Про бабу Клаву
Была у нас баба Клава. Уж года 3 как нету.
И не совсем она мне приходилась бабой, потому что она была двоюродной сестрой моей родной бабки.
Во время войны они прятались в какой-то деревне. Чудом эта деревня не была сожжена, и все остались живы. Моя бабка иногда слегка рассказывает про то, как к ним немцы приставали..
После войны через их деревню возвращался домой солдат. И остановился у них на постой. И загостился. Случилась у солдата и бабы Клавы любовь. Конечно, в то время баба Клава была еще вовсе и не бабой, а молодой женщиной.
И вот гостил солдат, была любовь. И оказалось, что "залетела" баба Клава от солдатика. Хотели они жить семьей, но у солдата в другом городе была мать, и он хотел вернуться к ней, найти ее. А баба Клава ни за что не захотела уезжать из Москвы (она была москвичка, лишь в войну в деревне жила).
Так и ушел солдат, а баба Клава осталась. И родила сына Володю. Вырастила, выкормила.. Души в нем не чаяла, так как ни мужа, ни детей больше у нее не было.
После войны стали они жить в коммуналке на Кутузовском проспекте. Володя сходил в армию. Я точно не знаю, где и кем он служил, но после армии он стал импотентом. Он возненавидел всех женщин и стал жестоко пить. Очень быстро он превратился в злого алкоголика.
Алкоголь на разных людей оказывает разное воздействие, и Володя в пьяном угаре становился агрессивным. Всю свою злость он срывал на своей матери, на бабе Клаве. Он ее и душил, и избивал, и подвешивал, и портил ее вещи ей на зло.
А баба Клава жалела своего сына. Это была тихая, добрая женщина. Такой тихой и безропотной я ее и помню. Очень рано у нее начали трястись руки, она теряла слух.
Много раз баба Клава спасалась от избиений у моей родной бабки.
Несколько раз Володя лечился в ЛТП. А баба Клава хлопотала: меняла свою комнату в коммуналке на Кутузовке на 2-комнатную смежную квартиру в Голицыно. Она боялась, что она умрет, а Володя останется один, и соседи по коммуналке выкинут его на улицу.
В той квартире в Голицыно была кладовка без окна и отопления. В ту кладовку Володя загонял свою мать, заколачивал дверь гвоздями и не выпускал ее оттуда по нескольку дней, пока длился самый жестокий запой. Баба Клава там сидела без света, воды и еды, туалетом ей служила банка.
Организм Володи не смог долго выдержать таких жестоких пьянок, и у него началась белая горячка, и он очень быстро умер. Баба Клава ходила за ним до последней его минуты, он лежал с ледяными ногами, уже не узнавал ее, а она подкладывала ему грелку. Так вот один раз она подложила ему грелку и задремала возле него, а потом оказалось, что она подложила грелку ему уже мертвому.
Меня в тот момент не было в Москве, с похоронами хлопотала моя мать в том числе.
Белая горячка - это разложение печени. Как следствие - нефильтрованая кровь разносит токсины по всему организму. Из-за этого после смерти происходит мгновенное разложение. У Володи было такое быстрое разложение, что, когда выносили гроб из квартиры на 3-й день (как положено), из гроба следом лилась жидкость гниения. Матери пришлось мыть квартиру и лестницу с 5 по 1 этаж.
Таким образом, баба Клава осталась одна. Она боялась, что останется один Володя, а осталась она сама. Здоровье ее сильно ухудшалось: сильнейший склероз, маразм, глухота, плохое зрение.
Голицыно находится недалеко от Москвы, но Голицыно - это как раз тот случай, когда за МКАДом цивилизация заканчивается. От станции до дома бабы Клавы приходилось идти минут 40 по жутчайшим колдобинам, грязи. Никаких автобусов. Мы периодически ездили, навещали ее, возили продукты. Но она в своем маразме все экономила. Могла убрать сосиски в шкаф, и там они гнили. Не пила молоко, не ела сыр. Мы ей возили упаковки спичек, но она экономила их, и постоянно одна камфорка у нее горела маленьким огоньком. Она экономила порошок для мытья посуды, тряпки, поэтому посуда у нее была жестоко грязнющая. У нее жили полчища тараканов. Наши попытки их выводить имели лишь временный эффект.
Ни о каком переезде в Москву она и слышать не хотела. Тогда она начинала говорить, что мы специально хотим сделать так, чтоб она скорее умерла, хотим обмануть ее.
Вот так и ездили к ней. Она была всегда рада нам, каждый раз забывала имена, не сразу понимала, кто из нас есть кто, задавала одни и те же вопросы, угощала нас чаем с вареньем ..-дцати летней давности, с червями. Мы пытались не есть это варенье, но она ела, так как из-за плохого зрения думала, что это варенье "засахарилось" по краям. Один раз я сделала вид, что с удовольствием угощаюсь этим вареньем, беру эту банку домой, чтоб угостить своих. Положила банку к себе в сумку, чтоб по дороге выкинуть. Через минуту баба Клава уже забыла, что угостила меня, сказала, что я обманываю ее и т.д.
