянется к ним и раскроет страницы с запахом книжной пыли, которые нельзя перепутать ни с чем. Возможно, и шахматы тоже, в конце концов, имеют свой неповторимый запах.
Так вот, доложу я вам после этого лирического зачина. У меня большие претензии у Ивану Федорову и Иоганну Гуттенбергу. Эти стопки сшитой и склеенной бумаги ужасно неудобны в употреблении. Конструкция совершенн не продумана. Никакой юзабилити.
Во-первых, читать лежа совершеннно невозможно. Заняты обе руки или, если держать книжку в одной, рука устает и затекает, надо все время вертеться, перекладывать книжку из руки в руку и невозможно сконцентрироваться на прочитанном.
Во-вторых, невозможно поставить свет так, чтобы без напряжения различать буковки на странице. Буквально надо сидеть или лежать неподвижно, удерживая кгижку в направленном луче света от лампы или сидеть у окна с чисто вымытым стеклом, что не всегда доступно.
В-третьих, нужны закладки, которые теперь невозможно купить в магазинах. Пока еще можно купить магнитные закладки, и то поискать, а обычных полосочек плотной бумаги - днем с огнем. В результате, на моих закладках теперь изображены феи и почему-то размечена метрическая линейка. С ужасом думаю, что я совсем разучился пользоваться книгой и напрочь не помню, что и когда в ней надо замерять в процессе чтения. Магнитные закладки вообще меня пугают и отвлекают от текста.
На салфеточку с вышивкой рисунка Пивоварова не обращайте внимания. Мне ее много лет назад продал Марко Черветти в недолго существовавшем магазине Жан-Жак на Никитском. Продал в комплекте с мортаделлой и вином Lacrima Cristi. На другой стороне стола размещается салфетка с вышивкой рисунка Павла Пепперштейна. Таким образом, в ходе работы я ощущаю напряжение Мифогенной Любви Каст.
Впрочем, я отвлекся.
Было бы несправедливо не упомянуть, какую именно книжку я прочитал. Это повесть Итало Кальвино "Незримые города" (Le cittá invisibili, 1972), которая находится на второй строчке канонического списка произведений, отнесенных к категории slipstream, ок которых я уже писал неоднократно. Первую позицию эта книжку уступила только сочинениям Хорхе Луиса Борхеса. Историю появления этого списка я расскажу потом.
Сама же повесть Кальвино -- это такой мифопоэтический текст, словно специально сконструированный для последующего структуралистского, семиотического, юнгианского, ..., <добавьте ваш любимый способ умствования> анализа. Не умея прочитать оригинал на итальянском языке, я доверился украинским переводчикам А.В. Гавриленко и А.П. Толочко, чей перевод был опубликован в серии "Пси 700", неоднократно переходившей из рук одного издательства в руки другого. О переводах в этой серии говорили разное, но без знания итальянского языка, я не нашел, к чему бы придраться в этом переводе.
Приведу здесь последний абзац повести, который звучит достаточно актуально в наше время полного одержания.
-- Ад для живых -- это не то, что еще когда-то наступит, и если он действительно существует -- это ад, в котором мы ежедневно живем, который мы сами создаем, живя все вместе. Есть два способа не страдать от этого. Первый из них без труда удается освоить большинству людей: принять этот ад таким, каким он есть, и стать его частью настолько, что он перестает быть заметен. Второй способ рискован и требует постоянного внимания и обучения: он состоит в том, чтобы искать и уметь распознавать кого-то или что-то, что не является этим адом, суметь поддержать его, чтобы это продлилось и найти для него место.
Если кому-то это высказывание кажется сомнительным или даже тривиальным, имейте в виду, что это сказал Марко Поло, а никому из путешественников верить нельзя, они вечно все врут.
Впрочем, к переводу тоже можно придраться. Вприведенном отрывке я бы сказал не "...таким, каким он есть", а "... таким, каков он есть".
