(no subject)
Одна работа сегодня отменилась - чуть продыху - и по этому случаю начались какие-то мемории.
Вспомнила я один свой текст старый, полезла искать - нашла другой.
Сижу, перечитываю - понимая, что когда-то могла я вот так писать.
Эта - пишущая часть меня - она ведь ушла, растворилась - ничего не бывает за просто так, всегда приходится менять, одно на другое. Я не жалею - то есть жалею, просто я не раскаиваюсь, а не жалеть невозможно, иначе значит, что не любил.
В перестройку и в девяностые я очень хотела писать. Меня перло от самого процесса, хотя с самого начала было понятно, что не писать мне прозу. Записалось в результате только в конце девяностых, когда появился «Русский журнал» - пишущие обрели возможность выписывать из себя всё - отталкиваясь от не ими написанных книжек, не ими поставленных спектаклей. Потом время рецензентов закончилось навсегда - появились соцсети - и настало десять прекрасных лет Живого Журнала. Но и они потом кончились - и жизни изменились. Мало что было так прекрасно как Живой Журнал - текст из которого я и хотела сейчас найти - но даже там не писалось так отвязно и строго - именно строгость формы провоцировала отвязность - как в рецензиях.
Я нашла сейчас файл с рецензиями, которые никогда нигде не публиковались. Они и были написаны - для внутреннего. Для одного конкурса - и даже не от моего имени, попросили написать за другого человека. Полная свобода от ответственности вкупе с яростью от необходимости читать то, что читать не хотелось, породило этот выплеск - прелесть которого сейчас для меня в той молодой еще удали - не очень уже молодой, но еще не согнувшейся ни под каким бременем - которая была у меня одиннадцать лет назад.
*Для тех, кому нужен анонс по авторам - Арабов, Быков, Зайончковский, Иванов, Нестеренко, Сорокин и какой-то Сухочев. Получил ли кто-то из них в результате какие-нибудь премии за это - не помню, но вряд ли.
Арабов Ю. Флагелланты. М.: Вагриус, 2006. 320 с.
«Флагелланты» - самобичующиеся (из словаря - и из эпиграфа к книге). Однако к сектам и средневековью роман Арабова отношения не имеет. К сожалению.
Как бы ни было велико изначальное желание проникнуться этой книгой, возможность такая если и существует, то только для того, чья обида на мир достаточно велика. Обида - как главная эмоция, как двигатель сюжета - жизненного или романного. Вообще, философия этой книги хорошо пойдет на митинге любых «обиженных» - если пересказать там, например, некоторые сюжетные ходы (разумеется, выдавая их за чистую монету), можно получить живые отклики, поддержку и одобрение. Но только там.
Начинается все менее безнадежно - с описания детства героя, с события, перевернувшего его жизнь - мать, оперная певица, ослепла во время исполнения партии Иоланты, отождествив себя с персонажем. Далее идет краткое описание психологической «бытовухи» - мать очень хотела сделать из мальчика музыканта, мальчик сопротивлялся, но не слишком сильно - потому, в меру ненавидя музыку, оказался в конце концов в симфоническом оркестре рядовым гобоистом, в меру будучи равнодушен к матери и сестре, прожил с ними всю жизнь. Большая часть этой жизни перечеркивается и опускается - мальчик просыпается от сна сорока с лишним лет, проспав не только застой, но и перестройку и девяностые годы, с которыми для него, несомненно, «все ясно» - при коммунистах не было ничего хорошего, но почему-то потом все равно начинается пафос про последние времена. Впрочем, здесь этот пафос доводится до логического конца - последние времена закономерно следует встречать в могиле, только там можно спрятаться от жизни. Краткий выход героя «на поверхность» - от спячки в оркестре до погребения заживо - связан с поисками новой работы, приводящими его в некий подземный и тоже по существу загробный мир. Герой устраивается на работу в некую корпорацию, находящуюся на станции метро "Римская", вход через тоннель. Там заставляют делать нечто совершенно бессмысленное, но платят очень много долларов. Все это откровенно смахивает на руку дьявола, и читатель предпринимает безнадежную попытку уверить себя, что дальше начнется хоть что-то глубокое - ну, кто знает? - однако выясняется, что это всего лишь банальная контора по превращению России в демократическую страну путем приучения ее граждан тратить большие суммы. Тех, кто не сумел правильно потратить зарплату, убивают. Главным начальником странной конторы является при этом египетская мумия, с которой герой вступает во вполне плотскую любовную связь…
Закручено все это не без лихости - но ввиду абсолютной бредовости содержания получается, что автор проигрывает за счет формы. Для любителей разговоров о «дерьмократах» и гибели России написано все-таки сложновато, для нелюбителей подобных тем - мелковато. Серия карикатурных росчерков, посредством которого предполагается получить картину бессмысленности современного существования, с мистическим элементом. И очень, очень обидно за автора, потому что если это действительно эксгибиционизм, и сеанс удался - то результат вышел уж больно ничтожный, к сожалению. Замахивались широко - но к финалу у читателя случается всего лишь приступ какого-то привычного отвращения.
Быков Д. ЖД. М.: Вагриус, 2006. 688 с.
Быков очень большой. У него много тела, много занятий, много книг, в книгах много страниц и внутри - дикое количество сюжетов. Это раздражает с порога.
Не меньшим образом раздражает, как тут недавно выразились, «кавалерийский наскок» на историю и философию, дико запутанная фабула, неизбежная уже почти футурология, - нет, чтобы написать про сегодня, опять про завтра! - и такое неприкрытое, хамское просто, впихивание в российскую историю жидов, деление на чистых и нечистых, на которое отваживались всегда только патриотические публицисты, а прочие - постыдились бы… Впрочем, жидами дело не ограничивается.
