Викторианский водевиль или Упражнение в конспирологии
Наткнулся я тут как-то на очередной пересказ очередного «разоблачителя Дарвина» - не то Тома Вульфа, не то Роя Дэвиса... в общем, какого-то абличителя, имя же им легион. Ну, рецепт таких «разоблачений» понятен: материал старательно отбирается и выстраивается так, чтобы все совпадения казались зловещими и неслучайными, все фразы - двусмысленными и недоговоренными, а там, где ну совсем уж ничего даже за уши притянуть не удается, говорится что-нибудь вроде «предположим, Дарвин получил рукопись Уоллеса не в июне 1858 года, а раньше...» - и дальше на этом ни на чем не основанном «предположении» строится вся история о том, как тупой мажор-толстосум Дарвин при пособничестве дружков-лжесвидетелей Лайеля и Гукера обокрал простодушного бедняка-трудягу Уоллеса. Ну, в общем, обычная клюква и тень-на-плетень. Прочитал, фыркнул - мол, ну ладно, что они свои версии из пальца высасывают, так это у них работа такая, но что ж у них у всех из пальцев доится одно и то же унылое говно? Что ж никто ничего пооригинальнее не придумает - ну хотя бы что все было наоборот...
И тут у меня в голове слвершенно помимо воли начало выстраиваться это самое «все наоборот». Итак, представьте себе: середина 1850-х, умы натуралистов уже явственно поворачиваются в сторону эволюции, уже вышла (и не одним изданием) книжка Чамберса, уже вот-вот явится какой-нибудь новый Ламарк с теорией - и будет принят на ура... А Лайель с Гукером уже второе десятилетие вынуждены хранить чужую тайну - джентльмены же, слово дали. А этот чертов перфекционист все никак не разродится готовым текстом. А теория просится наружу, жжет, сил нет больше терпеть - как тому цирюльнику, который знал про ослиные уши царя Мидаса. Да и работа требует: нужно же весь материал - и новый, и старый - пересматривать в свете этой теории, а чтобы этот пересмотр публиковать, надо хоть на что-то сослаться - иначе получится, что они эту теорию украли... А милейший Дарвин сидит на своей гениальной идее, как собака на сене, и только многозначительно улыбается...
Чем бы этого ленивца пришпорить?
И невольно напрашивается версия: два доброхота нашли молодого, не очень известного натуралиста - толкового, энергичного, в меру амбициозного (для этой роли равно не годился и человек совсем без амбиций, и тот, для кого публичный успех превыше всего) и безусловно джентльмена (не склонного присваивать чужое, но готового принять участие в розыгрыше, от которого никто не пострадает). Ему тайно переслали экземпляр дарвиновской рукописи. Он сделал по ней реферат (помните - «если бы Уоллес читал мою рукопись 1842 г., он не смог бы сделать лучшего извлечения. Даже его термины выглядят словно заголовки глав моей книги»?) и послал Дарвину (с которым к тому времени уже был в переписке). Дарвин, естественно, запаниковал, кинулся за советом к друзьям, те (посмеиваясь в кулак) взялись все уладить, но с условием - что он немедленно выдаст в свет (или позволит им выдать от его имени) хоть какой-то набросок и как можно быстрее сделает полноценную книгу. Результат известен: уже через несколько дней в Линнеевском обществе был представлен доклад «по работам гг. Дарвина и Уоллеса» (в отсутствие обоих авторов, причем Уоллеса даже не известили о такой судьбе его текста), а меньше чем через полтора года вышло «Происхождение видов». И началось...
А чем не версия? Как говорят сочинители подобных историй, обратимся к фактам.
Кто, кроме самого Дарвина, до июня 1858-го знал содержание его теории? Лайель и Гукер (ну и еще Аза Грей, но он был в Америке).
Кто обратил внимание Дарвина на молодого Уоллеса и побудил (чтобы не сказать - принудил) вступить с ним в переписку? Лайель.
Кто намекал Дарвину, что его могут опередить? Лайель.
О чем просил Уоллес Дарвина, посылая ему свою рукопись? Посодействовать публикации? Нет. Оценить, отрецензировать? Тоже нет. Он просил передать ее Лайелю. Странная просьба - почему бы ему было не послать ее прямо Лайелю, с которым он начал переписываться еще раньше, чем с Дарвином? (При этом Уоллес ясно дал понять Дарвину, что будет только рад, если тот прежде, чем передать рукопись, сам прочтет ее - и Дарвин, конечно же, прочел.) Но вполне понятная в свете нашей гипотезы: такая просьба не оставляла Дарвину возможности промолчать о том, что он и сам додумался до того же. С Лайелем, знавшем о дарвиновской теории, Дарвин волей-неволей должен был объясниться.
