Студент Дерптский и Гёттингенский
Здравствуй, Вульф, приятель мой!
Приезжай сюда зимой,
Да Языкова поэта
Затащи ко мне с собой
Погулять верхом порой,
Пострелять из пистолета.
Лайон, мой курчавый брат
(Не михайловский приказчик),
Привезет нам, право, клад…
Что? - бутылок полный ящик.
Запируем уж, молчи!
Чудо - жизнь анахорета!
В Троегорском до ночи,
А в Михайловском до света;
Дни любви посвящены,
Ночью царствуют стаканы,
Мы же - то смертельно пьяны
То мертвецки влюблены.
1824 г.
Такими бодрыми строками, дышащими молодостью, озорством и жаждой жизни, 25-летний Пушкин приветствует 19-летнего Вульфа.
Александр Сергеевич впервые познакомился с семьёй Осиповых-Вульф в свой первый приезд в родовое имение на Псковщине вместе с родителями, сестрой и братом в 1817 году, после окончания Лицея. 17-летний Пушкин прибегал к соседям еще в старый барский дом. В то время Алексею было 11 лет.
Тогда Пушкин посвятил Прасковье Александровне стихотворение "Простите, верные дубравы".
В альбоме стихотворение датировано 17 августа 1817 года.
* * *
Простите, верные дубравы!
Прости, беспечный мир полей,
И легкокрылые забавы
Столь быстро улетевших дней!
Прости, Тригорское, где радость
Меня встречала столько раз!
На то ль узнал я вашу сладость,
Чтоб навсегда покинуть вас?
От вас беру воспоминанье,
А сердце оставляю вам.
Быть может (сладкое мечтанье!),
Я к вашим возвращусь полям,
Приду под липовые своды,
На скат тригорского холма,
Поклонник дружеской свободы,
Веселья, граций и ума.
Но особенно Пушкин сдружился с сыном соседки по имению после своей высылки из Одессы в Михайловское под надзор местных властей в августе 1824 года. Он часто бывал в Тригорском, и в это время там проводил последние дни каникул Алексей.
Алексею Вульфу 19 лет. Он студент Дерптского университета, обучается на физико-математическом отделении философского факультета, на кафедре военных наук. Он умен, начитан, молод, беззаботен. Он приятель великого поэта России. Молодых людей связывает не только соседство, но и общность литературных интересов и политических взглядов.
Ещё в 1630 году, через 5 лет после занятия Лифляндии шведами, в Дерпте (ныне Тарту) была основана гимназия, которая в 1632 году была расширена в университет. В 1656 году, при царе Алексее Михайловиче, Дерпт был завоёван русскими; профессора и студенты разбежались. Некоторые профессора сделали попытку продолжать свои курсы в Ревеле (Таллин).
Через 5 лет Дерпт был вновь занят шведами, но университет начал функционировать лишь в 1690 году, по инициативе короля Карла XI.
Когда началась новая война между Швецией и Россией, университет в 1699 г. был перенесен в Пернов (Пярну). Но в 1710 году русские войска подступили и к Пернову. Чтобы спасти свою "академию", лифляндское дворянство просило Петра I о сохранении университета. Пётр согласился, под условием, что "университет при взятии города не окажет сопротивления". Несмотря на это, университет перестал функционировать, так как профессора-шведы покинули Дерпт и переселились в Швецию.
Затем в течение почти столетия Остзейский край был лишен высшего учебного заведения. Император Павел I, благоволивший к остзейскому дворянству, дал движение проекту университета для этого края. Дерпт, отмечалось в докладе дворянской комиссии, "находится в середине трёх губерний - Лифляндской, Курляндской и Эстляндской; положение своё имеет на сухом месте, употребляет российскую монету и ассигнации и сверх того превосходит дешевизной съестных припасов".