Интересно, кого больше - тех, кто эту книгу не в состоянии дочитать до конца или тех, кто дочитывает? Мы уже привыкли к карманным удобным книжкам, которые быстро читаются. Этот кирпич с самого начала вызывает воспоминания о «Войне и мире» - не столько из-за сюжета, сколько из-за объема, который ты почему-то обязан прочитать и тебе этого совершенно не хочется, потому что непонятно нихрена и на кой черт все эти писательские красоты. Быков как-то с самого начала оказывается в позиции «классики», той самой, включенной в школьную программу - и не то чтобы он себя туда ставил, запихивал обеими руками, как бывает иной раз, - а просто уже сам собой там оказался. Нет, ставил, конечно - кто у нас со времен Гоголя осмеливался назвать семисотстраничный том «поэмой»? Ерофеев осмелился, но у него страниц было меньше. Сравнивает себя значит дважды - с Гоголем и с Ерофеевым. Бесстыдство.
Бесстыдство и полный бред. Этим и притягивает. Тем, что ни на кого не оглядывается, не боится, хотя и бравирует этим, опять же - но черт с ним, пусть бравирует, победителей не судят. Тем, что не скрываясь лепит в одну большую кучу любые литературные аллюзии, метет как метлой, совковой лопатой орудует, пихает в рот все, что попадется под руку, Мандельштам так Мандельштам, Высоцкий так Высоцкий, ничем не поперхнется, все перемелет. Тем, что пишет вроде бы то же самое, что рядом сидящие, очередная страшная картинка, почти то же, что у Сорокина, ничего нового-то не выдумал, кроме историософских бредней - а получается все-таки по-другому. Притягивает, получается, тем - что у него получается. Героев наплодил дикое количество, всё запутал и ни к чему не привел - а кто знает, может, действительно будут по нему сочинения писать, всё может быть. Должен же от времени оставаться хоть один приличный семисотстраничный кирпич. А у Быкова, кстати, получился рассказ именно о времени, несмотря ни на какую футурологию.
Бред этот, про хазар, варягов и коренное население, про Дегунино и Жадруново, про Илью Муромца, сибирского губернатора с лицом, как кажется, Иннокентия Смоктуновского - не того, что бы в «Звезде пленительного счастья», другого, - и все-таки того, бесконечные хляби, по которым шагает очередной закончивший Литниститут командир, золотых мальчиков из РГГУ, которых знает каждый и ненавидит каждый второй, про наливные яблоки, партизан, бомжей и железную дорогу, обладает какой-то силой. Быков состряпал на дикой скорости этот мир, о правдоподобии которого уже не думаешь, не смотря на его полную искусственность, и после первых ста страниц, на которых ты все время порываешься бежать, обнаруживаешь, что тебя уже утащили внутрь, и ты сидишь там крепко. Первые сто страниц ты думаешь, что у Быкова поехала крыша. Потом уже становится все равно.
Все это воспринимается в какой-то момент как насилие, как очень большое насилие, которого ты не хочешь. Останавливает только сознание того, что литература и должна быть насилием. Удобное, комфортное чтение, которое можно с легкостью отложить на потом - это не литература. Кто не любит садо и мазо - тот в эти сани не садись. А уж если ты сел - не пеняй.
Он слишком радикален, для всех. К тому же его не любят. А талант из него прет конечно совершенно неприличным образом - безобразным. Пузыри земли какие-то просто. К нему можно предъявлять миллион претензий - но это не важно, потому что крышу от него сносит, а это от писателя и требуется.
Зайончковский О. Прогулки в парке. М.: ОГИ, 2006. 239 с.
В сборнике три повести и два рассказа. То есть мы имеем дело не с цельным произведением и, что еще хуже, нигде не указан год написания - не понятно, сейчас ли создавался этот текст или двадцать лет назад. А подозрения такие есть - уж больно смахивает обстановка, в которой происходит действие, на некое «прекрасное далеко». В одном случае все понятно - воспоминания о детстве, в другом не понятно ничего, время висит в воздухе, в третьем - поездки на картошку и суммы зарплат сомнений не оставляют - действие происходит не позже середины восьмидесятых. Зачем, почему - непонятно. Время не менялось, ничего не менялось, времени может быть и не было. И не надо мне говорить, что «в провинции все иначе». Не в том дело.
Зайончковский подается как автор, выписывающий «бессознательно русское». Эти вот буквально слова написаны на обложке, хотя это не заглавие и даже не подзаголовок - это рекламный слоган. «Он русский, это многое объясняет». И действительно вроде бы за Зайончковским стоят «традиции русской литературы» - никакого постмодернизма, никакой ненаучной фантастики и мистики, а наоборот, умилительный интерес к жизни маленьких людей - даешь нового Достоевского! Только это не Достоевский. И даже не его бледный, но искренний клон. Потому что на самом деле интереса к пресловутому «маленькому человеку», к душе его и мукам его, что «по канонам» должному быть целью любого русского литератора, там нет. Есть насквозь фальшивая, в грязных разводах, картинка без конца и начала. С точки зрения жанровой крепости, умения, простите, «делать сюжет», повести обычно хромают на обе ноги - но ладно, ладно, полагается простить за «духовность», так ведь? За подлинную жизнь. Но нет там подлинной жизни. Вернее, есть - как и у всякого, жизнь у Зайончковского есть в меру его понимания. И понимание это таково - человек пошл и слаб, он заслуживает презрительного снисхождения или столь же презрительного умиления. В этом вся авторская концепция, хотя сам автор вряд ли в этом признается, а уж поклонники его - тем более. Герои для автора - червяки, да и протагонист обычно - такой же червяк, состоянием своим более менее упивающийся. В половине случаев для повышения тонуса в сюжет вплетена некая детективная интрига, но она при том совершенно не важна, потому что никакие бездны, пусть даже на самом примитивном «детективном» уровне, автор вскрывать не собирается - как же, это же будет нарушением его концепции «маленького человека», в маленьком человеке нет бездн, он весь у автора на ладони.
И даже подробность описаний, должная, вроде бы, быть сильной стороной автора, не спасает - не такой уж красоты его слог, и не так уж подробно и всегда готов он вглядываться в окружающий пейзаж - стоит только к этому пейзажу примешаться хоть какому-то «человеческому фактору», как всё тут же начинает катиться по той же наклонной плоскости «уменьшения». Уменьшение, умаление, уничижение всего - старый, не Зайончковским придуманный ход. Раз уж мы не боги, так другие-то и подавно.
