Георги Господинов: "Была культура молчания - безопаснее было не говорить то, что думаешь".
Георги Господинов - болгарский писатель и лауреат Международной Букеровской премии за свою комедию-антиутопию «Времеубежище» об инновационной клинике для больных деменцией, которая воссоздает прошлое. В интервью "The Guardian" он рассказывает о своей вновь обретенной славе, о том, как коммунизм повлиял на его стиль письма, и о похвале футболиста Христо Стоичкова:
(На английском языке только что вышел его предыдущий роман - «Физика печали» - неортодоксальная история о взрослении, основанная на греческом мифе и истории коммунистической Европы, и 80-страничные мемуары «История контрабандиста». Ждем того же самого и на русском языке?)
Чем объясняется фрагментарность вашего стиля повествования?
Я знаю, что это нелегкий способ письма. Я всегда писал на грани повествовательных требований; я собираю отказы от издателей, извиняющихся за то, что не могу принять мою работу, потому что она недостаточно линейна. Но роман не обязательно должен быть поездом, идущим из пункта А в пункт Б - он может разветвляться, как и наше мышление. Я не знаю, кажутся ли мои романы столь же стилистически радикальными в Болгарии, потому что там у меня есть читатели, которые следят за моим творчеством с 1990-х годов; книге «Физика печали», вышедшей более чем на 20 языках, понадобилось почти десять лет, чтобы добраться до британских читателей.
Как роман начал свою жизнь?
Первой была сцена, в которой мальчик в конце 70-х сидит в комнате, начинает темнеть, он чувствует себя брошенным. Параллель [проводимая в книге] с минотавром из греческой мифологии раскрывает странную, обширную и анархическую историю 20-го века, которая в некотором смысле имеет много общего с темой памяти, которая всплывает в «Времеубежище».
Почему «История контрабандиста» с подзаголовком «очень краткие мемуары» такая короткая?
Тоталитарные идеологии требуют монументальных воспоминаний о монументальных вещах - я считаю, что важно развивать нашу память в противоположном направлении, к вещам, которые преходящи и смертны.
В обеих книгах упоминается ваш юношеский интерес к сексуальной сцене на странице 28 романа Марио Пьюзо «Крестный отец»…
Люди забывают, что в тоталитарных системах существовал не только дефицит товаров и гражданских прав, но и дефицит эротизма; эта страница, наряду с отрывками из нескольких редких классических текстов, была частью каталога приемлемого эротизма во время нашей юности при социализме. Мой испанский переводчик написал по электронной почте, что она взяла испанское издание «Крестного отца», чтобы процитировать этот отрывок в переводе на испанский, но его там не было - цензура Франко просто удалила его. Оказывается, наш застенчивый болгарский социализм все-таки был более открытым, чем франкистская цензура; сегодня испанские читатели могут прочитать недостающую страницу «Крестного отца» благодаря переводу «Физики печали» с болгарского. Забавно.
Что представляет собой Болгария как место для писательства?
Для меня это место наполнено историями, которые по большей части не рассказаны из-за культуры молчания, пришедшей из коммунистических времен, когда было безопаснее не говорить того, что думаешь. Мои первые серьезные публикации совпали с годами после 1989 года, которые были наполнены энергией и чувством общности, как карнавал. С тех пор это немного утеряно, но Международная Букеровская премия поощряет писателей на рассказывание историй на своем родном языке, обещая, что они дойдут до других людей.
Расскажите нам о других болгарских писателях, на которых стоит обратить внимание.
Joanna Elmi - молодая писательница, чей дебютный роман "Made of Guilt" («Сделано из вины») скоро выйдет в Великобритании - он посвящен детской травме во время перехода Болгарии к демократии. В переводе готовятся также четыре новеллы Георгия Маркова, эмигрировавшего в Лондон в конце 60-х годов и убитого болгарскими и российскими спецслужбами на мосту Ватерлоо по так называемому делу «Болгарского зонтика». Он заслуживает большей известности для британских читателей как автор.
Как и где писать?
Свои два последних романа я написал в Болгарии и других убежищах, где мне давали пространство и время примерно на месяц. Одиночество помогает. Я начал писать стихи на обратной стороне автобусных билетов, что полезно для обучения краткости. Поэзия, которую я пишу до сих пор, - это форма, не требующая длительного пребывания в собственной комнате, такой комнаты у меня никогда не было. Но когда носишь с собой блокнот, своя комната может быть где угодно: кафе, скамейка. Именно так я пишу свои романы; мой первый - «Естественный роман» - сохранил такую же структуру блокнота.
Назовите любимые мемуары.
Две книги под одним и тем же названием: "I Remember" («Я помню »): Джо Брейнарда и Жоржа Перека.
Что вы читаете в данный момент?
Я люблю перечитывать старые книги. Недавно это была «Одиссея». Моего отца недавно не стало, и это, очевидно, сместило мое внимание; эту книгу часто читают из-за приключений во время путешествия, но она также о поиске сыном потерянного отца. Еще мне нравится нонфикшн: «Справочник садовника», советы пчеловодам-любителям и тому подобное. Я пока не пчеловод, но, возможно, когда-нибудь им стану.
Знаменитый болгарский футболист Христо Стоичков сравнил вашу победу в международном Букере со своим «Золотым мячом»…
Нам с Анжелой это понравилось. Он был одним из первых, кто нас поздравил, среди многих других известных спортсменов и актеров. В Болгарии не так много поводов для общественного ликования, поэтому люди восприняли награду очень лично. Так радоваться успеху книги - это прекрасно. Кто знает, может быть, это знак того, что литература здесь по-прежнему значит многое - или, по крайней мере, не меньше, чем футбол.
