(no subject)
Дорогая Патти,
Мне нужно было держать в порядке, всё, что я видел, всеми способами, весь этот маленький контроль: над предметами, над тем, что в кадре, над цветами и формами, над линией своего горизонта.
Порядок так хрупок, в этом мир похож на яйцо.
В какой-то момент нарушается граница, настолько важная, что единственный способ спастись - уничтожить, сломать, хотя бы перевернуть всё: предметы и то, что в кадре, цвета и формы, свою линию горизонта, себя самого. Это страшно. И глупо.
Смерть так пугала меня каждый раз, как будто она самое плохое, что есть в жизни.
Ею нельзя ничего починить. И порядка нет. И мира нет. И тебя нет в нём, этом мире, в этом порядке, а только во мне, в глазах, в сердце, где беспорядочно.
Фотографии кое-как наколоты на стены, валяются вещи. Но они наши, они пахнут. Там в беспорядке я всегда слышу твой голос и иногда вижу твоё лицо.
Солнце садится за горизонт в городе, где я мысленно вырос, окунается в воду, будто мы в красной комнате. Мы где угодно.
Твой Роберт
Мне нужно было держать в порядке, всё, что я видел, всеми способами, весь этот маленький контроль: над предметами, над тем, что в кадре, над цветами и формами, над линией своего горизонта.
Порядок так хрупок, в этом мир похож на яйцо.
В какой-то момент нарушается граница, настолько важная, что единственный способ спастись - уничтожить, сломать, хотя бы перевернуть всё: предметы и то, что в кадре, цвета и формы, свою линию горизонта, себя самого. Это страшно. И глупо.
Смерть так пугала меня каждый раз, как будто она самое плохое, что есть в жизни.
Ею нельзя ничего починить. И порядка нет. И мира нет. И тебя нет в нём, этом мире, в этом порядке, а только во мне, в глазах, в сердце, где беспорядочно.
Фотографии кое-как наколоты на стены, валяются вещи. Но они наши, они пахнут. Там в беспорядке я всегда слышу твой голос и иногда вижу твоё лицо.
Солнце садится за горизонт в городе, где я мысленно вырос, окунается в воду, будто мы в красной комнате. Мы где угодно.
Твой Роберт