Ладно бы что слабо и не интересно - но унижает человеческое достоинство на каждом шагу. И лучше уж, получается, любой постмодернизм, чем такая «бессознательная русская литература».
Иванов А. Message: Чусовая. СПб.: Азбука-классика, 2007. 479 с.
Книга представляет собой описание «локального «блока» социоэкологических отношений - «горнозаводской цивилизации»», на примере не раскрученного доселе уральского бренда (все определения разумеется авторские) - реки Чусовой. В первой части описывается собственно география - от истока до устья реки, с подробным отчетом о скалах, островах, поворотах и проч. Далее идет описание Чусовой в геологическом разрезе - в связи с Уральским хребтом. Следующая часть посвящена этнической истории региона до появления там «подданных белого царя» - рассказы о вогулах, Пермском зверином стиле и др. Проникновение русских на Чусовую началось еще в XIV веке, но только в XVI в. с появлением здесь Строгановых, началось основание первых русских поселений. Пятая часть посвящена самому известному периоду истории региона - строительству горных заводов, шестая - сплаву по реке «железных караванов». Последняя часть посвящена истории Чусовой в советский период.
Как всякая краеведческая литература (хотя автор от этого статуса и открещивается), книга изобилует фактами, датами, цитатами и имеет, во многом, компиляционный характер. Предпринята также попытка выстроить единый сюжет, соединить описание географических объектов с изложением исторических фактов в комплексном описании. Много подробностей, яркие цитаты, авторские связки - однако именно связки, назвать книгу в полной мере единым, полноценным авторским текстом невозможно, хотя она и занимательна.
Почтенный нон-фикшн, но к конкурсу художественной литературы отношения не имеет.
Нестеренко В. Чужая. М.: Ad Marginem, 2006. 208 с.
Очень неплохая вещь, с учетом того, чем она, собственно, является - сценарий, по которому несомненно скоро снимут фильм. Несуществующий фильм уже обозвали вторым «Бумером», потому что сюжет там до поры тот же - четверо бандитов едут куда-то в автомобиле. Но едут не спасаясь от кого-то, а куда-то и за кем-то - в Чехию за прекрасной женщиной, задача которой выполнить роль наживки. Червяк, разумеется, пожрал незадачливых рыбаков - женщина сделала всех - и того, с которым когда-то «что-то было», и того, кто послал, и того, кто рядом стоял. И брата, а так же случайного любовника использовала, как следует - без сентиментов. Все ходы прописаны четко, должное количество информации остается за кадром - так что ты ее угадываешь, может быть и не вполне верно, но как и бывает в жизни при столкновении с обрывками этой самой жизни - чужой. Некоторое количество реминисценций, что конечно слегка фильм будущий портит, планку занижает - но в разумных пределах. Очень жесткий экшн - никакой философии, никаких любовных сцен, никаких пропущенных ходов - когда ты уже думаешь, что вот тут-то и будет объяснение, оправдание и может быть даже хороший - если не конец, то промежуток, потому что не может же быть все так беспросветно, в кино тем более - женщина, получившая кличку по названия американского ужастика, спокойно убивает того, с кем должен был бы состояться сейчас этот потенциально сентиментальный разговор, и идет дальше. В этом - сила, и в этом же слабость - как бы ни мочили в реальной жизни реальные пацаны направо и налево, в кино и литературе им по идее полагается более внятно объяснять свои позиции. Потому что что мы в результате имеем, кроме честного рассказа о том, как одни убивают других? Почти ничего. Почти ничего про них и про ценность этой вот безвозвратно уходящей жизни. В кино к этому добавится лицо какого-нибудь мальчика, и мы все равно заплачем. Ну так для кино и написано.
Диалоги хорошие, текст от автора имеет характер ремарок, так что «плохому письму» тут просто неоткуда взяться - никто ничего не описывает. Это также выгодным образом отличает книгу от многих прочих, участвующих в конкурсе. В центре стоит великолепная, незабываемая, по мнению многих, героиня, настоящая женщина, притягивающая всех без исключения мужчин, а в финале читатель и зритель получает бонус - быстрый, четкий, блестяще-кинематографический конец. Снова ничего не разжевано, ты все понимаешь сам и с опозданием, тебе не остается уже ни воздуху, ни времени, и оплакивать девочку будешь уже при включенном свете и бегущих титрах, ловя ртом воздух.
Возможна ли такая жесткость не в кино, а в современной литературе, по-прежнему остается неизвестным. Книга заслуживает высокой оценки, но проходит все-таки по другому ведомству.
Сорокин В. День опричника. М.: Захаров, 2006. 224 с.
Очень ладно сделанная, крепко сшитая, политически актуальная, современная, вполне качественная, в некоем среднелитературном смысле, но при всем том пустая вещь. Потому что антиутопия - она ведь не первый раз в истории пишется. Вот были «Мы» Замятина - классика жанра и основа основ. Там, в традициях умирающего гуманизма, был не то что свет в конце тоннеля - а хотя бы душа. В крике главного героя «О, если бы у меня была мать!» была она, хотя бы. Сорокин же своему герою в наличии души отказывает - и, судя по всему, все принимают это как должное. Принимают литературу, как некое описание товара - внешний вид, параметры, схема сборки, кнопочки, все есть - и ладно. Никакого света, никакого выхода, никакой рефлексии - герой антиутопии есть цельный кусок дерьма, ему нечего сострадать, это же политическая сатира и предупреждение. Предупреждение, что скоро возведут Великую стену и сожгут загранпаспорта на Красной площади? Ну ладно, знаем мы такие предупреждения, спасибо за еще одно. А смысл? Прочитали, заняли вечерок, получили удовольствие и разошлись? Кто за визой, чтобы не опоздать, а кто спокойно трамбовать основание для этого будущего, раз уж больше делать нечего. И получается, между прочим, что вот это вот спокойное отношение, приятие героя как куска дерьма, а литературы как удобного чтива - конечно, мы же не Донцову, мы же Сорокина читаем, ух, круто! - вот эта вот констатация факта именно и приближает то самое будущее, описанное в данном случае Сорокиным. Даром что «люди будущего» жгут книги Сорокина на площадях. В данном случае он пошел по пути упрощения.