Так она по-тихоньку жила. Ходила сама за хлебом. Иногда, правда, забывала, где она живет, но как-то находила потом дорогу.
А потом она легла. Именно: не Слегла, а легла. Просто легла и не вставала. Кто-то поехал ее навещать и застал ее лежащей на кровати. Она не вставала, не ела. "Баба Клава, почему лежишь?" - "Лежу".
Ни у кого не было возможности сидеть с ней постоянно. Мы наняли соцработницу за дополнительные деньги, чтоб она не раз в неделю к ней заходила (как положено по статусу), а каждый день по нескольку раз. Эта соцработница Люда каждый день нам звонила и докладывала о состоянии бабы Клавы. Наши визиты теперь носили характер "проведывания", уже никаких гостинцев ей не было нужно.
И вот однажды Люда позвонила и сказала, что баба Клава перестала откликаться. Через несколько часов Люда снова позвонила и сказала, что, возможно, баба Клава умирает. Люда вызвала врача, врач смерила давление, послушала сердце и сказала, что сердце у бабы Клавы работает как у младенца. Моя мать собралась ехать в Голицыно, но не успела еще выйти, как позвонила Люда и сказала, что баба Клава умерла.
Похоронили мы ее рядом с ее сыном, на голицынском кладбище. Но не на 3-й день, как положено, а на 4-й, потому что Голицыно - это не Москва, и никаких ритуальных услуг там не предусмотрено. Хлопоты выпали на выходные, все конторы были закрыты. Кругом мы давали взятки. Везти ее пришлось в коммерческий морг. Дорого, зато все сделали по-человечески. И на кладбище: зачем нужна администрация? Она не работает, а когда работают, то ничего не знают. Но Бог послал нам Володю (один Володя ее "убивал", а закопал другой). Это такой крепкий казак с классическими усищами. Он что-то делал возле кладбища. Он - несчастный работяга, которого судьба носит по свету, как и большинство русских людей, которые не могут спокойно жить и работать дома, потому что нет работы и не платят деньги. Было лето, земля была сухая и твердая. Могучий Володя выкопал могилу, потом помог опускать гроб.
Вот так жила и умерла еще одна дворянка. На память о ней нам остались пара вещей, которые она сама связала крючком, старые попорченные покойным Володей фотографии и старая швейная машина, которую пришлось выкинуть из-за того, что она была намертво испорчена ее сыном Володей.
И не совсем она мне приходилась бабой, потому что она была двоюродной сестрой моей родной бабки.
Во время войны они прятались в какой-то деревне. Чудом эта деревня не была сожжена, и все остались живы. Моя бабка иногда слегка рассказывает про то, как к ним немцы приставали..
После войны через их деревню возвращался домой солдат. И остановился у них на постой. И загостился. Случилась у солдата и бабы Клавы любовь. Конечно, в то время баба Клава была еще вовсе и не бабой, а молодой женщиной.
И вот гостил солдат, была любовь. И оказалось, что "залетела" баба Клава от солдатика. Хотели они жить семьей, но у солдата в другом городе была мать, и он хотел вернуться к ней, найти ее. А баба Клава ни за что не захотела уезжать из Москвы (она была москвичка, лишь в войну в деревне жила).
Так и ушел солдат, а баба Клава осталась. И родила сына Володю. Вырастила, выкормила.. Души в нем не чаяла, так как ни мужа, ни детей больше у нее не было.
После войны стали они жить в коммуналке на Кутузовском проспекте. Володя сходил в армию. Я точно не знаю, где и кем он служил, но после армии он стал импотентом. Он возненавидел всех женщин и стал жестоко пить. Очень быстро он превратился в злого алкоголика.
Алкоголь на разных людей оказывает разное воздействие, и Володя в пьяном угаре становился агрессивным. Всю свою злость он срывал на своей матери, на бабе Клаве. Он ее и душил, и избивал, и подвешивал, и портил ее вещи ей на зло.
А баба Клава жалела своего сына. Это была тихая, добрая женщина. Такой тихой и безропотной я ее и помню. Очень рано у нее начали трястись руки, она теряла слух.
Много раз баба Клава спасалась от избиений у моей родной бабки.
Несколько раз Володя лечился в ЛТП. А баба Клава хлопотала: меняла свою комнату в коммуналке на Кутузовке на 2-комнатную смежную квартиру в Голицыно. Она боялась, что она умрет, а Володя останется один, и соседи по коммуналке выкинут его на улицу.
В той квартире в Голицыно была кладовка без окна и отопления. В ту кладовку Володя загонял свою мать, заколачивал дверь гвоздями и не выпускал ее оттуда по нескольку дней, пока длился самый жестокий запой. Баба Клава там сидела без света, воды и еды, туалетом ей служила банка.