Ну, вот, теперь можно и успокоиться, как раз к завтраку бьют в караимский бубен.
Так вот, доложу я вам после этого лирического зачина. У меня большие претензии у Ивану Федорову и Иоганну Гуттенбергу. Эти стопки сшитой и склеенной бумаги ужасно неудобны в употреблении. Конструкция совершенн не продумана. Никакой юзабилити.
Во-первых, читать лежа совершеннно невозможно. Заняты обе руки или, если держать книжку в одной, рука устает и затекает, надо все время вертеться, перекладывать книжку из руки в руку и невозможно сконцентрироваться на прочитанном.
Во-вторых, невозможно поставить свет так, чтобы без напряжения различать буковки на странице. Буквально надо сидеть или лежать неподвижно, удерживая кгижку в направленном луче света от лампы или сидеть у окна с чисто вымытым стеклом, что не всегда доступно.
В-третьих, нужны закладки, которые теперь невозможно купить в магазинах. Пока еще можно купить магнитные закладки, и то поискать, а обычных полосочек плотной бумаги - днем с огнем. В результате, на моих закладках теперь изображены феи и почему-то размечена метрическая линейка. С ужасом думаю, что я совсем разучился пользоваться книгой и напрочь не помню, что и когда в ней надо замерять в процессе чтения. Магнитные закладки вообще меня пугают и отвлекают от текста.
На салфеточку с вышивкой рисунка Пивоварова не обращайте внимания. Мне ее много лет назад продал Марко Черветти в недолго существовавшем магазине Жан-Жак на Никитском. Продал в комплекте с мортаделлой и вином Lacrima Cristi. На другой стороне стола размещается салфетка с вышивкой рисунка Павла Пепперштейна. Таким образом, в ходе работы я ощущаю напряжение Мифогенной Любви Каст.
Впрочем, я отвлекся.
Было бы несправедливо не упомянуть, какую именно книжку я прочитал. Это повесть Итало Кальвино "Незримые города" (Le cittá invisibili, 1972), которая находится на второй строчке канонического списка произведений, отнесенных к категории slipstream, ок которых я уже писал неоднократно. Первую позицию эта книжку уступила только сочинениям Хорхе Луиса Борхеса. Историю появления этого списка я расскажу потом.
Сама же повесть Кальвино -- это такой мифопоэтический текст, словно специально сконструированный для последующего структуралистского, семиотического, юнгианского, ..., <добавьте ваш любимый способ умствования> анализа. Не умея прочитать оригинал на итальянском языке, я доверился украинским переводчикам А.В. Гавриленко и А.П. Толочко, чей перевод был опубликован в серии "Пси 700", неоднократно переходившей из рук одного издательства в руки другого. О переводах в этой серии говорили разное, но без знания итальянского языка, я не нашел, к чему бы придраться в этом переводе.
Приведу здесь последний абзац повести, который звучит достаточно актуально в наше время полного одержания.
-- Ад для живых -- это не то, что еще когда-то наступит, и если он действительно существует -- это ад, в котором мы ежедневно живем, который мы сами создаем, живя все вместе. Есть два способа не страдать от этого. Первый из них без труда удается освоить большинству людей: принять этот ад таким, каким он есть, и стать его частью настолько, что он перестает быть заметен. Второй способ рискован и требует постоянного внимания и обучения: он состоит в том, чтобы искать и уметь распознавать кого-то или что-то, что не является этим адом, суметь поддержать его, чтобы это продлилось и найти для него место.
Если кому-то это высказывание кажется сомнительным или даже тривиальным, имейте в виду, что это сказал Марко Поло, а никому из путешественников верить нельзя, они вечно все врут.
Впрочем, к переводу тоже можно придраться. Вприведенном отрывке я бы сказал не "...таким, каким он есть", а "... таким, каков он есть".
Ну, вот, теперь можно и успокоиться, как раз к завтраку бьют в караимский бубен.