Главный герой просыпается, одевается и едет на работу. Там он работает, как умеет и как требуется, попадает на ковер, еще работает, потом походя берет взятку, потом вместе с сослуживцами ловит от этой взятки кайф, потом едет в срочную командировку, с заездом, по своим и чужим делам, к прорицательнице, потом надзирает за чужой плохо сделанной работой, потом заезжает к женщине, отправившей его с поручением, и сокрушается, что она им не интересуется, потом едет отдыхать с друзьями, потом - спать. Собственно, всё. В среднем за день у него судя по всему получается минимум два-три половых акта, причем один из них гомосексуальный, и все это часть работы, не считая убийств. И никакой рефлексии, не смотря на высшее (историческое) образование. Впрочем, нет, один раз все же случается - в самолете, в момент размышления об умонастроениях членов семьи изменника Родины, но это ненадолго и не страшно - собеседника-то нет, противостояние и внутреннее перерождение не предполагается, это только способ передать очередные подробности из «истории будущего». И никакого сострадания - у нас.
В остальном же все по списку - включая гомосексуальную сцену, от которой правда берет некоторая оторопь, пока не вспоминаешь, что про эту сцену отписались критики, да и настоящих опричников в том же подозревали. То есть, если не читать рецензии - одна короткая остановка от удивления за всю историю. Если читать - ни одной.
Складно, занимательно, в меру вычурно, «свой мир» создан - но пусто как пробка. В общем, «литература умерла». Остался один сплошной скучный постмодернизм - пусть даже в крепкой жанровой упаковке.
Сухочев А. Гоа-синдром. М.: Ad Marginem, 2007. 304 с.
Книжка представляет собой беззастенчивую рекламную компанию туристической компании «Гранд тур вояж». Триста страниц рекламного буклета, написанного языком рядового графомана, с расчетом, впрочем, на то, что потом можно будет и фильм снять, если продюсер найдется: детективная интрига присутствует, актуальный этнической элемент - тоже.
Начинается все вполне банально - с претензией на пресловутое изображение современности. Некий молодой человек, которому добрые родители разумеется купили маленькую квартиру в подмосковном Королеве (молодой человек продает унитазы, что должно подчеркнуть его близость широким слоям масс, но при всем том молодой человек без квартиры не соответствует, видимо, уровню среднего класса, проявляющего интерес к путешествиям в дорогостоящий Гоа - и потому собственная квартира у него есть), дружит с другим молодым человеком, работающим курьером в модном журнале, но почему-то умудряющемся на свою скромную курьерскую зарплату прожигать жизнь как какой-нибудь зам. главного в приличном глянце. Кроме страсти к модным тенденциям в этом «друге главного героя» заметна только некая робость, заставляющая его не самому ехать в благословенный Гоа, а почему-то посылать на разведку вместо себя главного героя. Почему - остается нам навеки неизвестным, ибо этого несостоявшегося трикстера забыли в самом начале книги, и он растворился в тумане - более он никому не интересен. Интересен должен быть главный герой - именно его глазами, ушами, и прочими, не слишком хорошо известными никому, кроме медиков и, может быть, химиков, органами, будет познаваться благословенный Гоа - не приличный «юг», куда, собственно, и продает путевки компания «Гранд тур вояж», а грязный, но куда более прекрасный «север», где проходят непрекращающиеся наркотические «пати» и где люди со всего мира живут коммунами, возвращая давно утраченную веру в вечное братство хиппи. Продаваемым «Гранд тур вояжем», вместе с Александром Сухочевым и издательством Ad Marginem, товаром, является таким образом мечта даже не об отдыхе и не о Гоа как таковом, а о некоем рае на земле, где ты обретаешь смысл жизни, ничего для этого и при этом делая (кроме покупки билета на самолет), полную востребованность и полную же удовлетворенность, то есть все то, что домохозяйке предлагает порошок «Тайд» в нагрузку к мужу и детям, как символам полноценной сексуальной жизни - все по канонам высокой теории рекламы. И даже брак и дети обязательно будут в конце - не просто секс, а семейное счастье всех положительных героев, как и полагается в индийской мелодраме - действие происходит в Индии, так что каноны Болливуда высмеивать можно легко и по-домашнему. А чтобы читатель не заскучал, вся эта идиллия, с обретением смысла жизни по цене билета в один конец и недорогих местных удовольствий, разбавляется криминалом - роман под завязку набит «неположительными героями» разного калибра, и по жанру представляет собой, в общем-то, детектив. «Килограмм взрывчатки и вагон кокаина» превращаются здесь всего лишь в два килограмма того же белого порошка, из-за которого разгорается средней тяжести сыр-бор, дающий возможность сплести множество сюжетных линий - наркоторговцы из Индии, Африки и Израиля, политкорректные, черно-белые криминальные пары, и проблемы, возникающие со свободой у неосвобожденной женщины Востока - все присутствует. Настолько все, что не вполне понятно, для кого же написан этот роман - адресная реклама должна по идее апеллировать к какой-то конкретной группе, а здесь попытка создать крутой «детективчик» мало того что разбавляется рассуждениями о словарном значении понятия «синдром» - это бы полбеды, но и перемежается такими типично «дамскороманными» кусками, что поневоле начинаешь переживать за заказчика - а ну как рекламное агентство просчиталось со стратегией, что тогда? Но нет, нет, не просчиталось, наоборот. Пусть книжки читают девочки - они уговорят потом поехать в Гоа своих мальчиков. Поехать вдвоем, разумеется. А так как девочки любят комфорт, путевку они купят на чистенький «юг» - именно туда, куда организует туры «Гранд тур вояж».
В общем, неплохая рекламная акция, грамотная. Не вполне понятно только, при чем здесь приличное издательство, а тем более национальная литературная премия. Качество языка, сюжетных линий, эмоциональной и интеллектуальной глубины в данном случае находятся не то чтобы на уровне плинтуса, но на том самом уровне, где располагается фабрика по производству мыла - аккуратно и ровно нарезанного, безвкусного, с ароматизаторами, идентичными натуральным. Если не противно каждую минуту отплевываться - съесть конечно можно, но к литературе это отношения не имеет. Единственная польза от этого романа - другие участники конкурса начинают вдруг резко выигрывать на его фоне.