В 1798 году издан был указ, коим воспрещалось отправлять для занятий наукой молодых людей за границу и устроить свой университет.12 марта 1801 года император Павел скончался, и 12 апреля император Александр I повелел основать университет, согласно прежнему плану, в Дерпте.
Торжественное открытие Императорского Дерптского университета прошло в 1802 году. Дерптский университет был преимущественно немецким по составу преподавателей и учащихся, преподавание велось на немецком языке.
В 1893 году произошла русификация Дерптского университета, который был переименован в Юрьевский университет по древнерусскому названию Дерпта - Юрьеву. (из wikipedia).
В последующие два года их дружеские отношения окрепли и обрели большую серьезность. Вульф был первым ценителем "Арапа Петра Великого", "Полтавы", деревенских глав "Евгения Онегина" и других произведений. Пушкин посвятил Алексея Вульфа в замыслы бегства из России, и тот предлагал увезти поэта с собой за границу под видом слуги. Была даже выправлена подорожная на имя Алексея Хохлова, под видом которого поэт предполагал покинуть ссыльный уголок, но опасался "угаснуть в чуждой стороне".
Вульфу обязаны мы тем, что он пригласил в Тригорское своего сокурсника по университету в Лифляндском городке Дерпте поэта Николая Языкова, в обществе которого Пушкин проводит последнее лето ссылки, июнь-июль 1826 года.
Пушкин, не будучи еще в сентябре 1824 года знакомым с дерптским студентом и поэтом, не обращая внимания на условности, посылает в письме к А. Вульфу свое послание, адресованное Языкову:
Издревле сладостный союз
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз;
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью -
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе.
В стихах, обращенных к незнакомому человеку и поэту, Пушкин предельно открыт и щедр на слова восхищения о его поэтическом даре, а также о поэтическом таланте своего лицейского друга Дельвига. В его стихах мечта о возможной встрече; предвосхищение радости и счастья поэтического общения:
Я жду тебя. Тебя со мною
Обнимет в сельском шалаше
Мой брат по крови, по душе,
Шалун, замеченный тобою;
И муз возвышенный пророк,
Наш Дельвиг все для нас оставит,
И наша троица прославит Изгнанья темный уголок.
Несмотря на пушкинское послание, Языков не торопился на встречу с ним. Исследователи объясняют его сдержанность стремлением сохранить свою поэтическую индивидуальность. И действительно, в сравнении "с пушкинской гармонией и мерой поэзия Языкова поражает то недостаточностью, то избытком".
Лишь весной 1825 года через А. Вульфа Языков отправляет ответ А. Пушкину в стихах:
...Я благосклонного привета -
Клянусь парнасским божеством,
Клянуся юности дарами;
Наукой, честью и вином
И вдохновенными стихами -
В тиши безвестности не ждал
От сына музы своенравной...
В конце послания даже звучит мысль о славе в потомстве благодаря пушкинским стихам:
Но будь что будет - не боюсь;
В бытописаньи русских муз
Меня твое благоволенье
Предаст в другое поколенье...
Портреты А. Вульфа и Н. Языкова из wikipedia
В письме к брату Языков сообщал:
"... в начале наших летних каникул я поеду на несколько дней к Пушкину; кроме удовлетворения любопытства познакомиться с человеком необыкновенным, это путешествие имеет и цель поэтическую".
В Тригорском ему многое пришлось по душе, и он провел там не несколько дней, как предполагал, а почти целый месяц. Он поселился в баньке, стоящей у обрыва над Соротью, где любил иногда ночевать и Пушкин. Можно предположить, что молодые люди гуляли по парку, говорили о русской жизни и литературе, много купались в Сороти (лето в тот год выдалось жарким), а вечерами затевали танцы и пирушки со жженкой, которую обычно варила Евпраксия (Зизи) и разливала по бокалам.
