Из воспоминаний генерала Б. А. Штейфона
«В начале 1918 года Харьков воспринимал первые практические уроки большевизма. Новая власть удовлетворяла главным образом свои грабительские инстинкты. Банки продолжали работать, но их операции сокращались с каждым днем. Доступ к сейфам был воспрещен и скоро сейфы были опорожнены распоряжением местного комиссара финансов. Магазины закрывались и жили базаром. С наступлением сумерек все спешили домой. Улицы становились пустынными, часто отказывало электричество и город погружался во мрак, увеличивая жуть надвигавшейся ночи.
ЧК постепенно входила во вкус своего ремесла. Арестованных отправляли на главный вокзал и там расстреливали на седьмой линии. О «седьмой линии» передавали шепотом кошмарные подробности. Аресты производились преимущественно по ночам, а так, как автомобили находились только у большевиков, то запуганные жители с гнетущей тоской прислушивались по ночам к грохоту проезжавших автомобилей: «проедет мимо, или остановится у нас»? Постоянно и в различных частях города возникала стрельба. И не всегда можно было угадать: хулиганские ли это забавы, или очередной грабеж, или бессудный расстрел?
Истинным бедствием являлись ночные налеты бандитов. Грабежи, нередко сопровождаемые убийствами, не носили характера какой-либо системы. Налеты совершались и на богатые особняки, и на лачуги. Одной и той же ночью в центре города забирали бриллианты, меха, а на окраине снимали пальто с кондуктора.
Сущим бедствием была прислуга - горничные, кухарки, дворники. Они зачастую бескорыстно доносили в ЧК на своих господ или наводили бандитов в дома, где служили. Уберечься от этих домашних шпионов было невозможно, и большинство семей предпочитали обходиться без прислуги. Даже верные люди, то есть няни или кухарки, жившие десять-пятнадцать лет и считавшиеся своими, вспоминали какие-то старинные обиды и сводили счеты».