Абрам /продолжение/
О, тяжкая эта наука!
Как нас повенчали давно
Еврейская злая разлука
Русское злое вино...
Итак, мы с Абрамом сидели в тени исполинской липы, тихо шелестевшей над нами юной листвой, пили водку, и быстро разговор перешёл ко всему тому, что в жизнях наших - его и моей - значило так много, а понималось каждым из нас совершенно по-разному, потому что судьбы наши были различны. Мы говорили о евреях.
Середина 70-х. Я рассказывал ему о Войне Судного Дня, об отставке Голды Меер, о политической дороге М. Даяна, внезапно окончившейся обрывом, о несправедливом осуждении и отставке генерала Давида Элазара. О комиссии судьи Аграната, судившей этих великих евреев, об их травле - и сейчас я считаю, что их травили и вынудили уйти трусы, которые всегда склонны спекулировать стремлением миллионов простых обывателей к миру любой ценой.
- Это правда, что Моше Даян учился в нашей тут военной академии?
- Нет, враньё. Абрам, он в 1967 году, а потом в 1973-м ведь не арабов, а нашу армию разбил там, и я повторил. - Советскую Армию. Так наши придумали, вроде он у нас учился воевать.
Абрам слушал с сигаретой в углу рта, щурясь от едкого дыма. И засмеялся, закашлявшись.
- У сапогов этих? У них научишься… только и знают, что девять грамм тебе в затылок. Давай-ка выпьем ещё маленько. Живой он?
- Живой.
- За его здоровье!
И я рассказал о том, как вырос Даян. Как вырастают люди, подобные этому человеку? Однажды, когда ему было лет четырнадцать, они с отцом ехали верхом в окрестностях мошава Нахалал, где жили. Под Моше закапризничал жеребец, и мальчик упал, не удержавшись в седле. У него был открытый перелом, шла кровь.
- Папа, мне нужно в больницу.
- Вот и я не пойму, - сказал отец, не сходя с коня, - что это ты на земле валяешься. Садись, и поехали в больницу.
Потом я рассказал, как в 1941 году Даян потерял левый глаз.
- Понимаешь, они никак не могли подавить огневую точку французских фашистов, которые в Сирии тогда держались. И он встал с биноклем во весь рост: «Мне нужно их увидеть!».
Абрам слушал всё это с явным волнением, закуривая одну сигарету за другой.
- А за каким хером тогда они, ты говоришь, отдали этот Синай? Синай? Это ж, где гора Синай?
- Вроде там. Замириться нужно было с Египтом.
- Зря. С Египта бежали и стали евреями - я так слышал.
- Так и было.
- Вот не нужно было уходить со своей земли в тот Египет. Неурожай - это что нам, первый снег на голову? Тогда побегли до чужого краю, а им удавку там накинули. Всегда так бывает.
Много лет прошло с тех давних пор. Совсем недавно прочёл я в книге Моше Даяна «Жизнь с Библией»: «Покинуть Страну? Детям Иакова, родившимся в Стране? Неудивительно, что они стали рабами!».
- Никогда ничего никому отдавать за просто так нельзя, Мишаня! Отдай - он ещё попросит. Им всегда мало. Взял - держи и до смерти не отдавай.
- Кому им?
Он молчал, думал, а потом сказал, улыбнувшись:
- Фараонам. Кому ж ещё?
- - - -
Ухожу на работу.
Как нас повенчали давно
Еврейская злая разлука
Русское злое вино...
Итак, мы с Абрамом сидели в тени исполинской липы, тихо шелестевшей над нами юной листвой, пили водку, и быстро разговор перешёл ко всему тому, что в жизнях наших - его и моей - значило так много, а понималось каждым из нас совершенно по-разному, потому что судьбы наши были различны. Мы говорили о евреях.
Середина 70-х. Я рассказывал ему о Войне Судного Дня, об отставке Голды Меер, о политической дороге М. Даяна, внезапно окончившейся обрывом, о несправедливом осуждении и отставке генерала Давида Элазара. О комиссии судьи Аграната, судившей этих великих евреев, об их травле - и сейчас я считаю, что их травили и вынудили уйти трусы, которые всегда склонны спекулировать стремлением миллионов простых обывателей к миру любой ценой.
- Это правда, что Моше Даян учился в нашей тут военной академии?
- Нет, враньё. Абрам, он в 1967 году, а потом в 1973-м ведь не арабов, а нашу армию разбил там, и я повторил. - Советскую Армию. Так наши придумали, вроде он у нас учился воевать.
Абрам слушал с сигаретой в углу рта, щурясь от едкого дыма. И засмеялся, закашлявшись.
- У сапогов этих? У них научишься… только и знают, что девять грамм тебе в затылок. Давай-ка выпьем ещё маленько. Живой он?
- Живой.
- За его здоровье!
И я рассказал о том, как вырос Даян. Как вырастают люди, подобные этому человеку? Однажды, когда ему было лет четырнадцать, они с отцом ехали верхом в окрестностях мошава Нахалал, где жили. Под Моше закапризничал жеребец, и мальчик упал, не удержавшись в седле. У него был открытый перелом, шла кровь.
- Папа, мне нужно в больницу.
- Вот и я не пойму, - сказал отец, не сходя с коня, - что это ты на земле валяешься. Садись, и поехали в больницу.
Потом я рассказал, как в 1941 году Даян потерял левый глаз.
- Понимаешь, они никак не могли подавить огневую точку французских фашистов, которые в Сирии тогда держались. И он встал с биноклем во весь рост: «Мне нужно их увидеть!».
Абрам слушал всё это с явным волнением, закуривая одну сигарету за другой.
- А за каким хером тогда они, ты говоришь, отдали этот Синай? Синай? Это ж, где гора Синай?
- Вроде там. Замириться нужно было с Египтом.
- Зря. С Египта бежали и стали евреями - я так слышал.
- Так и было.
- Вот не нужно было уходить со своей земли в тот Египет. Неурожай - это что нам, первый снег на голову? Тогда побегли до чужого краю, а им удавку там накинули. Всегда так бывает.
Много лет прошло с тех давних пор. Совсем недавно прочёл я в книге Моше Даяна «Жизнь с Библией»: «Покинуть Страну? Детям Иакова, родившимся в Стране? Неудивительно, что они стали рабами!».
- Никогда ничего никому отдавать за просто так нельзя, Мишаня! Отдай - он ещё попросит. Им всегда мало. Взял - держи и до смерти не отдавай.
- Кому им?
Он молчал, думал, а потом сказал, улыбнувшись:
- Фараонам. Кому ж ещё?
- - - -
Ухожу на работу.