Вспомнила я один свой текст старый, полезла искать - нашла другой.
Сижу, перечитываю - понимая, что когда-то могла я вот так писать.
Эта - пишущая часть меня - она ведь ушла, растворилась - ничего не бывает за просто так, всегда приходится менять, одно на другое. Я не жалею - то есть жалею, просто я не раскаиваюсь, а не жалеть невозможно, иначе значит, что не любил.
В перестройку и в девяностые я очень хотела писать. Меня перло от самого процесса, хотя с самого начала было понятно, что не писать мне прозу. Записалось в результате только в конце девяностых, когда появился «Русский журнал» - пишущие обрели возможность выписывать из себя всё - отталкиваясь от не ими написанных книжек, не ими поставленных спектаклей. Потом время рецензентов закончилось навсегда - появились соцсети - и настало десять прекрасных лет Живого Журнала. Но и они потом кончились - и жизни изменились. Мало что было так прекрасно как Живой Журнал - текст из которого я и хотела сейчас найти - но даже там не писалось так отвязно и строго - именно строгость формы провоцировала отвязность - как в рецензиях.
Я нашла сейчас файл с рецензиями, которые никогда нигде не публиковались. Они и были написаны - для внутреннего. Для одного конкурса - и даже не от моего имени, попросили написать за другого человека. Полная свобода от ответственности вкупе с яростью от необходимости читать то, что читать не хотелось, породило этот выплеск - прелесть которого сейчас для меня в той молодой еще удали - не очень уже молодой, но еще не согнувшейся ни под каким бременем - которая была у меня одиннадцать лет назад.
*Для тех, кому нужен анонс по авторам - Арабов, Быков, Зайончковский, Иванов, Нестеренко, Сорокин и какой-то Сухочев. Получил ли кто-то из них в результате какие-нибудь премии за это - не помню, но вряд ли.
Арабов Ю. Флагелланты. М.: Вагриус, 2006. 320 с.
«Флагелланты» - самобичующиеся (из словаря - и из эпиграфа к книге). Однако к сектам и средневековью роман Арабова отношения не имеет. К сожалению.
Как бы ни было велико изначальное желание проникнуться этой книгой, возможность такая если и существует, то только для того, чья обида на мир достаточно велика. Обида - как главная эмоция, как двигатель сюжета - жизненного или романного. Вообще, философия этой книги хорошо пойдет на митинге любых «обиженных» - если пересказать там, например, некоторые сюжетные ходы (разумеется, выдавая их за чистую монету), можно получить живые отклики, поддержку и одобрение. Но только там.
Начинается все менее безнадежно - с описания детства героя, с события, перевернувшего его жизнь - мать, оперная певица, ослепла во время исполнения партии Иоланты, отождествив себя с персонажем. Далее идет краткое описание психологической «бытовухи» - мать очень хотела сделать из мальчика музыканта, мальчик сопротивлялся, но не слишком сильно - потому, в меру ненавидя музыку, оказался в конце концов в симфоническом оркестре рядовым гобоистом, в меру будучи равнодушен к матери и сестре, прожил с ними всю жизнь. Большая часть этой жизни перечеркивается и опускается - мальчик просыпается от сна сорока с лишним лет, проспав не только застой, но и перестройку и девяностые годы, с которыми для него, несомненно, «все ясно» - при коммунистах не было ничего хорошего, но почему-то потом все равно начинается пафос про последние времена. Впрочем, здесь этот пафос доводится до логического конца - последние времена закономерно следует встречать в могиле, только там можно спрятаться от жизни. Краткий выход героя «на поверхность» - от спячки в оркестре до погребения заживо - связан с поисками новой работы, приводящими его в некий подземный и тоже по существу загробный мир. Герой устраивается на работу в некую корпорацию, находящуюся на станции метро "Римская", вход через тоннель. Там заставляют делать нечто совершенно бессмысленное, но платят очень много долларов. Все это откровенно смахивает на руку дьявола, и читатель предпринимает безнадежную попытку уверить себя, что дальше начнется хоть что-то глубокое - ну, кто знает? - однако выясняется, что это всего лишь банальная контора по превращению России в демократическую страну путем приучения ее граждан тратить большие суммы. Тех, кто не сумел правильно потратить зарплату, убивают. Главным начальником странной конторы является при этом египетская мумия, с которой герой вступает во вполне плотскую любовную связь…
Закручено все это не без лихости - но ввиду абсолютной бредовости содержания получается, что автор проигрывает за счет формы. Для любителей разговоров о «дерьмократах» и гибели России написано все-таки сложновато, для нелюбителей подобных тем - мелковато. Серия карикатурных росчерков, посредством которого предполагается получить картину бессмысленности современного существования, с мистическим элементом. И очень, очень обидно за автора, потому что если это действительно эксгибиционизм, и сеанс удался - то результат вышел уж больно ничтожный, к сожалению. Замахивались широко - но к финалу у читателя случается всего лишь приступ какого-то привычного отвращения.
Быков Д. ЖД. М.: Вагриус, 2006. 688 с.
Быков очень большой. У него много тела, много занятий, много книг, в книгах много страниц и внутри - дикое количество сюжетов. Это раздражает с порога.
Не меньшим образом раздражает, как тут недавно выразились, «кавалерийский наскок» на историю и философию, дико запутанная фабула, неизбежная уже почти футурология, - нет, чтобы написать про сегодня, опять про завтра! - и такое неприкрытое, хамское просто, впихивание в российскую историю жидов, деление на чистых и нечистых, на которое отваживались всегда только патриотические публицисты, а прочие - постыдились бы… Впрочем, жидами дело не ограничивается.
Интересно, кого больше - тех, кто эту книгу не в состоянии дочитать до конца или тех, кто дочитывает? Мы уже привыкли к карманным удобным книжкам, которые быстро читаются. Этот кирпич с самого начала вызывает воспоминания о «Войне и мире» - не столько из-за сюжета, сколько из-за объема, который ты почему-то обязан прочитать и тебе этого совершенно не хочется, потому что непонятно нихрена и на кой черт все эти писательские красоты. Быков как-то с самого начала оказывается в позиции «классики», той самой, включенной в школьную программу - и не то чтобы он себя туда ставил, запихивал обеими руками, как бывает иной раз, - а просто уже сам собой там оказался. Нет, ставил, конечно - кто у нас со времен Гоголя осмеливался назвать семисотстраничный том «поэмой»? Ерофеев осмелился, но у него страниц было меньше. Сравнивает себя значит дважды - с Гоголем и с Ерофеевым. Бесстыдство.
