Он был на плошчы. Он видел
Всё, что я скажу, - моё личное вИдение и мои личные соображения. И ответственность за слова (или ответ за базар) держу именно я, Тимофей Яровиков, гражданин Беларуси, русский по национальности, могилевчанин, 1982 года рождения. Да, я был на Плошчы. Вечером 19 декабря 2010 года я, мои друзья и ещё около 50-60 тыс человек были на Плошчы. Я пишу "Плошча", не уточняя, какая, потому что это отныне и навсегда для меня - собирательный образ. Собирательный во многих смыслах: место, где собирается много людей; место, где собирается воля в кулак; место, где собирается народ, чтобы стать Народом. Пафосно? А мне пох... Это так - и это правда. А если я погрешу против правды, то только потому, что сознание одного человека не в состоянии зафиксировать всё до мелочей. И пусть меня поправят те, кто знает больше, чем я. Не хочу ничего, кроме правды.
Мои родные, друзья, шапочные знакомые - если их мнения чего-то значат и стоят - знают, что я никогда не был оппозитом: всегда подчёркивал в этой стране, что я русский, никогда не любил ультраправых националистов любого толка, всегда был консервативен во всём, что касается политики. Лозунгов не кричу, ни одной политической формации в этой стране не симпатизирую. Вам наплевать? Я вас понимаю. Но я был на Плошчы и видел то, что там происходило, своими глазами. Вы прочитаете и услышите ещё очень много, так уделите же и моим словам толику времени. Почему? Потому что я попытаюсь рассказать вам это сейчас как очевидец: со всем тем, что я чувствовал и чувствую, со всем, что стоит у меня перед глазами и вряд ли когда-нибудь забудется. Я считаю, что это честно.
Я приехал в Минск ещё в субботу. Зачем я туда поехал? Не затем, чтобы залезть в политику - никогда не хотел этого. Честно скажу: это был порыв. Странное ощущение внутри, что я должен так поступить, потому что иначе никогда себе этого не прощу. Это ощущение похоже на сказанное вовремя слово, на написанную на одном дыхании песню. Я хотел увидеть всё своими глазами и рассказать, потому что в моём родном городе узнать хоть какую-то долю правды о событиях в столице можно будет только от очевидцев, так как свободной прессы, какой я себе её представляю, в этой стране нет. И сказать обратное было бы лицемерием с моей стороны. Фото не снимал, потому что не умею и камеру не брал. Да вы и сами найдёте без труда, если захотите... Я поехал, потому как бывает, что в какой-то момент понимаешь, что по-другому не можешь. Потому что потом будет стыдно. А стыд - это спасительное чувство. И, забегая вперёд: стыд спасёт эту страну...
В субботу встретился с друзьями. С утра в воскресенье и часов до трёх работал. Потом созвонился с теми, кто тоже собирался на площадь, и отправился в дорогу. Минска, честно скажу, не знаю. Да и не люблю этот город. Но Минск однозначно лучше Москвы - одно это дорогого стоит. Долго плутал, но всё же встретился, с кем хотел. Одевшись потеплее, двинулись в центр в составе трёх человек.
Решено было выдвигаться в сторону Октябрьской площади через вокзал, потому что горячо опасались интереса к нашим скромным персонам со стороны представителей власти. Это очень стыдно - ходить по улицам городов родной страны, зная, что в тебе могут и хотят видеть преступника, хотя ты ничего противозаконного не совершил. Выйдя из здания вокзала, увидели группу соратников кандидата Рымашевского с ним самим во главе, окружённую милицией и журналистами. Поулыбались строевой выправке некоторых людей в штатском, на которых обычная одежда, как на корове седло, выдвинулись в сторону центра города. Помню, много смеялись по дороге. Помню, как звонили беспрестанно родные и друзья, и у всех в голосе слышался страх - и от этого становилось зло: почему они должны за меня бояться?.. До Октябрьской площади добрались окольными улицами, стараясь миновать подземные переходы и людные перекрёстки. Во дворах не раз наблюдали автобусы с милицией, а за Дворцом Республики кишело от представителей прессы. Помню, ещё показалось, что там предусмотрительно стоит пара автозаков. Вышли на площадь. Обилие милиции и невольно рельефных людей в штатском не удивило в свете предполагающихся событий. Но на площади всё было мирно: вокруг красивенной ёлки на коньках рассекали люди, из репродукторов ревела попсня, а предновогодняя столичная иллюминация сама по себе - замечательное зрелище. Показалось, что заявление Лукашенко о том, что никакой площади в этом году не будет, вполне может оказаться правдой. Я слышал, что на площади залили каток, но был удивлён тому, что залита практически вся площадь. Для обычных пешеходов по периметру были оставлены неширокие полосы, равные обычным тротуарам.
Некоторое время курили, потешаясь с катающихся на коньках. Предполагали разные версии, откуда столько повёрнутых на спорте людей в столь неспокойное время. Самой смешной версией стало предположение, что где-то наверху прошла разнарядка по ячейкам БРСМ спортивных школ создать массовость на катке. Пока улыбались и этим грелись, раздался телефонный звонок. Новость повергла в шок: около 19.30 кем-то была разогнана направляющаяся к площади колонна кандидата Некляева. По рассказам, участников шествия укладывали мордой в пол; стреляли петарды для устрашения. Вроде как разбита аппаратура, с помощью которой предполагалось вещать на площади. Некляева без сознания отвезли в штаб, судя по всему, с черепно-мозговой травмой. Кроме кандидата постелили ещё и журналистов, его сопровождавших, и кого-то из свиты. Многих упаковали и увезли. Веселья изрядно поубавилось: если ещё до окончания голосования так поступают с одним из самых популярных кандидатов в Президенты, то как собираются поступить с нами и теми сотнями людей, которыми потихоньку наполняется площадь?