Вернувшись в Дерпт, Н. Языков писал матери 28 июля:
"Лето провел в Псковской губернии у госпожи Осиповой, матери одного здешнего студента, доброго моего приятеля, - и провел в полном удовольствии. Изобилие плодов земных, благорастворение воздуха, благорасположение ко мне хозяйки, женщины умной и доброй, миловидность и нравственная любезность и прекрасная образованность дочерей ее, жизнь или, лучше скажу, обхождение совершенно вольное и беззаботное, потом деревенская прелесть природы, наконец, младости и сласти искусственные, как-то: варенья, вина и проч., - и все это вместе составляет нечто очень хорошее, почтенное, прекрасное, восхитительное, одним словом - житье!"
Эмоциональная атмосфера этих дней, подарившая Языкову множество счастливых мгновений, была воспета им в стихотворениях, посвященных Тригорскому. В послании к матери Алексея Вульфа П. А. Осиповой навсегда останутся строки:
Те дни напоминают мне,
Когда на воле, в тишине,
С моей Каменою ленивой,
Я своенравно отдыхал
Вдали удушливого света
И вдохновенного поэта
К груди кипучей прижимал!
И ныне с грустию утешной
Мои желания летят
В тот край возвышенных отрад
Свободы милой и безгрешной.
И часто вижу я во сне:
И три горы, и дом красивый,
И светлой Сороти извивы
Златого месяца в огне,
И там, у берега, тень ивы -
Приют прохлады в летний зной,
Наяды полог продувной;
И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один -
Вольтер, и Гете, и Расин -
Являлся Пушкин знаменитый;
И ту площадку, где в тиши
Нас нежила, нас веселила
Вина чарующая сила -
Оселок сердца и души;
И все божественное лето,
Которое из рода в род,
Как драгоценность, перейдет,
Зане Языковым воспето!
* Зане - церк.-книжн, старин. - так как, потому что
По воспоминаниям А.Н. Вульфа "сестра моя Euphrosine (Зизи), бывало, заварит всем нам после обеда жженку. Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтобы она заваривала жженку … и вот мы сидим, беседуем да распиваем пунш, и что за дивные стихи то того, то другого поэта сопровождали нашу дружескую пирушку!"
Языков, кто тебе внушил
Твое посланье удалое?
Как ты шалишь, и как ты мил,
Какой избыток чувств и сил,
Какое буйство молодое!
Нет, не кастальскою водой
Ты воспоил свою Камену;
Пегас иную Иппокрену
Копытом вышиб пред тобой.
Она не хладной льется влагой,
Но пенится хмельною брагой;
Она разымчива, пьяна,
Как сей напиток благородный,
Слиянье рому и вина,
Без примеси воды негодной,
В Тригорском жаждою свободной
Открытый в наши времена.
Пушкин, 1826 год
* Камены - древнеиталийские божества, обитавшие в источниках, родниках и ручьях у храма Весты.
Богини источников и покровительницы рожениц, а также искусств.
** Иппокрена - волшебный источник, о котором рассказывается в греческих мифах, появившийся в том месте на горе Геликон,
где Пегас ударил копытом о землю. Пившие из этого источника получали дар поэтического вдохновения.
В сознании самих обитателей усадьбы, а позднее и первых паломников, дом в Тригорском воспринимался как дом Лариных, а в чертах героев романа "Евгений Онегин" угадывались конкретные лица.
Вульф писал о романе:
"Он не только почти весь написан в моих глазах, но я даже был действующим лицом в описании деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас… Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образцы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них…"
Скамья Онегина
Глава II
Строфа VI
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал:
По имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
Ленский приезжает в свое Красногорье (ср. Тригорское) "из Германии туманной", где он стал поклонником Канта и поэтом. Ему "Без малого ...осьмнадцать лет"; он богат, хорош собою; речь его восторженна, дух пылок и довольно странен. Поведение Ленского, его речь, его облик (кудри черные до плеч) указывают на свободомыслие интеллектуального, "геттингенского" типа. Геттингенский университет был одним из главных рассадников европейского вольномыслия, философского и экономического. Новомодным романтизмом в "немецком" духе навеяна и поэзия Ленского; он поет "нечто и туманну даль", пишет "темно и вяло", хотя "комментарий" Автора к этим стихам отсылает читателя к русскому источнику, поэзии H. М. Языкова.