Бесстыдство и полный бред. Этим и притягивает. Тем, что ни на кого не оглядывается, не боится, хотя и бравирует этим, опять же - но черт с ним, пусть бравирует, победителей не судят. Тем, что не скрываясь лепит в одну большую кучу любые литературные аллюзии, метет как метлой, совковой лопатой орудует, пихает в рот все, что попадется под руку, Мандельштам так Мандельштам, Высоцкий так Высоцкий, ничем не поперхнется, все перемелет. Тем, что пишет вроде бы то же самое, что рядом сидящие, очередная страшная картинка, почти то же, что у Сорокина, ничего нового-то не выдумал, кроме историософских бредней - а получается все-таки по-другому. Притягивает, получается, тем - что у него получается. Героев наплодил дикое количество, всё запутал и ни к чему не привел - а кто знает, может, действительно будут по нему сочинения писать, всё может быть. Должен же от времени оставаться хоть один приличный семисотстраничный кирпич. А у Быкова, кстати, получился рассказ именно о времени, несмотря ни на какую футурологию.
Бред этот, про хазар, варягов и коренное население, про Дегунино и Жадруново, про Илью Муромца, сибирского губернатора с лицом, как кажется, Иннокентия Смоктуновского - не того, что бы в «Звезде пленительного счастья», другого, - и все-таки того, бесконечные хляби, по которым шагает очередной закончивший Литниститут командир, золотых мальчиков из РГГУ, которых знает каждый и ненавидит каждый второй, про наливные яблоки, партизан, бомжей и железную дорогу, обладает какой-то силой. Быков состряпал на дикой скорости этот мир, о правдоподобии которого уже не думаешь, не смотря на его полную искусственность, и после первых ста страниц, на которых ты все время порываешься бежать, обнаруживаешь, что тебя уже утащили внутрь, и ты сидишь там крепко. Первые сто страниц ты думаешь, что у Быкова поехала крыша. Потом уже становится все равно.
Все это воспринимается в какой-то момент как насилие, как очень большое насилие, которого ты не хочешь. Останавливает только сознание того, что литература и должна быть насилием. Удобное, комфортное чтение, которое можно с легкостью отложить на потом - это не литература. Кто не любит садо и мазо - тот в эти сани не садись. А уж если ты сел - не пеняй.
Он слишком радикален, для всех. К тому же его не любят. А талант из него прет конечно совершенно неприличным образом - безобразным. Пузыри земли какие-то просто. К нему можно предъявлять миллион претензий - но это не важно, потому что крышу от него сносит, а это от писателя и требуется.
Зайончковский О. Прогулки в парке. М.: ОГИ, 2006. 239 с.
В сборнике три повести и два рассказа. То есть мы имеем дело не с цельным произведением и, что еще хуже, нигде не указан год написания - не понятно, сейчас ли создавался этот текст или двадцать лет назад. А подозрения такие есть - уж больно смахивает обстановка, в которой происходит действие, на некое «прекрасное далеко». В одном случае все понятно - воспоминания о детстве, в другом не понятно ничего, время висит в воздухе, в третьем - поездки на картошку и суммы зарплат сомнений не оставляют - действие происходит не позже середины восьмидесятых. Зачем, почему - непонятно. Время не менялось, ничего не менялось, времени может быть и не было. И не надо мне говорить, что «в провинции все иначе». Не в том дело.
Зайончковский подается как автор, выписывающий «бессознательно русское». Эти вот буквально слова написаны на обложке, хотя это не заглавие и даже не подзаголовок - это рекламный слоган. «Он русский, это многое объясняет». И действительно вроде бы за Зайончковским стоят «традиции русской литературы» - никакого постмодернизма, никакой ненаучной фантастики и мистики, а наоборот, умилительный интерес к жизни маленьких людей - даешь нового Достоевского! Только это не Достоевский. И даже не его бледный, но искренний клон. Потому что на самом деле интереса к пресловутому «маленькому человеку», к душе его и мукам его, что «по канонам» должному быть целью любого русского литератора, там нет. Есть насквозь фальшивая, в грязных разводах, картинка без конца и начала. С точки зрения жанровой крепости, умения, простите, «делать сюжет», повести обычно хромают на обе ноги - но ладно, ладно, полагается простить за «духовность», так ведь? За подлинную жизнь. Но нет там подлинной жизни. Вернее, есть - как и у всякого, жизнь у Зайончковского есть в меру его понимания. И понимание это таково - человек пошл и слаб, он заслуживает презрительного снисхождения или столь же презрительного умиления. В этом вся авторская концепция, хотя сам автор вряд ли в этом признается, а уж поклонники его - тем более. Герои для автора - червяки, да и протагонист обычно - такой же червяк, состоянием своим более менее упивающийся. В половине случаев для повышения тонуса в сюжет вплетена некая детективная интрига, но она при том совершенно не важна, потому что никакие бездны, пусть даже на самом примитивном «детективном» уровне, автор вскрывать не собирается - как же, это же будет нарушением его концепции «маленького человека», в маленьком человеке нет бездн, он весь у автора на ладони.
И даже подробность описаний, должная, вроде бы, быть сильной стороной автора, не спасает - не такой уж красоты его слог, и не так уж подробно и всегда готов он вглядываться в окружающий пейзаж - стоит только к этому пейзажу примешаться хоть какому-то «человеческому фактору», как всё тут же начинает катиться по той же наклонной плоскости «уменьшения». Уменьшение, умаление, уничижение всего - старый, не Зайончковским придуманный ход. Раз уж мы не боги, так другие-то и подавно.
Ладно бы что слабо и не интересно - но унижает человеческое достоинство на каждом шагу. И лучше уж, получается, любой постмодернизм, чем такая «бессознательная русская литература».