На площади тем временем стали разворачиваться флаги. Люди прибывали в геометрической прогрессии. Кучковаться стали на площадке перед, если я правильно помню, домом профсоюзов. Когда даже на глаз легко определялось, что собралось несколько тысяч человек на самой площади и в парке через дорогу, подошли колонны каких-то кандидатов - было очень трудно понять, каких, потому что ревела попса, из-за голов трудно было что-то разобрать, а символику партий и кандидатов, я, к стыду своему, могу идентифицировать не всегда и, если могу, то с трудом. Со стороны вокзала подошла колонна кандидата Рымашевского. Флаги множились и наполняли воздух, а лозунг "Жыве Беларусь" стал звучать всё громче и отчётливей. Мимо прошёл кандидат Романчук и стал разговаривать с людьми. Вскоре площадь была полна народу, каток заполнен людьми. Многие предусмотрительно приносили с собой соль, которую рассыпали по льду. Мы стояли на одном месте очень долго, и я пожалел, что перебдел и не взял с собой термос чаю, как и планировал. Греться получалось только танцами под кондовый попс из репродукторов.
О кандидате Некляеве ничего не было известно. У дома профсоюзов что-то говорили, но туда было невозможно пробиться. Аппаратуры после эпизода с Некляевым не было, и люди просили передавать по цепочке, что говорится у дома профсоюзов, но мало что доходило. В какой-то момент пронеслись по толпе официальные цифры итогов голосования. Даже не возмущение - смех раздался в толпе. Друзья по телефону сообщали обо всех событиях, какие только можно было раскопать в интернете, но стоять становилось всё холоднее, и хотелось хоть какого-то развития событий: думалось, что сказали бы уже расходиться - и всё стало бы ясно. Людей к тому моменту, по нашим скромным прикидкам и подсчётам со скидкой на положение в толпе, было на площади около ТРИДЦАТИ ТЫСЯЧ, если не больше!
Вдруг по толпе пробежал крик: "На проспект!". Люди стали выходить на проезжую часть. Движение, понятное дело, было к тому времени остановлено. Судя по всему, толпой людей. Кандидаты со своими активными группами пошли в голове колонны в сторону площади Независимости, а мы, наступая на пятки друг другу, выбрались на проезжую часть и направились следом. На перекрёстке на выходе с площади колонну попыталась отсечь цепь милиционеров. Мы проскочили в головную колонну с мыслями: "Ну вот, началось". Не верилось, что нам позволят пройти далеко. Однако через какое-то время стало понятно, что проспект Независимости заполнен людьми, как шпротами банка. Перед нами, старающимися держаться рядом, на добрый километр вперёд шевелилась непрерывная многотысячная людская масса. Когда мы обернулись назад, увидели ещё больше людей, выходящих на проспект. Из окон домов выглядывали люди, снимая происходящее на видео и фото или просто махая руками и крича что-то приветственное. Никакой милиции не было и в помине. Когда голова колонны подошла к площади Независимости, хвост её был ещё на Октябрьской.
За все часы, проведённые на улицах и площадях Минска, я не увидел практически никакого непотребства со стороны собравшихся. Были люди, забравшиеся на крыши ларьков или остановок, чтобы помахать флагами и попозировать перед камерами. Лично я не видел никого пьяного. Слышал только выкрики, которые могли исходить от выпивших людей. Мне рассказывали потом об эпизоде, как у кого-то из собравшихся было обнаружено пиво. Его отобрали и вылили тут же сами участники шествия. Конечно, были выпившие. Я сам неоднократно жалел, что нет возможности выпить рюмку, чтобы хоть немного согреться изнутри. Но от продолжительного пребывания на морозном воздухе быстро трезвелось даже тем, кто пил. К слову, симпатий у большинства собравшихся такие люди не вызывали. Впрочем, по-моему, в этой стране питие преступлением не считается, а попробуйте увидеть хоть одно массовое скопление людей, которое не притягивает пьяных..
Я проходил мимо здания КГБ, когда с него был сорван нынешний белорусский флаг и брошен на ступени под ноги. Пожалуй, это был единственный момент со стороны манифестантов, который впечатлил меня неприятно. Я могу понять нелюбовь изрядной части нашего народонаселения к той государственной символике, которая нынче принята. Я даже сам, положа руку на сердце, не скажу, что она мне нравится, но не могу приветствовать её унижения. С другой стороны, мне было понятно тогда и понятно сейчас, что это был жест оскорблённого человека - именно так воспринимался этот эпизод теми, кто шёл по проспекту в тот момент.
Вскоре все мы собрались на площади Независимости. На университете им. Максима Танка красовалась какая-то предновогодняя красотень. Били колокола, судя по всему, в костёле. Плохо организованная толпа, в которой мало кто что понимал, потихоньку заполняла площадь. Кричали речёвки и лозунги. Никто ничего не ломал и не крушил. Атмосфера была, скорее, дружелюбная и улыбчивая, хоть и с тревожной ноткой. Люди улыбались и вежливо извинялись, даже если кто-то кого-то невольно задевал в толпе. Некоторое время опять перестало быть понятно, что происходит. Особенно мне, не минчанину: я вообще смутно сообразил, где мы находимся, когда увидел здание-копию нашего могилёвского Дома советов с Лениным перед ним.
Люди согрелись после марша, озирались, шутили и только спрашивали друг друга, что дальше. Спустя некоторое время мы обнаружили, что народ подтягивается к памятнику Ленину и поторопились туда. По дороге я потерял из виду своих товарищей. Это было несложно, если учесть, что люди прибывали нескончаемым потоком. Вот тогда я впервые понял, что начинаются проблемы со связью. С трудом мне удалось дозвониться до своих - и мы нашлись в толпе. Связь отсутствовала почти всё время, пока мы пребывали на площади, и призывы с трибуны звонить родным и знакомым с просьбой прийти на Плошчу пропали втуне. Мы много спорили между собой, сколько людей собралось здесь сегодня, и сошлись, в итоге, тысячах на пятидесяти-шестидесяти. Никогда в жизни я не видел такого скопления людей. Множество молодых и зрелых мужчин и женщин, множество стариков... Я считаю стыдным и унизительным называть этих людей недоумками и проходимцами - а я слышал своими ушами эти слова из уст высоких лиц в нашем государстве.