Организм Володи не смог долго выдержать таких жестоких пьянок, и у него началась белая горячка, и он очень быстро умер. Баба Клава ходила за ним до последней его минуты, он лежал с ледяными ногами, уже не узнавал ее, а она подкладывала ему грелку. Так вот один раз она подложила ему грелку и задремала возле него, а потом оказалось, что она подложила грелку ему уже мертвому.
Меня в тот момент не было в Москве, с похоронами хлопотала моя мать в том числе.
Белая горячка - это разложение печени. Как следствие - нефильтрованая кровь разносит токсины по всему организму. Из-за этого после смерти происходит мгновенное разложение. У Володи было такое быстрое разложение, что, когда выносили гроб из квартиры на 3-й день (как положено), из гроба следом лилась жидкость гниения. Матери пришлось мыть квартиру и лестницу с 5 по 1 этаж.
Таким образом, баба Клава осталась одна. Она боялась, что останется один Володя, а осталась она сама. Здоровье ее сильно ухудшалось: сильнейший склероз, маразм, глухота, плохое зрение.
Голицыно находится недалеко от Москвы, но Голицыно - это как раз тот случай, когда за МКАДом цивилизация заканчивается. От станции до дома бабы Клавы приходилось идти минут 40 по жутчайшим колдобинам, грязи. Никаких автобусов. Мы периодически ездили, навещали ее, возили продукты. Но она в своем маразме все экономила. Могла убрать сосиски в шкаф, и там они гнили. Не пила молоко, не ела сыр. Мы ей возили упаковки спичек, но она экономила их, и постоянно одна камфорка у нее горела маленьким огоньком. Она экономила порошок для мытья посуды, тряпки, поэтому посуда у нее была жестоко грязнющая. У нее жили полчища тараканов. Наши попытки их выводить имели лишь временный эффект.
Ни о каком переезде в Москву она и слышать не хотела. Тогда она начинала говорить, что мы специально хотим сделать так, чтоб она скорее умерла, хотим обмануть ее.
Вот так и ездили к ней. Она была всегда рада нам, каждый раз забывала имена, не сразу понимала, кто из нас есть кто, задавала одни и те же вопросы, угощала нас чаем с вареньем ..-дцати летней давности, с червями. Мы пытались не есть это варенье, но она ела, так как из-за плохого зрения думала, что это варенье "засахарилось" по краям. Один раз я сделала вид, что с удовольствием угощаюсь этим вареньем, беру эту банку домой, чтоб угостить своих. Положила банку к себе в сумку, чтоб по дороге выкинуть. Через минуту баба Клава уже забыла, что угостила меня, сказала, что я обманываю ее и т.д.
Так она по-тихоньку жила. Ходила сама за хлебом. Иногда, правда, забывала, где она живет, но как-то находила потом дорогу.
А потом она легла. Именно: не Слегла, а легла. Просто легла и не вставала. Кто-то поехал ее навещать и застал ее лежащей на кровати. Она не вставала, не ела. "Баба Клава, почему лежишь?" - "Лежу".
Ни у кого не было возможности сидеть с ней постоянно. Мы наняли соцработницу за дополнительные деньги, чтоб она не раз в неделю к ней заходила (как положено по статусу), а каждый день по нескольку раз. Эта соцработница Люда каждый день нам звонила и докладывала о состоянии бабы Клавы. Наши визиты теперь носили характер "проведывания", уже никаких гостинцев ей не было нужно.
И вот однажды Люда позвонила и сказала, что баба Клава перестала откликаться. Через несколько часов Люда снова позвонила и сказала, что, возможно, баба Клава умирает. Люда вызвала врача, врач смерила давление, послушала сердце и сказала, что сердце у бабы Клавы работает как у младенца. Моя мать собралась ехать в Голицыно, но не успела еще выйти, как позвонила Люда и сказала, что баба Клава умерла.
Похоронили мы ее рядом с ее сыном, на голицынском кладбище. Но не на 3-й день, как положено, а на 4-й, потому что Голицыно - это не Москва, и никаких ритуальных услуг там не предусмотрено. Хлопоты выпали на выходные, все конторы были закрыты. Кругом мы давали взятки. Везти ее пришлось в коммерческий морг. Дорого, зато все сделали по-человечески. И на кладбище: зачем нужна администрация? Она не работает, а когда работают, то ничего не знают. Но Бог послал нам Володю (один Володя ее "убивал", а закопал другой). Это такой крепкий казак с классическими усищами. Он что-то делал возле кладбища. Он - несчастный работяга, которого судьба носит по свету, как и большинство русских людей, которые не могут спокойно жить и работать дома, потому что нет работы и не платят деньги. Было лето, земля была сухая и твердая. Могучий Володя выкопал могилу, потом помог опускать гроб.
Вот так жила и умерла еще одна дворянка. На память о ней нам остались пара вещей, которые она сама связала крючком, старые попорченные покойным Володей фотографии и старая швейная машина, которую пришлось выкинуть из-за того, что она была намертво испорчена ее сыном Володей.