И опять я пишу про военные сборы. И про пьянку. Совмещаю две темы.
Когда нас погрузили в автобусы и повезли туда, где мы должны были провести целый месяц, естественно, многие из нас затарились водкой. Несмотря на предупреждения старших товарищей о предстоящем шмоне, через который провезти водку никому еще не удавалось. Но мы-то умные. У каждого была разработана целая схема, куда сунуть бутылку, как ее передать товарищу, как временно притырить ее в кусты, в общем, как говорится - планов громадьё.
Но наши офицеры сделали все просто. По давным-давно отработанной методе. Нас выгрузили из автобусов, построили, провели с полкилометра в направлении лагеря и остановили посреди чистого поля. Далее была команда разомкнуть строй, мы разошлись друг от друга на расстояние двух вытянутых рук, положили перед собой свои вещмешки, выложили из них весь скарб, разделись до трусов и все сразу выплыло наружу.
Я не знаю точно, сколько бутылок водки изъяли офицеры, но нести эту водку им пришлось вдвоем. Один не потянул. А мы так и остались бы без стратегического запаса, если б не самые сообразительные. Которые не напрягались в разработке контрабандных схем, а просто договорились с друзьями, чтобы вечером, уже потемну, им из города втихаря подвезли бы водчушки и под покровом темноты сунули под брезент палатки. Так все и произошло.
Но этой водки надолго тоже не хватило. И пытливые студенческие мозги стали разрабатывать планы. Но все упиралось в отсутствие связи. Мы не могли никого со стороны попросить нам привезти выпивку. Никак. А сами могли выбраться только в ближайшую деревню. Совхоз Сибиряк. А там нас не любили.
Потому что ежегодно устраиваемый в полях военный лагерь приносил совхозу огромные убытки. То доски с пилорамы спиздят офицерам на пол в палатку, то бочки нержавеечные офицерам на душ, да и просто шатание по деревне пьяных, охуевших от непривычного военного быта студентов, радости деревенским не добавляло. В общем военные сборы совхоз Сибиряк переносил ежегодно как нашествие саранчи. Убыточно, нервно, плохо, но никуда не деться. Стихийное бедствие.
Вот в этот-то совхоз и навострил свои сапоги один наш товарищ по кличке Ёлка. Ёлкой его звали на его деревянную тупость. Мы пробовали его отговорить, но Ёлка, выстроив в голове свой еловый план, уже нас не слушал. И вечером, после ужина, он ушел лесом. Тихо, по-партизански. Мы кинули ему напутственный совет - не проебать вечернюю поверку. Ибо отсутствие человека на вечерней перекличке означало отмену отбоя, и подъем всей батареи на розыски пропавшего.
Ну, как словом, так и делом. Ёлка на вечернюю поверку не явился. Первая перекличка выявила отсутствие одного бойца. Было уже темно, лица разобрать было трудно, и пока майор Речин рассказывал нам перспективу ближайшей ночи, из задних рядов шепотом передали просьбу дежурному по батарее. Объясню, у нас на построении всегда присутствовали все, кроме одиннадцати человек, находившихся в разных нарядах, дежурствах, и т.д. Вот ближайшего дежурного, мы и попросили притащить нам кого-нибудь на замену Ёлке. Чтобы в темноте офицеры не заметили подмены.
К тому моменту, как майор Речин рассказал нам о прелестях ночного поиска пропавших, о том, что пойманный пропавший будет отправлен в город, в расположение части, на гауптвахту, где один известнейший в армейских кругах прапорщик всего за одну неделю из обычного арестанта делает обезьяну, к этому времени в строй тихонько встала Ёлкозамена. И вот, майор начинает пофамильную перекличку с перестроением. То есть крикнул "Я", в ответ на свою фамилию, и - бегом в другой строй, чтобы второй раз не кричал. Перекличка прошла успешно. Все оказались на месте. Майор, разочарованный тем, что экзекуция сорвалась, начал читать нам какую-то лекцию об ответственности, о том, что только наша тупость не позволяет с первого раза нормально провести поверку, мы же тем временем позевывая собирались идти спать, как вдруг...
Представьте себе футбольное поле. Вдоль длинной его стороны располагаются палатки Томского Универа. С другой стороны поля, вдоль другой длинной стороны, стоят открытые классы для проведения занятий. За одними футбольными воротами - наши палатки, за другими - лес. А вот за этим лесом, через речку, километрах в двух-трех и располагался многострадальный совхоз Сибиряк. И вот, стоим мы строем перед нашими палатками, у самой кромки футбольного поля. Речин, прохаживаясь по травке, спиной к полю, лицом к нам, двигает мысль. А из леса, прямо через поле, ни от кого не прячась, и никого не видя, движется Ёлка. У него было слабое зрение, и он носил очки. Но в этот раз...
Ёлка был в жопу пьян. Очки он где-то потерял, поэтому в наступивших сумерках не видел вообще ничего. По его разумению, поверка уже должна была кончиться, офицеры уйти к себе в штаб, а мы еще не должны были уснуть. Поэтому он шел в открытую, в каждой руке неся в обнимку по трехлитровой банке самогона! Ёлка качался, спотыкался, самогон расплескивался, Ёлка мерзко хихикал и матерился под нос. Мы замерли. Речин, как глухарь на току, преобразовывал армейские мысли в русские слова, ничего не слыша вокруг, Ёлка, тем временем, неумолимо приближался.
И вот, когда до разглагольствующего майора оставалось не более десяти метров, Ёлка демаскировал себя. Он на все поле заорал дурным голосом: - Эй, козлы!!! Ваша мама пришла, молочка принесла!!!!
Речь майора резко оборвалась, он на каблуках повернулся в поле. Ёлка практически лоб в лоб уперся в майора.
- Что-что ты тут несешь? - спросил вкрадчиво майор Ёлку.
- Иди нахуй, не тебе! - ответил Ёлка, не разобрав спьяну-сослепу кто перед ним. И попытался заложить вираж вокруг Речина. И тут Речин включил свой командный голос. Он так рявкнул на Ёлку, что тот вытянулся по стойке смирно, выронив обе банки. Сладкий запах самогона поплыл над футбольным полем, растворяясь в вечернем тумане. Это была страшная для всех нас потеря. Мы стояли, сглатывая слюну и проклиная Ёлку на чем свет стоит. Убить бы мы его не убили, но пиздюлей бы дали стопудово. Но Ёлку спасла армейская дисциплина. Его арестовали, и утром переправили в город. К прапорщику.
Через три-четыре дня Ёлка вернулся. Мрачный и злой. Хоть и не удалось прапорщику сделать из Ёлки обезьяну, но Ёлка рассказывал об этом прапорщике брызжа слюной и бешено вращая глазами. Мы простили Ёлку за уничтоженый самогон и вечерние проблемы.
Тем более что нам удалось найти хороший канал поставки алкоголя.
Но это неинтересно :)