Был эпизод, когда мы подошли к тамошнему "дому советов", то бишь к Дому Правительства: кто-то обнаружил на крыше дома макушку кого-то подсматривающего. По толпе пронеслось: "Снайпер!". Люди стали смеяться, махать ему руками и кричать: "Прыгай! Прыгай к нам!" Не захотел. Наверное, по уставу не положено. Скорее всего, человек на крыше просто изучал обстановку.
Тем временем на трибуне появилась, наконец, аппаратура. В микрофон стали вещать какие-то неизвестные мне люди. Грели толпу лозунгами, призывали не расходиться и звонить знакомым - звать их на площадь. Расходиться никто не думал, напротив, народ всё прибывал. Спустя некоторое время к народу обратился Рымашевский, поблагодарил всех собравшихся. Было объявлено, что кандидаты хотят пройти в Дом Правительства для переговоров. Какой-то активист, судя по всему, из штаба Санникова (хотя, какие там, к чёрту, были на тот момент штабы), тамадил процесс и просил передавать тем, до кого не доходил звук слабенького аппарата, что кандидаты направляются на переговоры. Выступил Санников, говоря о том, что на переговорах они собираются побеседовать с представителями властей и силовых структур о сложившейся ситуации. Было это где-то в начале одиннадцатого.
Спустя некоторое время мы поняли, что у дверей что-то происходит. Какая-то свара. Справа от Дома Правительства закачалась Ёлка с иллюминацией. Поскольку нас было трое, мы построили пирамиду, подняв на плечи товарища - мы часто потом использовали этот приём, чтобы ориентироваться в пространстве. В "чашу" внутреннего парадного двора Дома Правительства цепью бежали ОМОНовцы. На глаз их было человек двести. На трибуне появился кандидат Рымашевский. Мы стояли в непосредственной близости от трибуны, и было хорошо видно, что у него разбита голова. По лицу его стекала кровь. Срывающимся рычащим голосом Рымашевский закричал в микрофон, что сейчас у дверей Дома Урада произошла провокация со стороны властей, что несколько сотрудников органов, пьяных и переодетых в цивильное, устроили нападение. ОМОН тем временем построился цепью, оттеснив народ. Рымашевский несколько раз подчеркнул, что никто не должен применять силу, что нужны просто переговоры. Призывал не забывать, что мы не хотим кровопролития и действуем мирно. В адрес милиции он прокричал, что если они увидят пьяных - то пусть забирают. Именно в речи Рымашевского прозвучал единственный лозунг, тут же подхваченный людьми, который понравился лично мне: "Мы адзін народ". Колонна, как мы поняли, пришла в действие, но продвинуться ей не удалось. В адрес ОМОНа звучали кричалки "милиция, уходи" и "милиция с народом". Потом я узнал, что ОМОН выходил и из Дома Правительства. Нам этого не было видно. Мы ничего не понимали тогда, но ни мы, ни те, кто рядом, не собирались идти и захватывать что бы то ни было. Люди хотели просто правды - это ощущение не покидало весь вечер...
Но вернёмся к эпизоду с ОМОНом. Вдруг отряд стал отступать. Люди встретили это криком "уходят" и неподдельной радостью. Появилась даже робкая надежда, что силовых мер не будет, тем более, что с трибуны постоянно повторяли о мирном характере народного собрания. С трибуны просили также быть организованнее и осторожнее и занять часть площади возле университета, которая немного пустовала, потому что очень много людей толпилось и давилось у въезда на площадь с проспекта, откуда пришла колонна. Смутно помню, по-моему, Санников (хотя могу ошибаться), попросил в микрофон того, кто сумеет набрать номер, вызвать скорую, потому что есть раненые. Скорее всего, какая-то стычка была, но мы этого не видели.
Мы стояли внизу и не всегда понимали, начались ли переговоры. Народ требовал выборов без Лукашенко. Не знаю, верили ли в это люди, крича эти слова. Но сомнений в том, что выборы сфальсифицированы, не было ни у кого. Думаю, если бы переговоры состоялись, и людям объявили бы, что будут назначены свободные перевыборы, инцидент был бы исчерпан. Я не политик, могу и ошибаться. Тогда пусть вас моё мнение позабавит. Говорю, что чувствовал. Если бы итог переговоров был таков, меня бы это устроило... Но никакого штурма не было бы в любом случае. Не было у народа такой агрессии. Я бы почувствовал. Людям просто хотелось правды.
Вскоре мы увидели, что по улице, подходящей к Дому Правительства со стороны университета, прибывают автозаки и ещё какой-то транспорт. Стало понятно, что что-то назревает. С трибуны практически всё время выступали люди. Я плохо помню очерёдность. Помню кандидата Костусёва. В какой-то момент появилась актриса Свободного театра. "Голливуд с нами", - заявила она. Назвала несколько имён известных актёров и режиссёров, которые выражают белорусскому народу поддержку и солидарность. Стало на какой-то момент смешно. Действительно, глядя на ментов и предчувствуя веселуху, думалось, что всё происходящее с нами - пошлый Голливуд... Или Бог отвернулся от Беларуси, а потому остаться с нами может только Голливуд. Ну и Саня, конечно, как в популярной песне поётся... Поэт Хаданович спел с трибуны песню про муры. Песня дурацкая, зато пока били в ладоши - согрелись. Спасибо ему за это. Это было правильно. Эфир надо было заполнять. Мы все ждали, что с нами будут говорить. И шутили, что такая вечеринка бывает раз в пять лет.