Иванов А. Message: Чусовая. СПб.: Азбука-классика, 2007. 479 с.
Книга представляет собой описание «локального «блока» социоэкологических отношений - «горнозаводской цивилизации»», на примере не раскрученного доселе уральского бренда (все определения разумеется авторские) - реки Чусовой. В первой части описывается собственно география - от истока до устья реки, с подробным отчетом о скалах, островах, поворотах и проч. Далее идет описание Чусовой в геологическом разрезе - в связи с Уральским хребтом. Следующая часть посвящена этнической истории региона до появления там «подданных белого царя» - рассказы о вогулах, Пермском зверином стиле и др. Проникновение русских на Чусовую началось еще в XIV веке, но только в XVI в. с появлением здесь Строгановых, началось основание первых русских поселений. Пятая часть посвящена самому известному периоду истории региона - строительству горных заводов, шестая - сплаву по реке «железных караванов». Последняя часть посвящена истории Чусовой в советский период.
Как всякая краеведческая литература (хотя автор от этого статуса и открещивается), книга изобилует фактами, датами, цитатами и имеет, во многом, компиляционный характер. Предпринята также попытка выстроить единый сюжет, соединить описание географических объектов с изложением исторических фактов в комплексном описании. Много подробностей, яркие цитаты, авторские связки - однако именно связки, назвать книгу в полной мере единым, полноценным авторским текстом невозможно, хотя она и занимательна.
Почтенный нон-фикшн, но к конкурсу художественной литературы отношения не имеет.
Нестеренко В. Чужая. М.: Ad Marginem, 2006. 208 с.
Очень неплохая вещь, с учетом того, чем она, собственно, является - сценарий, по которому несомненно скоро снимут фильм. Несуществующий фильм уже обозвали вторым «Бумером», потому что сюжет там до поры тот же - четверо бандитов едут куда-то в автомобиле. Но едут не спасаясь от кого-то, а куда-то и за кем-то - в Чехию за прекрасной женщиной, задача которой выполнить роль наживки. Червяк, разумеется, пожрал незадачливых рыбаков - женщина сделала всех - и того, с которым когда-то «что-то было», и того, кто послал, и того, кто рядом стоял. И брата, а так же случайного любовника использовала, как следует - без сентиментов. Все ходы прописаны четко, должное количество информации остается за кадром - так что ты ее угадываешь, может быть и не вполне верно, но как и бывает в жизни при столкновении с обрывками этой самой жизни - чужой. Некоторое количество реминисценций, что конечно слегка фильм будущий портит, планку занижает - но в разумных пределах. Очень жесткий экшн - никакой философии, никаких любовных сцен, никаких пропущенных ходов - когда ты уже думаешь, что вот тут-то и будет объяснение, оправдание и может быть даже хороший - если не конец, то промежуток, потому что не может же быть все так беспросветно, в кино тем более - женщина, получившая кличку по названия американского ужастика, спокойно убивает того, с кем должен был бы состояться сейчас этот потенциально сентиментальный разговор, и идет дальше. В этом - сила, и в этом же слабость - как бы ни мочили в реальной жизни реальные пацаны направо и налево, в кино и литературе им по идее полагается более внятно объяснять свои позиции. Потому что что мы в результате имеем, кроме честного рассказа о том, как одни убивают других? Почти ничего. Почти ничего про них и про ценность этой вот безвозвратно уходящей жизни. В кино к этому добавится лицо какого-нибудь мальчика, и мы все равно заплачем. Ну так для кино и написано.
Диалоги хорошие, текст от автора имеет характер ремарок, так что «плохому письму» тут просто неоткуда взяться - никто ничего не описывает. Это также выгодным образом отличает книгу от многих прочих, участвующих в конкурсе. В центре стоит великолепная, незабываемая, по мнению многих, героиня, настоящая женщина, притягивающая всех без исключения мужчин, а в финале читатель и зритель получает бонус - быстрый, четкий, блестяще-кинематографический конец. Снова ничего не разжевано, ты все понимаешь сам и с опозданием, тебе не остается уже ни воздуху, ни времени, и оплакивать девочку будешь уже при включенном свете и бегущих титрах, ловя ртом воздух.
Возможна ли такая жесткость не в кино, а в современной литературе, по-прежнему остается неизвестным. Книга заслуживает высокой оценки, но проходит все-таки по другому ведомству.
Сорокин В. День опричника. М.: Захаров, 2006. 224 с.
Очень ладно сделанная, крепко сшитая, политически актуальная, современная, вполне качественная, в некоем среднелитературном смысле, но при всем том пустая вещь. Потому что антиутопия - она ведь не первый раз в истории пишется. Вот были «Мы» Замятина - классика жанра и основа основ. Там, в традициях умирающего гуманизма, был не то что свет в конце тоннеля - а хотя бы душа. В крике главного героя «О, если бы у меня была мать!» была она, хотя бы. Сорокин же своему герою в наличии души отказывает - и, судя по всему, все принимают это как должное. Принимают литературу, как некое описание товара - внешний вид, параметры, схема сборки, кнопочки, все есть - и ладно. Никакого света, никакого выхода, никакой рефлексии - герой антиутопии есть цельный кусок дерьма, ему нечего сострадать, это же политическая сатира и предупреждение. Предупреждение, что скоро возведут Великую стену и сожгут загранпаспорта на Красной площади? Ну ладно, знаем мы такие предупреждения, спасибо за еще одно. А смысл? Прочитали, заняли вечерок, получили удовольствие и разошлись? Кто за визой, чтобы не опоздать, а кто спокойно трамбовать основание для этого будущего, раз уж больше делать нечего. И получается, между прочим, что вот это вот спокойное отношение, приятие героя как куска дерьма, а литературы как удобного чтива - конечно, мы же не Донцову, мы же Сорокина читаем, ух, круто! - вот эта вот констатация факта именно и приближает то самое будущее, описанное в данном случае Сорокиным. Даром что «люди будущего» жгут книги Сорокина на площадях. В данном случае он пошел по пути упрощения.