Глава IV
Строфа XXXI
Не мадригалы Ленский пишет
В альбоме Ольги молодой;
Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой;
Что ни заметит, ни услышит
Об Ольге, он про то и пишет:
И, полны истины живой,
Текут элегии рекой.
Так ты, Языков вдохновенный,
В порывах сердца своего,
Поешь бог ведает кого,
И свод элегий драгоценный
Представит некогда тебе
Всю повесть о твоей судьбе.
В 1830 году, завершая "Путешествие Онегина", Пушкин в черновых вариантах XXXIII и XXXIV строф вспоминал те же места, друзей, называя Языкова:
Везде, везде в душе моей
Благословлю моих друзей.
Нет, нет! Не позабуду
Их милых, ласковых речей;
Вдали, один, среди людей
Воображать я вечно буду
Вас, тени прибережных ив,
Вас, мир и сон тригорских нив.
XXXIV
И берег Сороти отлогий,
И полосатые холмы,
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы, -
Приют, сияньем муз одетый,
Младым Языковым воспетый,
Когда из капища наук
Являлся он в наш сельский круг
И нимфу Сороти прославил,
И огласил поля кругом
Очаровательным стихом...
Друзья и отношения, найденные в Тригорском, сохранятся до конца. И даже чем дальше, тем больше укрепятся. И постоянными - при всякой возможности - общениями. И долгими переписками. И продолжительными гощениями.
"…лишь только буду свободен. Тотчас же поспешу вернуться в Тригорское, к которому отныне навсегда привязано мое сердце", - это пишет А.С. Пушкин П.А. Осиповой, едва покинув Михайловское, когда закончилась ссылка.
Приезжай сюда зимой,
Да Языкова поэта
Затащи ко мне с собой
Погулять верхом порой,
Пострелять из пистолета.
Лайон, мой курчавый брат
(Не михайловский приказчик),
Привезет нам, право, клад…
Что? - бутылок полный ящик.
Запируем уж, молчи!
Чудо - жизнь анахорета!
В Троегорском до ночи,
А в Михайловском до света;
Дни любви посвящены,
Ночью царствуют стаканы,
Мы же - то смертельно пьяны
То мертвецки влюблены.
1824 г.
Click to viewТакими бодрыми строками, дышащими молодостью, озорством и жаждой жизни, 25-летний Пушкин приветствует 19-летнего Вульфа.
Александр Сергеевич впервые познакомился с семьёй Осиповых-Вульф в свой первый приезд в родовое имение на Псковщине вместе с родителями, сестрой и братом в 1817 году, после окончания Лицея. 17-летний Пушкин прибегал к соседям еще в старый барский дом. В то время Алексею было 11 лет.
Тогда Пушкин посвятил Прасковье Александровне стихотворение "Простите, верные дубравы".
В альбоме стихотворение датировано 17 августа 1817 года.
* * *
Простите, верные дубравы!
Прости, беспечный мир полей,
И легкокрылые забавы
Столь быстро улетевших дней!
Прости, Тригорское, где радость
Меня встречала столько раз!
На то ль узнал я вашу сладость,
Чтоб навсегда покинуть вас?
От вас беру воспоминанье,
А сердце оставляю вам.
Быть может (сладкое мечтанье!),
Я к вашим возвращусь полям,
Приду под липовые своды,
На скат тригорского холма,
Поклонник дружеской свободы,
Веселья, граций и ума.
Но особенно Пушкин сдружился с сыном соседки по имению после своей высылки из Одессы в Михайловское под надзор местных властей в августе 1824 года. Он часто бывал в Тригорском, и в это время там проводил последние дни каникул Алексей.