Но песни всегда заканчиваются. Вскоре на площадь хлынул ОМОН. Я не видел столько военных в одном месте ни на одном параде. Их было тысячи. С трибуны просили взяться за руки и стоять, не оказывая сопротивления. Просто оставаться на месте, на площади. Кто-то позвал добровольцев покрепче окружить трибуну, чтобы не дать отобрать аппаратуру, но охотников не оказалось, потому как у ребят в касках были другие планы и указания - и это очень быстро стало понятно. Сперва они отсекли ту часть народа, которая находилась в "чаше" внутреннего двора Дома Правительства. Народ оказался словно закупорен там. Мы видели только спины ОМОНовцев, стоящих наверху, с тыльной стороны памятника. И всё это время они продолжали валить на площадь. Шеренгами, со щитами и дубинками, как римские когорты, они всё шли и шли. Это была целая армия. Я не преувеличиваю.
Кто-то сказал с трибуны, что сейчас разговаривают с командиром, и милиция обещает никого не бить и не арестовывать. Промелькнула надежда, что это и правда так - и нам хотя бы позволят просто уйти. Мы отступили от памятника назад, а перед нами, лицом к нам, выстроилась ещё одна шеренга в несколько рядов. Отовсюду стал слышен ритмичный грохот щитов, которым они пользуются для устрашения. От касок площадь заблестела. Наш товарищ, стоя у нас на плечах, сообщил, что нас окружают - такие же колонны выстроились слева и справа. Сюда привезли всех. Аппаратура с трибуны исчезла, и понеслось...
На пятаке перед домом правительства началась мясорубка. Было видно, как над головами работают дубинки. Люди оттуда хлынули в панике влево и вправо от входа. Мы переглянулись и одновременно сказали друг другу: "Уходим". Никто не думал оказывать сопротивление. Для того, чтобы оказывать сопротивление армии, надо быть армией, а мы ею не были и не хотели быть.
Я схватил товарищей за рукава: одного спереди, другого сзади. Мы бежали в толпе. Люди бежали нам навстречу, влево, вправо - в полном хаосе. Помню, перепрыгивали через какие-то кусты, забрались на какой-то парапет, чтобы оглядеться. Слева от Дома Правительства людей загоняли в автозаки. Я видел мелькающую дубинку в спину заталкиваемым туда. Тысячи ОМОНовцев, разделив площадь, стали рассекать толпу на части. Наверное, так пастухи с помощью собак устраивают панику в отаре овец и направляют её туда, куда им надо. Или загонщики на охоте гонят зверя на подготовленные номера. Работали просто по учебнику. Нас гнали, как скот. Мы метнулись в одну сторону - на нас шла колонна. В другую - то же самое. Я помню, что чувствовал. Ужас. Холодный ужас. Мозги при этом работали спокойно и сосредоточенно, выбирая самые правильные варианты. Ужас пробирал от сознания, что то, что я вижу - возможно. Что это в принципе возможно в цивилизованной стране: вот так обращаться с людьми - безоружными людьми любого возраста и пола. Я не понимал, да и сейчас не понимаю, за что били этих людей. Слышны были крики, девичий визг - знаете, истошный такой. ОМОН БИЛ ДЕВУШЕК И ЖЕНЩИН!.. Много где кричали: "Фашисты".
Я посмотрел, куда движется толпа, и понял, что нас гонят в подземный переход. Выход из него, наверное, вёл прямо в автозак. Нас этот вариант не устраивал. Вдоль проезжей части по проспекту, пересекающему площадь, стояли военные ЗИЛы, и солдаты в зелёной форме пытались выстроить цепь. Промелькнула мысль, что для того, чтобы справиться с этим народом, не хватило ОМОНа, и пришлось вызывать регулярные части. Мы ринулись на дорогу между двумя цепями оцепления, которые ещё не успели сомкнуться. Попасть под колёса проезжающих мимо машин - а движение по проспекту не прекращалось - казалось меньшим злом, чем остаться в том, что творилось за спиной. Водители тормозили, давая нам и сотням других людей перебежать на другую сторону дороги. Над площадью стоял гул от несмолкающих автомобильных клаксонов. На другой стороне улицы мы остановились, чтобы отдышаться, и оглянулись. Разобрать, что творится на площади, было невозможно. Но мы и так знали. Нам повезло уйти.
А уходили какими-то переулками. В метро не попали, потому что там стоял милицейский кордон. Вышли на пустую Октябрьскую и пошли в сторону площади Победы. Мимо нас проехало десятка два военных ЗИЛов, стоявших в оцеплении пятнадцать минут назад, и стало понятно, что Плошчы больше нет. Вот, собственно, и всё. Добирались домой осторожно, потому что по заработавшему телефону друзья сообщили, что по всему Минску устраиваются милицейские облавы и метут всех подряд.
Если бы люди числом 50-60 тысяч хотели что-нибудь разгромить, от проспекта Независимости не осталось бы ничего. За все часы существования Плошчы было разбито два стекла в дверях Дома Правительства. Мне нужны неопровержимые доказательства вины людей, которых обвиняют в этом. Мне нужны доказательства того, что два разбитых стекла - достаточный повод, чтобы спустить на народ армию.
Из этого вечера я вынес три чувства. Первое - ужас. Не страх - именно холодный ужас: я не могу бояться того, что не уважаю. Ужас, что в моей стране опьянённая от безнаказанности власть способна изнасиловать свой народ. Народ хороший, честный и святой… Второе чувство - радость. Победная радость от того, что в этом народе есть люди, способные оторвать от дивана зад и просто выйти на улицу, чтобы постоять за свои убеждения и посмотреть в глаза друг другу и тем, кто напротив. И этих людей - очень и очень много. И третье чувство - стыд. Жгуче стыдно от того, что с этим народом можно так поступить: избить, запихать в автозак и посадить без всяких доказательств вины. Стыдно знать, что рука с дубинкой может опуститься на голову и плечи старика или юной девушки. ОМОН навсегда опозорил себя. Я не подам руки человеку, если узнаю, что он служит в ОМОНе. И пока я чувствую этот спасительный стыд, Плошча жива. И жива Беларусь.