P.S. Статью Георги Господинова "Что художественная литература может сделать сегодня?" смотрите здесь.
Телеграм-канал "Интриги книги".
(На английском языке только что вышел его предыдущий роман - «Физика печали» - неортодоксальная история о взрослении, основанная на греческом мифе и истории коммунистической Европы, и 80-страничные мемуары «История контрабандиста». Ждем того же самого и на русском языке?)
Чем объясняется фрагментарность вашего стиля повествования?
Я знаю, что это нелегкий способ письма. Я всегда писал на грани повествовательных требований; я собираю отказы от издателей, извиняющихся за то, что не могу принять мою работу, потому что она недостаточно линейна. Но роман не обязательно должен быть поездом, идущим из пункта А в пункт Б - он может разветвляться, как и наше мышление. Я не знаю, кажутся ли мои романы столь же стилистически радикальными в Болгарии, потому что там у меня есть читатели, которые следят за моим творчеством с 1990-х годов; книге «Физика печали», вышедшей более чем на 20 языках, понадобилось почти десять лет, чтобы добраться до британских читателей.
Как роман начал свою жизнь?
Первой была сцена, в которой мальчик в конце 70-х сидит в комнате, начинает темнеть, он чувствует себя брошенным. Параллель [проводимая в книге] с минотавром из греческой мифологии раскрывает странную, обширную и анархическую историю 20-го века, которая в некотором смысле имеет много общего с темой памяти, которая всплывает в «Времеубежище».
Почему «История контрабандиста» с подзаголовком «очень краткие мемуары» такая короткая?
Тоталитарные идеологии требуют монументальных воспоминаний о монументальных вещах - я считаю, что важно развивать нашу память в противоположном направлении, к вещам, которые преходящи и смертны.
В обеих книгах упоминается ваш юношеский интерес к сексуальной сцене на странице 28 романа Марио Пьюзо «Крестный отец»…
Люди забывают, что в тоталитарных системах существовал не только дефицит товаров и гражданских прав, но и дефицит эротизма; эта страница, наряду с отрывками из нескольких редких классических текстов, была частью каталога приемлемого эротизма во время нашей юности при социализме. Мой испанский переводчик написал по электронной почте, что она взяла испанское издание «Крестного отца», чтобы процитировать этот отрывок в переводе на испанский, но его там не было - цензура Франко просто удалила его. Оказывается, наш застенчивый болгарский социализм все-таки был более открытым, чем франкистская цензура; сегодня испанские читатели могут прочитать недостающую страницу «Крестного отца» благодаря переводу «Физики печали» с болгарского. Забавно.
Что представляет собой Болгария как место для писательства?
Для меня это место наполнено историями, которые по большей части не рассказаны из-за культуры молчания, пришедшей из коммунистических времен, когда было безопаснее не говорить того, что думаешь. Мои первые серьезные публикации совпали с годами после 1989 года, которые были наполнены энергией и чувством общности, как карнавал. С тех пор это немного утеряно, но Международная Букеровская премия поощряет писателей на рассказывание историй на своем родном языке, обещая, что они дойдут до других людей.
Расскажите нам о других болгарских писателях, на которых стоит обратить внимание.
Joanna Elmi - молодая писательница, чей дебютный роман "Made of Guilt" («Сделано из вины») скоро выйдет в Великобритании - он посвящен детской травме во время перехода Болгарии к демократии. В переводе готовятся также четыре новеллы Георгия Маркова, эмигрировавшего в Лондон в конце 60-х годов и убитого болгарскими и российскими спецслужбами на мосту Ватерлоо по так называемому делу «Болгарского зонтика». Он заслуживает большей известности для британских читателей как автор.
Как и где писать?
Свои два последних романа я написал в Болгарии и других убежищах, где мне давали пространство и время примерно на месяц. Одиночество помогает. Я начал писать стихи на обратной стороне автобусных билетов, что полезно для обучения краткости. Поэзия, которую я пишу до сих пор, - это форма, не требующая длительного пребывания в собственной комнате, такой комнаты у меня никогда не было. Но когда носишь с собой блокнот, своя комната может быть где угодно: кафе, скамейка. Именно так я пишу свои романы; мой первый - «Естественный роман» - сохранил такую же структуру блокнота.
Назовите любимые мемуары.
Две книги под одним и тем же названием: "I Remember" («Я помню »): Джо Брейнарда и Жоржа Перека.
Что вы читаете в данный момент?
Я люблю перечитывать старые книги. Недавно это была «Одиссея». Моего отца недавно не стало, и это, очевидно, сместило мое внимание; эту книгу часто читают из-за приключений во время путешествия, но она также о поиске сыном потерянного отца. Еще мне нравится нонфикшн: «Справочник садовника», советы пчеловодам-любителям и тому подобное. Я пока не пчеловод, но, возможно, когда-нибудь им стану.
Знаменитый болгарский футболист Христо Стоичков сравнил вашу победу в международном Букере со своим «Золотым мячом»…
Нам с Анжелой это понравилось. Он был одним из первых, кто нас поздравил, среди многих других известных спортсменов и актеров. В Болгарии не так много поводов для общественного ликования, поэтому люди восприняли награду очень лично. Так радоваться успеху книги - это прекрасно. Кто знает, может быть, это знак того, что литература здесь по-прежнему значит многое - или, по крайней мере, не меньше, чем футбол.
P.S. Статью Георги Господинова "Что художественная литература может сделать сегодня?" смотрите здесь.
Телеграм-канал "Интриги книги".