Главный герой просыпается, одевается и едет на работу. Там он работает, как умеет и как требуется, попадает на ковер, еще работает, потом походя берет взятку, потом вместе с сослуживцами ловит от этой взятки кайф, потом едет в срочную командировку, с заездом, по своим и чужим делам, к прорицательнице, потом надзирает за чужой плохо сделанной работой, потом заезжает к женщине, отправившей его с поручением, и сокрушается, что она им не интересуется, потом едет отдыхать с друзьями, потом - спать. Собственно, всё. В среднем за день у него судя по всему получается минимум два-три половых акта, причем один из них гомосексуальный, и все это часть работы, не считая убийств. И никакой рефлексии, не смотря на высшее (историческое) образование. Впрочем, нет, один раз все же случается - в самолете, в момент размышления об умонастроениях членов семьи изменника Родины, но это ненадолго и не страшно - собеседника-то нет, противостояние и внутреннее перерождение не предполагается, это только способ передать очередные подробности из «истории будущего». И никакого сострадания - у нас.
В остальном же все по списку - включая гомосексуальную сцену, от которой правда берет некоторая оторопь, пока не вспоминаешь, что про эту сцену отписались критики, да и настоящих опричников в том же подозревали. То есть, если не читать рецензии - одна короткая остановка от удивления за всю историю. Если читать - ни одной.
Складно, занимательно, в меру вычурно, «свой мир» создан - но пусто как пробка. В общем, «литература умерла». Остался один сплошной скучный постмодернизм - пусть даже в крепкой жанровой упаковке.
Сухочев А. Гоа-синдром. М.: Ad Marginem, 2007. 304 с.
Книжка представляет собой беззастенчивую рекламную компанию туристической компании «Гранд тур вояж». Триста страниц рекламного буклета, написанного языком рядового графомана, с расчетом, впрочем, на то, что потом можно будет и фильм снять, если продюсер найдется: детективная интрига присутствует, актуальный этнической элемент - тоже.
Начинается все вполне банально - с претензией на пресловутое изображение современности. Некий молодой человек, которому добрые родители разумеется купили маленькую квартиру в подмосковном Королеве (молодой человек продает унитазы, что должно подчеркнуть его близость широким слоям масс, но при всем том молодой человек без квартиры не соответствует, видимо, уровню среднего класса, проявляющего интерес к путешествиям в дорогостоящий Гоа - и потому собственная квартира у него есть), дружит с другим молодым человеком, работающим курьером в модном журнале, но почему-то умудряющемся на свою скромную курьерскую зарплату прожигать жизнь как какой-нибудь зам. главного в приличном глянце. Кроме страсти к модным тенденциям в этом «друге главного героя» заметна только некая робость, заставляющая его не самому ехать в благословенный Гоа, а почему-то посылать на разведку вместо себя главного героя. Почему - остается нам навеки неизвестным, ибо этого несостоявшегося трикстера забыли в самом начале книги, и он растворился в тумане - более он никому не интересен. Интересен должен быть главный герой - именно его глазами, ушами, и прочими, не слишком хорошо известными никому, кроме медиков и, может быть, химиков, органами, будет познаваться благословенный Гоа - не приличный «юг», куда, собственно, и продает путевки компания «Гранд тур вояж», а грязный, но куда более прекрасный «север», где проходят непрекращающиеся наркотические «пати» и где люди со всего мира живут коммунами, возвращая давно утраченную веру в вечное братство хиппи. Продаваемым «Гранд тур вояжем», вместе с Александром Сухочевым и издательством Ad Marginem, товаром, является таким образом мечта даже не об отдыхе и не о Гоа как таковом, а о некоем рае на земле, где ты обретаешь смысл жизни, ничего для этого и при этом делая (кроме покупки билета на самолет), полную востребованность и полную же удовлетворенность, то есть все то, что домохозяйке предлагает порошок «Тайд» в нагрузку к мужу и детям, как символам полноценной сексуальной жизни - все по канонам высокой теории рекламы. И даже брак и дети обязательно будут в конце - не просто секс, а семейное счастье всех положительных героев, как и полагается в индийской мелодраме - действие происходит в Индии, так что каноны Болливуда высмеивать можно легко и по-домашнему. А чтобы читатель не заскучал, вся эта идиллия, с обретением смысла жизни по цене билета в один конец и недорогих местных удовольствий, разбавляется криминалом - роман под завязку набит «неположительными героями» разного калибра, и по жанру представляет собой, в общем-то, детектив. «Килограмм взрывчатки и вагон кокаина» превращаются здесь всего лишь в два килограмма того же белого порошка, из-за которого разгорается средней тяжести сыр-бор, дающий возможность сплести множество сюжетных линий - наркоторговцы из Индии, Африки и Израиля, политкорректные, черно-белые криминальные пары, и проблемы, возникающие со свободой у неосвобожденной женщины Востока - все присутствует. Настолько все, что не вполне понятно, для кого же написан этот роман - адресная реклама должна по идее апеллировать к какой-то конкретной группе, а здесь попытка создать крутой «детективчик» мало того что разбавляется рассуждениями о словарном значении понятия «синдром» - это бы полбеды, но и перемежается такими типично «дамскороманными» кусками, что поневоле начинаешь переживать за заказчика - а ну как рекламное агентство просчиталось со стратегией, что тогда? Но нет, нет, не просчиталось, наоборот. Пусть книжки читают девочки - они уговорят потом поехать в Гоа своих мальчиков. Поехать вдвоем, разумеется. А так как девочки любят комфорт, путевку они купят на чистенький «юг» - именно туда, куда организует туры «Гранд тур вояж».
В общем, неплохая рекламная акция, грамотная. Не вполне понятно только, при чем здесь приличное издательство, а тем более национальная литературная премия. Качество языка, сюжетных линий, эмоциональной и интеллектуальной глубины в данном случае находятся не то чтобы на уровне плинтуса, но на том самом уровне, где располагается фабрика по производству мыла - аккуратно и ровно нарезанного, безвкусного, с ароматизаторами, идентичными натуральным. Если не противно каждую минуту отплевываться - съесть конечно можно, но к литературе это отношения не имеет. Единственная польза от этого романа - другие участники конкурса начинают вдруг резко выигрывать на его фоне.