Тимофей Яровиков
все фото любезно предоставлены Яндекс.поиском
Мои родные, друзья, шапочные знакомые - если их мнения чего-то значат и стоят - знают, что я никогда не был оппозитом: всегда подчёркивал в этой стране, что я русский, никогда не любил ультраправых националистов любого толка, всегда был консервативен во всём, что касается политики. Лозунгов не кричу, ни одной политической формации в этой стране не симпатизирую. Вам наплевать? Я вас понимаю. Но я был на Плошчы и видел то, что там происходило, своими глазами. Вы прочитаете и услышите ещё очень много, так уделите же и моим словам толику времени. Почему? Потому что я попытаюсь рассказать вам это сейчас как очевидец: со всем тем, что я чувствовал и чувствую, со всем, что стоит у меня перед глазами и вряд ли когда-нибудь забудется. Я считаю, что это честно.
Я приехал в Минск ещё в субботу. Зачем я туда поехал? Не затем, чтобы залезть в политику - никогда не хотел этого. Честно скажу: это был порыв. Странное ощущение внутри, что я должен так поступить, потому что иначе никогда себе этого не прощу. Это ощущение похоже на сказанное вовремя слово, на написанную на одном дыхании песню. Я хотел увидеть всё своими глазами и рассказать, потому что в моём родном городе узнать хоть какую-то долю правды о событиях в столице можно будет только от очевидцев, так как свободной прессы, какой я себе её представляю, в этой стране нет. И сказать обратное было бы лицемерием с моей стороны. Фото не снимал, потому что не умею и камеру не брал. Да вы и сами найдёте без труда, если захотите... Я поехал, потому как бывает, что в какой-то момент понимаешь, что по-другому не можешь. Потому что потом будет стыдно. А стыд - это спасительное чувство. И, забегая вперёд: стыд спасёт эту страну...
В субботу встретился с друзьями. С утра в воскресенье и часов до трёх работал. Потом созвонился с теми, кто тоже собирался на площадь, и отправился в дорогу. Минска, честно скажу, не знаю. Да и не люблю этот город. Но Минск однозначно лучше Москвы - одно это дорогого стоит. Долго плутал, но всё же встретился, с кем хотел. Одевшись потеплее, двинулись в центр в составе трёх человек.
Решено было выдвигаться в сторону Октябрьской площади через вокзал, потому что горячо опасались интереса к нашим скромным персонам со стороны представителей власти. Это очень стыдно - ходить по улицам городов родной страны, зная, что в тебе могут и хотят видеть преступника, хотя ты ничего противозаконного не совершил. Выйдя из здания вокзала, увидели группу соратников кандидата Рымашевского с ним самим во главе, окружённую милицией и журналистами. Поулыбались строевой выправке некоторых людей в штатском, на которых обычная одежда, как на корове седло, выдвинулись в сторону центра города. Помню, много смеялись по дороге. Помню, как звонили беспрестанно родные и друзья, и у всех в голосе слышался страх - и от этого становилось зло: почему они должны за меня бояться?.. До Октябрьской площади добрались окольными улицами, стараясь миновать подземные переходы и людные перекрёстки. Во дворах не раз наблюдали автобусы с милицией, а за Дворцом Республики кишело от представителей прессы. Помню, ещё показалось, что там предусмотрительно стоит пара автозаков. Вышли на площадь. Обилие милиции и невольно рельефных людей в штатском не удивило в свете предполагающихся событий. Но на площади всё было мирно: вокруг красивенной ёлки на коньках рассекали люди, из репродукторов ревела попсня, а предновогодняя столичная иллюминация сама по себе - замечательное зрелище. Показалось, что заявление Лукашенко о том, что никакой площади в этом году не будет, вполне может оказаться правдой. Я слышал, что на площади залили каток, но был удивлён тому, что залита практически вся площадь. Для обычных пешеходов по периметру были оставлены неширокие полосы, равные обычным тротуарам.
Некоторое время курили, потешаясь с катающихся на коньках. Предполагали разные версии, откуда столько повёрнутых на спорте людей в столь неспокойное время. Самой смешной версией стало предположение, что где-то наверху прошла разнарядка по ячейкам БРСМ спортивных школ создать массовость на катке. Пока улыбались и этим грелись, раздался телефонный звонок. Новость повергла в шок: около 19.30 кем-то была разогнана направляющаяся к площади колонна кандидата Некляева. По рассказам, участников шествия укладывали мордой в пол; стреляли петарды для устрашения. Вроде как разбита аппаратура, с помощью которой предполагалось вещать на площади. Некляева без сознания отвезли в штаб, судя по всему, с черепно-мозговой травмой. Кроме кандидата постелили ещё и журналистов, его сопровождавших, и кого-то из свиты. Многих упаковали и увезли. Веселья изрядно поубавилось: если ещё до окончания голосования так поступают с одним из самых популярных кандидатов в Президенты, то как собираются поступить с нами и теми сотнями людей, которыми потихоньку наполняется площадь?