Алексею Вульфу 19 лет. Он студент Дерптского университета, обучается на физико-математическом отделении философского факультета, на кафедре военных наук. Он умен, начитан, молод, беззаботен. Он приятель великого поэта России. Молодых людей связывает не только соседство, но и общность литературных интересов и политических взглядов.
Ещё в 1630 году, через 5 лет после занятия Лифляндии шведами, в Дерпте (ныне Тарту) была основана гимназия, которая в 1632 году была расширена в университет. В 1656 году, при царе Алексее Михайловиче, Дерпт был завоёван русскими; профессора и студенты разбежались. Некоторые профессора сделали попытку продолжать свои курсы в Ревеле (Таллин).
Через 5 лет Дерпт был вновь занят шведами, но университет начал функционировать лишь в 1690 году, по инициативе короля Карла XI.
Когда началась новая война между Швецией и Россией, университет в 1699 г. был перенесен в Пернов (Пярну). Но в 1710 году русские войска подступили и к Пернову. Чтобы спасти свою "академию", лифляндское дворянство просило Петра I о сохранении университета. Пётр согласился, под условием, что "университет при взятии города не окажет сопротивления". Несмотря на это, университет перестал функционировать, так как профессора-шведы покинули Дерпт и переселились в Швецию.
Затем в течение почти столетия Остзейский край был лишен высшего учебного заведения. Император Павел I, благоволивший к остзейскому дворянству, дал движение проекту университета для этого края. Дерпт, отмечалось в докладе дворянской комиссии, "находится в середине трёх губерний - Лифляндской, Курляндской и Эстляндской; положение своё имеет на сухом месте, употребляет российскую монету и ассигнации и сверх того превосходит дешевизной съестных припасов".
В 1798 году издан был указ, коим воспрещалось отправлять для занятий наукой молодых людей за границу и устроить свой университет.12 марта 1801 года император Павел скончался, и 12 апреля император Александр I повелел основать университет, согласно прежнему плану, в Дерпте.
Торжественное открытие Императорского Дерптского университета прошло в 1802 году. Дерптский университет был преимущественно немецким по составу преподавателей и учащихся, преподавание велось на немецком языке.
В 1893 году произошла русификация Дерптского университета, который был переименован в Юрьевский университет по древнерусскому названию Дерпта - Юрьеву. (из wikipedia).
В последующие два года их дружеские отношения окрепли и обрели большую серьезность. Вульф был первым ценителем "Арапа Петра Великого", "Полтавы", деревенских глав "Евгения Онегина" и других произведений. Пушкин посвятил Алексея Вульфа в замыслы бегства из России, и тот предлагал увезти поэта с собой за границу под видом слуги. Была даже выправлена подорожная на имя Алексея Хохлова, под видом которого поэт предполагал покинуть ссыльный уголок, но опасался "угаснуть в чуждой стороне".
Вульфу обязаны мы тем, что он пригласил в Тригорское своего сокурсника по университету в Лифляндском городке Дерпте поэта Николая Языкова, в обществе которого Пушкин проводит последнее лето ссылки, июнь-июль 1826 года.
Пушкин, не будучи еще в сентябре 1824 года знакомым с дерптским студентом и поэтом, не обращая внимания на условности, посылает в письме к А. Вульфу свое послание, адресованное Языкову:
Издревле сладостный союз
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз;
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью -
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе.
В стихах, обращенных к незнакомому человеку и поэту, Пушкин предельно открыт и щедр на слова восхищения о его поэтическом даре, а также о поэтическом таланте своего лицейского друга Дельвига. В его стихах мечта о возможной встрече; предвосхищение радости и счастья поэтического общения:
Я жду тебя. Тебя со мною
Обнимет в сельском шалаше
Мой брат по крови, по душе,
Шалун, замеченный тобою;
И муз возвышенный пророк,
Наш Дельвиг все для нас оставит,
И наша троица прославит Изгнанья темный уголок.
