Случаи
Пол-одиннадцатого вечера, детская площадка с вытоптанной надписью "Муниципальный округ Введенский" на синтетическом покрытии, полукруг скамеек, старик с почерневшим от пьянства лицом желает мне приятного аппетита: я ем мороженое "Даша", глядя, как дети скатываются один за другим с горки и выскакивают из желтого желоба, словно сладкие драже из баночки. Мальчик - девочка, девочка; белобрысый стриженый мальчик, девочка выше его на голову, их старшая сестра, мальчик - девочка - девочка.
Их мама еле держится на высоких каблуках: длинные стройные ноги в колготках того цвета, который легко представляется, едва ты слышишь фразу "женские чёрные колготки". Этот образ с самого детства вдолблен в затылок рекламой и популярным кинематографом - и вот ноги в этих колготках подгибаются, потому что мама, очевидно, недавно выпила некой известной дряни из жестяных банок. Её подруга сидит на соседней со мной скамейке и методично поджигает зажигалкой воздушные шарики из связки, сложенной в детскую коляску. Шарики фыркают и морщатся. Девушка хихикает и пытается раскурить сигарету не с того конца.
"Ты чего делае-ешь!" - восклицает мама и, спотыкаясь, цокает к подруге. Та в ответ матерится. "Детская площадка - не место для ссор!" - вскрикивает мама. "Ты чо, самая умная?!" - взвизгивает подруга. "Не умная, а правильная!" - отзывается старик с третьей скамейки. - "Детская площадка - не место для ссор. Будешь орать - вытрясу тебя за шкирятник отсюда!" "Чо, в ментуру захотел, да?!" - подруга лопает последний чёрный шарик.
Дети скатываются с горки, наступая друг другу на плечи. Дети смеются.
***
По залитой солнцем Исаакиевской площади ходит старушка в коричневом плаще, спортивных штанах и стоптанных, грязно-серых пыльных кроссовках. Она собирает газеты, оставленные туристами и горожанами. "Деловой Петербург", "Коммерсант", "f5". Она подходит к тебе, гладит страницу узловатым пальцем и бормочет: "Вот статья, прочитайте обязательно, очень хорошая, там вся правда о том, как в Москве разгоняли белые ленточки, прочитаете?" Ловит твой взгляд, посмеивается, отводит глаза и идёт к следующей скамейке.
***
Полтора года назад, под Новый год, учителю математики из моего лицея стало плохо с сердцем по дороге домой. Он присел на скамейку и встать уже не смог. Как мне рассказывали, к нему не подошёл ни один прохожий, и он умер от холода.
Их мама еле держится на высоких каблуках: длинные стройные ноги в колготках того цвета, который легко представляется, едва ты слышишь фразу "женские чёрные колготки". Этот образ с самого детства вдолблен в затылок рекламой и популярным кинематографом - и вот ноги в этих колготках подгибаются, потому что мама, очевидно, недавно выпила некой известной дряни из жестяных банок. Её подруга сидит на соседней со мной скамейке и методично поджигает зажигалкой воздушные шарики из связки, сложенной в детскую коляску. Шарики фыркают и морщатся. Девушка хихикает и пытается раскурить сигарету не с того конца.
"Ты чего делае-ешь!" - восклицает мама и, спотыкаясь, цокает к подруге. Та в ответ матерится. "Детская площадка - не место для ссор!" - вскрикивает мама. "Ты чо, самая умная?!" - взвизгивает подруга. "Не умная, а правильная!" - отзывается старик с третьей скамейки. - "Детская площадка - не место для ссор. Будешь орать - вытрясу тебя за шкирятник отсюда!" "Чо, в ментуру захотел, да?!" - подруга лопает последний чёрный шарик.
Дети скатываются с горки, наступая друг другу на плечи. Дети смеются.
***
По залитой солнцем Исаакиевской площади ходит старушка в коричневом плаще, спортивных штанах и стоптанных, грязно-серых пыльных кроссовках. Она собирает газеты, оставленные туристами и горожанами. "Деловой Петербург", "Коммерсант", "f5". Она подходит к тебе, гладит страницу узловатым пальцем и бормочет: "Вот статья, прочитайте обязательно, очень хорошая, там вся правда о том, как в Москве разгоняли белые ленточки, прочитаете?" Ловит твой взгляд, посмеивается, отводит глаза и идёт к следующей скамейке.
***
Полтора года назад, под Новый год, учителю математики из моего лицея стало плохо с сердцем по дороге домой. Он присел на скамейку и встать уже не смог. Как мне рассказывали, к нему не подошёл ни один прохожий, и он умер от холода.