На площади тем временем стали разворачиваться флаги. Люди прибывали в геометрической прогрессии. Кучковаться стали на площадке перед, если я правильно помню, домом профсоюзов. Когда даже на глаз легко определялось, что собралось несколько тысяч человек на самой площади и в парке через дорогу, подошли колонны каких-то кандидатов - было очень трудно понять, каких, потому что ревела попса, из-за голов трудно было что-то разобрать, а символику партий и кандидатов, я, к стыду своему, могу идентифицировать не всегда и, если могу, то с трудом. Со стороны вокзала подошла колонна кандидата Рымашевского. Флаги множились и наполняли воздух, а лозунг "Жыве Беларусь" стал звучать всё громче и отчётливей. Мимо прошёл кандидат Романчук и стал разговаривать с людьми. Вскоре площадь была полна народу, каток заполнен людьми. Многие предусмотрительно приносили с собой соль, которую рассыпали по льду. Мы стояли на одном месте очень долго, и я пожалел, что перебдел и не взял с собой термос чаю, как и планировал. Греться получалось только танцами под кондовый попс из репродукторов.
О кандидате Некляеве ничего не было известно. У дома профсоюзов что-то говорили, но туда было невозможно пробиться. Аппаратуры после эпизода с Некляевым не было, и люди просили передавать по цепочке, что говорится у дома профсоюзов, но мало что доходило. В какой-то момент пронеслись по толпе официальные цифры итогов голосования. Даже не возмущение - смех раздался в толпе. Друзья по телефону сообщали обо всех событиях, какие только можно было раскопать в интернете, но стоять становилось всё холоднее, и хотелось хоть какого-то развития событий: думалось, что сказали бы уже расходиться - и всё стало бы ясно. Людей к тому моменту, по нашим скромным прикидкам и подсчётам со скидкой на положение в толпе, было на площади около ТРИДЦАТИ ТЫСЯЧ, если не больше!
Вдруг по толпе пробежал крик: "На проспект!". Люди стали выходить на проезжую часть. Движение, понятное дело, было к тому времени остановлено. Судя по всему, толпой людей. Кандидаты со своими активными группами пошли в голове колонны в сторону площади Независимости, а мы, наступая на пятки друг другу, выбрались на проезжую часть и направились следом. На перекрёстке на выходе с площади колонну попыталась отсечь цепь милиционеров. Мы проскочили в головную колонну с мыслями: "Ну вот, началось". Не верилось, что нам позволят пройти далеко. Однако через какое-то время стало понятно, что проспект Независимости заполнен людьми, как шпротами банка. Перед нами, старающимися держаться рядом, на добрый километр вперёд шевелилась непрерывная многотысячная людская масса. Когда мы обернулись назад, увидели ещё больше людей, выходящих на проспект. Из окон домов выглядывали люди, снимая происходящее на видео и фото или просто махая руками и крича что-то приветственное. Никакой милиции не было и в помине. Когда голова колонны подошла к площади Независимости, хвост её был ещё на Октябрьской.
За все часы, проведённые на улицах и площадях Минска, я не увидел практически никакого непотребства со стороны собравшихся. Были люди, забравшиеся на крыши ларьков или остановок, чтобы помахать флагами и попозировать перед камерами. Лично я не видел никого пьяного. Слышал только выкрики, которые могли исходить от выпивших людей. Мне рассказывали потом об эпизоде, как у кого-то из собравшихся было обнаружено пиво. Его отобрали и вылили тут же сами участники шествия. Конечно, были выпившие. Я сам неоднократно жалел, что нет возможности выпить рюмку, чтобы хоть немного согреться изнутри. Но от продолжительного пребывания на морозном воздухе быстро трезвелось даже тем, кто пил. К слову, симпатий у большинства собравшихся такие люди не вызывали. Впрочем, по-моему, в этой стране питие преступлением не считается, а попробуйте увидеть хоть одно массовое скопление людей, которое не притягивает пьяных..
Я проходил мимо здания КГБ, когда с него был сорван нынешний белорусский флаг и брошен на ступени под ноги. Пожалуй, это был единственный момент со стороны манифестантов, который впечатлил меня неприятно. Я могу понять нелюбовь изрядной части нашего народонаселения к той государственной символике, которая нынче принята. Я даже сам, положа руку на сердце, не скажу, что она мне нравится, но не могу приветствовать её унижения. С другой стороны, мне было понятно тогда и понятно сейчас, что это был жест оскорблённого человека - именно так воспринимался этот эпизод теми, кто шёл по проспекту в тот момент.
Вскоре все мы собрались на площади Независимости. На университете им. Максима Танка красовалась какая-то предновогодняя красотень. Били колокола, судя по всему, в костёле. Плохо организованная толпа, в которой мало кто что понимал, потихоньку заполняла площадь. Кричали речёвки и лозунги. Никто ничего не ломал и не крушил. Атмосфера была, скорее, дружелюбная и улыбчивая, хоть и с тревожной ноткой. Люди улыбались и вежливо извинялись, даже если кто-то кого-то невольно задевал в толпе. Некоторое время опять перестало быть понятно, что происходит. Особенно мне, не минчанину: я вообще смутно сообразил, где мы находимся, когда увидел здание-копию нашего могилёвского Дома советов с Лениным перед ним.
Люди согрелись после марша, озирались, шутили и только спрашивали друг друга, что дальше. Спустя некоторое время мы обнаружили, что народ подтягивается к памятнику Ленину и поторопились туда. По дороге я потерял из виду своих товарищей. Это было несложно, если учесть, что люди прибывали нескончаемым потоком. Вот тогда я впервые понял, что начинаются проблемы со связью. С трудом мне удалось дозвониться до своих - и мы нашлись в толпе. Связь отсутствовала почти всё время, пока мы пребывали на площади, и призывы с трибуны звонить родным и знакомым с просьбой прийти на Плошчу пропали втуне. Мы много спорили между собой, сколько людей собралось здесь сегодня, и сошлись, в итоге, тысячах на пятидесяти-шестидесяти. Никогда в жизни я не видел такого скопления людей. Множество молодых и зрелых мужчин и женщин, множество стариков... Я считаю стыдным и унизительным называть этих людей недоумками и проходимцами - а я слышал своими ушами эти слова из уст высоких лиц в нашем государстве.