Несмотря на пушкинское послание, Языков не торопился на встречу с ним. Исследователи объясняют его сдержанность стремлением сохранить свою поэтическую индивидуальность. И действительно, в сравнении "с пушкинской гармонией и мерой поэзия Языкова поражает то недостаточностью, то избытком".
Лишь весной 1825 года через А. Вульфа Языков отправляет ответ А. Пушкину в стихах:
...Я благосклонного привета -
Клянусь парнасским божеством,
Клянуся юности дарами;
Наукой, честью и вином
И вдохновенными стихами -
В тиши безвестности не ждал
От сына музы своенравной...
В конце послания даже звучит мысль о славе в потомстве благодаря пушкинским стихам:
Но будь что будет - не боюсь;
В бытописаньи русских муз
Меня твое благоволенье
Предаст в другое поколенье...
Портреты А. Вульфа и Н. Языкова из wikipedia
В письме к брату Языков сообщал:
"... в начале наших летних каникул я поеду на несколько дней к Пушкину; кроме удовлетворения любопытства познакомиться с человеком необыкновенным, это путешествие имеет и цель поэтическую".
В Тригорском ему многое пришлось по душе, и он провел там не несколько дней, как предполагал, а почти целый месяц. Он поселился в баньке, стоящей у обрыва над Соротью, где любил иногда ночевать и Пушкин. Можно предположить, что молодые люди гуляли по парку, говорили о русской жизни и литературе, много купались в Сороти (лето в тот год выдалось жарким), а вечерами затевали танцы и пирушки со жженкой, которую обычно варила Евпраксия (Зизи) и разливала по бокалам.
Вернувшись в Дерпт, Н. Языков писал матери 28 июля:
"Лето провел в Псковской губернии у госпожи Осиповой, матери одного здешнего студента, доброго моего приятеля, - и провел в полном удовольствии. Изобилие плодов земных, благорастворение воздуха, благорасположение ко мне хозяйки, женщины умной и доброй, миловидность и нравственная любезность и прекрасная образованность дочерей ее, жизнь или, лучше скажу, обхождение совершенно вольное и беззаботное, потом деревенская прелесть природы, наконец, младости и сласти искусственные, как-то: варенья, вина и проч., - и все это вместе составляет нечто очень хорошее, почтенное, прекрасное, восхитительное, одним словом - житье!"
Эмоциональная атмосфера этих дней, подарившая Языкову множество счастливых мгновений, была воспета им в стихотворениях, посвященных Тригорскому. В послании к матери Алексея Вульфа П. А. Осиповой навсегда останутся строки:
Те дни напоминают мне,
Когда на воле, в тишине,
С моей Каменою ленивой,
Я своенравно отдыхал
Вдали удушливого света
И вдохновенного поэта
К груди кипучей прижимал!
И ныне с грустию утешной
Мои желания летят
В тот край возвышенных отрад
Свободы милой и безгрешной.
И часто вижу я во сне:
И три горы, и дом красивый,
И светлой Сороти извивы
Златого месяца в огне,
И там, у берега, тень ивы -
Приют прохлады в летний зной,
Наяды полог продувной;
И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один -
Вольтер, и Гете, и Расин -
Являлся Пушкин знаменитый;
И ту площадку, где в тиши
Нас нежила, нас веселила
Вина чарующая сила -
Оселок сердца и души;
И все божественное лето,
Которое из рода в род,
Как драгоценность, перейдет,
Зане Языковым воспето!
* Зане - церк.-книжн, старин. - так как, потому что
По воспоминаниям А.Н. Вульфа "сестра моя Euphrosine (Зизи), бывало, заварит всем нам после обеда жженку. Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтобы она заваривала жженку … и вот мы сидим, беседуем да распиваем пунш, и что за дивные стихи то того, то другого поэта сопровождали нашу дружескую пирушку!"