Был эпизод, когда мы подошли к тамошнему "дому советов", то бишь к Дому Правительства: кто-то обнаружил на крыше дома макушку кого-то подсматривающего. По толпе пронеслось: "Снайпер!". Люди стали смеяться, махать ему руками и кричать: "Прыгай! Прыгай к нам!" Не захотел. Наверное, по уставу не положено. Скорее всего, человек на крыше просто изучал обстановку.
Тем временем на трибуне появилась, наконец, аппаратура. В микрофон стали вещать какие-то неизвестные мне люди. Грели толпу лозунгами, призывали не расходиться и звонить знакомым - звать их на площадь. Расходиться никто не думал, напротив, народ всё прибывал. Спустя некоторое время к народу обратился Рымашевский, поблагодарил всех собравшихся. Было объявлено, что кандидаты хотят пройти в Дом Правительства для переговоров. Какой-то активист, судя по всему, из штаба Санникова (хотя, какие там, к чёрту, были на тот момент штабы), тамадил процесс и просил передавать тем, до кого не доходил звук слабенького аппарата, что кандидаты направляются на переговоры. Выступил Санников, говоря о том, что на переговорах они собираются побеседовать с представителями властей и силовых структур о сложившейся ситуации. Было это где-то в начале одиннадцатого.
Спустя некоторое время мы поняли, что у дверей что-то происходит. Какая-то свара. Справа от Дома Правительства закачалась Ёлка с иллюминацией. Поскольку нас было трое, мы построили пирамиду, подняв на плечи товарища - мы часто потом использовали этот приём, чтобы ориентироваться в пространстве. В "чашу" внутреннего парадного двора Дома Правительства цепью бежали ОМОНовцы. На глаз их было человек двести. На трибуне появился кандидат Рымашевский. Мы стояли в непосредственной близости от трибуны, и было хорошо видно, что у него разбита голова. По лицу его стекала кровь. Срывающимся рычащим голосом Рымашевский закричал в микрофон, что сейчас у дверей Дома Урада произошла провокация со стороны властей, что несколько сотрудников органов, пьяных и переодетых в цивильное, устроили нападение. ОМОН тем временем построился цепью, оттеснив народ. Рымашевский несколько раз подчеркнул, что никто не должен применять силу, что нужны просто переговоры. Призывал не забывать, что мы не хотим кровопролития и действуем мирно. В адрес милиции он прокричал, что если они увидят пьяных - то пусть забирают. Именно в речи Рымашевского прозвучал единственный лозунг, тут же подхваченный людьми, который понравился лично мне: "Мы адзін народ". Колонна, как мы поняли, пришла в действие, но продвинуться ей не удалось. В адрес ОМОНа звучали кричалки "милиция, уходи" и "милиция с народом". Потом я узнал, что ОМОН выходил и из Дома Правительства. Нам этого не было видно. Мы ничего не понимали тогда, но ни мы, ни те, кто рядом, не собирались идти и захватывать что бы то ни было. Люди хотели просто правды - это ощущение не покидало весь вечер...
Но вернёмся к эпизоду с ОМОНом. Вдруг отряд стал отступать. Люди встретили это криком "уходят" и неподдельной радостью. Появилась даже робкая надежда, что силовых мер не будет, тем более, что с трибуны постоянно повторяли о мирном характере народного собрания. С трибуны просили также быть организованнее и осторожнее и занять часть площади возле университета, которая немного пустовала, потому что очень много людей толпилось и давилось у въезда на площадь с проспекта, откуда пришла колонна. Смутно помню, по-моему, Санников (хотя могу ошибаться), попросил в микрофон того, кто сумеет набрать номер, вызвать скорую, потому что есть раненые. Скорее всего, какая-то стычка была, но мы этого не видели.
Мы стояли внизу и не всегда понимали, начались ли переговоры. Народ требовал выборов без Лукашенко. Не знаю, верили ли в это люди, крича эти слова. Но сомнений в том, что выборы сфальсифицированы, не было ни у кого. Думаю, если бы переговоры состоялись, и людям объявили бы, что будут назначены свободные перевыборы, инцидент был бы исчерпан. Я не политик, могу и ошибаться. Тогда пусть вас моё мнение позабавит. Говорю, что чувствовал. Если бы итог переговоров был таков, меня бы это устроило... Но никакого штурма не было бы в любом случае. Не было у народа такой агрессии. Я бы почувствовал. Людям просто хотелось правды.
Вскоре мы увидели, что по улице, подходящей к Дому Правительства со стороны университета, прибывают автозаки и ещё какой-то транспорт. Стало понятно, что что-то назревает. С трибуны практически всё время выступали люди. Я плохо помню очерёдность. Помню кандидата Костусёва. В какой-то момент появилась актриса Свободного театра. "Голливуд с нами", - заявила она. Назвала несколько имён известных актёров и режиссёров, которые выражают белорусскому народу поддержку и солидарность. Стало на какой-то момент смешно. Действительно, глядя на ментов и предчувствуя веселуху, думалось, что всё происходящее с нами - пошлый Голливуд... Или Бог отвернулся от Беларуси, а потому остаться с нами может только Голливуд. Ну и Саня, конечно, как в популярной песне поётся... Поэт Хаданович спел с трибуны песню про муры. Песня дурацкая, зато пока били в ладоши - согрелись. Спасибо ему за это. Это было правильно. Эфир надо было заполнять. Мы все ждали, что с нами будут говорить. И шутили, что такая вечеринка бывает раз в пять лет.
Но песни всегда заканчиваются. Вскоре на площадь хлынул ОМОН. Я не видел столько военных в одном месте ни на одном параде. Их было тысячи. С трибуны просили взяться за руки и стоять, не оказывая сопротивления. Просто оставаться на месте, на площади. Кто-то позвал добровольцев покрепче окружить трибуну, чтобы не дать отобрать аппаратуру, но охотников не оказалось, потому как у ребят в касках были другие планы и указания - и это очень быстро стало понятно. Сперва они отсекли ту часть народа, которая находилась в "чаше" внутреннего двора Дома Правительства. Народ оказался словно закупорен там. Мы видели только спины ОМОНовцев, стоящих наверху, с тыльной стороны памятника. И всё это время они продолжали валить на площадь. Шеренгами, со щитами и дубинками, как римские когорты, они всё шли и шли. Это была целая армия. Я не преувеличиваю.
Кто-то сказал с трибуны, что сейчас разговаривают с командиром, и милиция обещает никого не бить и не арестовывать. Промелькнула надежда, что это и правда так - и нам хотя бы позволят просто уйти. Мы отступили от памятника назад, а перед нами, лицом к нам, выстроилась ещё одна шеренга в несколько рядов. Отовсюду стал слышен ритмичный грохот щитов, которым они пользуются для устрашения. От касок площадь заблестела. Наш товарищ, стоя у нас на плечах, сообщил, что нас окружают - такие же колонны выстроились слева и справа. Сюда привезли всех. Аппаратура с трибуны исчезла, и понеслось...
На пятаке перед домом правительства началась мясорубка. Было видно, как над головами работают дубинки. Люди оттуда хлынули в панике влево и вправо от входа. Мы переглянулись и одновременно сказали друг другу: "Уходим". Никто не думал оказывать сопротивление. Для того, чтобы оказывать сопротивление армии, надо быть армией, а мы ею не были и не хотели быть.
Я схватил товарищей за рукава: одного спереди, другого сзади. Мы бежали в толпе. Люди бежали нам навстречу, влево, вправо - в полном хаосе. Помню, перепрыгивали через какие-то кусты, забрались на какой-то парапет, чтобы оглядеться. Слева от Дома Правительства людей загоняли в автозаки. Я видел мелькающую дубинку в спину заталкиваемым туда. Тысячи ОМОНовцев, разделив площадь, стали рассекать толпу на части. Наверное, так пастухи с помощью собак устраивают панику в отаре овец и направляют её туда, куда им надо. Или загонщики на охоте гонят зверя на подготовленные номера. Работали просто по учебнику. Нас гнали, как скот. Мы метнулись в одну сторону - на нас шла колонна. В другую - то же самое. Я помню, что чувствовал. Ужас. Холодный ужас. Мозги при этом работали спокойно и сосредоточенно, выбирая самые правильные варианты. Ужас пробирал от сознания, что то, что я вижу - возможно. Что это в принципе возможно в цивилизованной стране: вот так обращаться с людьми - безоружными людьми любого возраста и пола. Я не понимал, да и сейчас не понимаю, за что били этих людей. Слышны были крики, девичий визг - знаете, истошный такой. ОМОН БИЛ ДЕВУШЕК И ЖЕНЩИН!.. Много где кричали: "Фашисты".
Я посмотрел, куда движется толпа, и понял, что нас гонят в подземный переход. Выход из него, наверное, вёл прямо в автозак. Нас этот вариант не устраивал. Вдоль проезжей части по проспекту, пересекающему площадь, стояли военные ЗИЛы, и солдаты в зелёной форме пытались выстроить цепь. Промелькнула мысль, что для того, чтобы справиться с этим народом, не хватило ОМОНа, и пришлось вызывать регулярные части. Мы ринулись на дорогу между двумя цепями оцепления, которые ещё не успели сомкнуться. Попасть под колёса проезжающих мимо машин - а движение по проспекту не прекращалось - казалось меньшим злом, чем остаться в том, что творилось за спиной. Водители тормозили, давая нам и сотням других людей перебежать на другую сторону дороги. Над площадью стоял гул от несмолкающих автомобильных клаксонов. На другой стороне улицы мы остановились, чтобы отдышаться, и оглянулись. Разобрать, что творится на площади, было невозможно. Но мы и так знали. Нам повезло уйти.
А уходили какими-то переулками. В метро не попали, потому что там стоял милицейский кордон. Вышли на пустую Октябрьскую и пошли в сторону площади Победы. Мимо нас проехало десятка два военных ЗИЛов, стоявших в оцеплении пятнадцать минут назад, и стало понятно, что Плошчы больше нет. Вот, собственно, и всё. Добирались домой осторожно, потому что по заработавшему телефону друзья сообщили, что по всему Минску устраиваются милицейские облавы и метут всех подряд.
Если бы люди числом 50-60 тысяч хотели что-нибудь разгромить, от проспекта Независимости не осталось бы ничего. За все часы существования Плошчы было разбито два стекла в дверях Дома Правительства. Мне нужны неопровержимые доказательства вины людей, которых обвиняют в этом. Мне нужны доказательства того, что два разбитых стекла - достаточный повод, чтобы спустить на народ армию.
Из этого вечера я вынес три чувства. Первое - ужас. Не страх - именно холодный ужас: я не могу бояться того, что не уважаю. Ужас, что в моей стране опьянённая от безнаказанности власть способна изнасиловать свой народ. Народ хороший, честный и святой… Второе чувство - радость. Победная радость от того, что в этом народе есть люди, способные оторвать от дивана зад и просто выйти на улицу, чтобы постоять за свои убеждения и посмотреть в глаза друг другу и тем, кто напротив. И этих людей - очень и очень много. И третье чувство - стыд. Жгуче стыдно от того, что с этим народом можно так поступить: избить, запихать в автозак и посадить без всяких доказательств вины. Стыдно знать, что рука с дубинкой может опуститься на голову и плечи старика или юной девушки. ОМОН навсегда опозорил себя. Я не подам руки человеку, если узнаю, что он служит в ОМОНе. И пока я чувствую этот спасительный стыд, Плошча жива. И жива Беларусь.
Тимофей Яровиков
все фото любезно предоставлены Яндекс.поиском