Языков, кто тебе внушил
Твое посланье удалое?
Как ты шалишь, и как ты мил,
Какой избыток чувств и сил,
Какое буйство молодое!
Нет, не кастальскою водой
Ты воспоил свою Камену;
Пегас иную Иппокрену
Копытом вышиб пред тобой.
Она не хладной льется влагой,
Но пенится хмельною брагой;
Она разымчива, пьяна,
Как сей напиток благородный,
Слиянье рому и вина,
Без примеси воды негодной,
В Тригорском жаждою свободной
Открытый в наши времена.
Пушкин, 1826 год
* Камены - древнеиталийские божества, обитавшие в источниках, родниках и ручьях у храма Весты.
Богини источников и покровительницы рожениц, а также искусств.
** Иппокрена - волшебный источник, о котором рассказывается в греческих мифах, появившийся в том месте на горе Геликон,
где Пегас ударил копытом о землю. Пившие из этого источника получали дар поэтического вдохновения.
В сознании самих обитателей усадьбы, а позднее и первых паломников, дом в Тригорском воспринимался как дом Лариных, а в чертах героев романа "Евгений Онегин" угадывались конкретные лица.
Вульф писал о романе:
"Он не только почти весь написан в моих глазах, но я даже был действующим лицом в описании деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас… Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образцы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них…"
Скамья Онегина
Глава II
Строфа VI
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал:
По имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
Ленский приезжает в свое Красногорье (ср. Тригорское) "из Германии туманной", где он стал поклонником Канта и поэтом. Ему "Без малого ...осьмнадцать лет"; он богат, хорош собою; речь его восторженна, дух пылок и довольно странен. Поведение Ленского, его речь, его облик (кудри черные до плеч) указывают на свободомыслие интеллектуального, "геттингенского" типа. Геттингенский университет был одним из главных рассадников европейского вольномыслия, философского и экономического. Новомодным романтизмом в "немецком" духе навеяна и поэзия Ленского; он поет "нечто и туманну даль", пишет "темно и вяло", хотя "комментарий" Автора к этим стихам отсылает читателя к русскому источнику, поэзии H. М. Языкова.
Глава IV
Строфа XXXI
Не мадригалы Ленский пишет
В альбоме Ольги молодой;
Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой;
Что ни заметит, ни услышит
Об Ольге, он про то и пишет:
И, полны истины живой,
Текут элегии рекой.
Так ты, Языков вдохновенный,
В порывах сердца своего,
Поешь бог ведает кого,
И свод элегий драгоценный
Представит некогда тебе
Всю повесть о твоей судьбе.
В 1830 году, завершая "Путешествие Онегина", Пушкин в черновых вариантах XXXIII и XXXIV строф вспоминал те же места, друзей, называя Языкова:
Везде, везде в душе моей
Благословлю моих друзей.
Нет, нет! Не позабуду
Их милых, ласковых речей;
Вдали, один, среди людей
Воображать я вечно буду
Вас, тени прибережных ив,
Вас, мир и сон тригорских нив.
XXXIV
И берег Сороти отлогий,
И полосатые холмы,
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы, -
Приют, сияньем муз одетый,
Младым Языковым воспетый,
Когда из капища наук
Являлся он в наш сельский круг
И нимфу Сороти прославил,
И огласил поля кругом
Очаровательным стихом...
Друзья и отношения, найденные в Тригорском, сохранятся до конца. И даже чем дальше, тем больше укрепятся. И постоянными - при всякой возможности - общениями. И долгими переписками. И продолжительными гощениями.
"…лишь только буду свободен. Тотчас же поспешу вернуться в Тригорское, к которому отныне навсегда привязано мое сердце", - это пишет А.С. Пушкин П.А. Осиповой, едва покинув Михайловское, когда закончилась ссылка.