Кто взялся уладить дело, решительно пресекши малодушные попытки Дарвина уйти в кусты и даже сжечь черновики книги? Лайель и Гукер.
(Нота-бене: Дарвин-то все-таки что-то почуял. Из письма Лайелю от 25 июня: «Я признаю, что никогда не допускал, что Уоллес мог кое-что узнать из Вашего письма к нему». По сути - вежливая форма вопроса: а вы, мастер, часом не слили ему мою идею?)
Ну и последний штрих, вишенка на торте: необъяснимая кротость Уоллеса. Бедный и незнатный человек, тяжкими и опасными трудами пробивающий себе дорогу в научном мире, вдруг узнает, что свою самую лучшую идею он должен разделить с признанным корифеем (что фактически означает отдать ее ему - «эффект Матфея» был прекрасно известен и в викторианскую эпоху, хоть никто его тогда так не называл). Ну хорошо, допустим, он искренне поверил Лайелю и Гукеру и был поражен тем, насколько глубоко Дарвин успел проработать эту идею. Пусть он ни на кого не обиделся и никого ни в чем не заподозрил - но естественную досаду-то он должен был ощутить! Но даже в личных письмах никаких следов ее нет и даже слов таких никто от него не слышал - только восхищение дарвиновским гением и гордость тем, что он смог сам однажды встать рядом с таким человеком. Но если он сыграл ту роль, которую мы ему отводим в нашей версии - в самом деле, на что ему досадовать? Он получил все, что хотел - имя, статус, покровительство виднейших натуралистов Британии. Впрочем, все остальные участники истории тоже от нее только выиграли, причем больше всех - сама жертва заговора. Как говорится, на доброе дело не грех и подтолкнуть.
Неясной остается роль Гукера. Он мог быть активным участником заговора, а мог лишь подстраховывать Лайеля, выступая вторым «независимым» советчиком и вторым посредником. Наконец, он мог и вовсе ничего не знать о заговоре, и в этом случае Лайель использовал его «втемную». Последнее, правда, психологические сомнительно: Лайель все-таки не демонический манипулятор вроде Стивена Нортона из «Последнего дела Пуаро». Ему нужен был свидетель-соучастник - хотя бы для того, чтобы самому быть уверенным, что он делает доброе дело.
Что? Где документальные свидетельства? Да вы шутите! Конечно же они уничтожены. Только так Лайель (с Гукером или без него) мог гарантировать Уоллесу, что его роль в этой истории навсегда останется тайной и его не настигнет внезапное разоблачение на вершине его карьеры. Представляете, что сталось бы с Уоллесом, если бы при посмертном разборе архива Лайеля всплыла бы эта часть их переписки?! Старый натуралист не мог так подставить своего сообщника и не желал обрекать его на десятилетия жизни под дамокловым мечом. Конечно же, письма полетели в камин - вероятно, сразу после того, как комбинация сработала...
Но довольно. Если кто-то решил, что я все это всерьез - то зря. Верю я в эту картинку не больше, чем в инсинуации «разоблачителей». А пишу только для того, чтобы выкинуть из головы привязавшийся сюжет. Ну и еще для того, чтобы продемонстрировать, как легко недисциплинированный мозг выстраивает подобные «тайны века» и сколь малые основания нужны для того, чтобы вся эта бредятина выглядела совершенно убедительной.
Впрочем, последнее уже давным-давно сделал Умберто Эко.
И тут у меня в голове слвершенно помимо воли начало выстраиваться это самое «все наоборот». Итак, представьте себе: середина 1850-х, умы натуралистов уже явственно поворачиваются в сторону эволюции, уже вышла (и не одним изданием) книжка Чамберса, уже вот-вот явится какой-нибудь новый Ламарк с теорией - и будет принят на ура... А Лайель с Гукером уже второе десятилетие вынуждены хранить чужую тайну - джентльмены же, слово дали. А этот чертов перфекционист все никак не разродится готовым текстом. А теория просится наружу, жжет, сил нет больше терпеть - как тому цирюльнику, который знал про ослиные уши царя Мидаса. Да и работа требует: нужно же весь материал - и новый, и старый - пересматривать в свете этой теории, а чтобы этот пересмотр публиковать, надо хоть на что-то сослаться - иначе получится, что они эту теорию украли... А милейший Дарвин сидит на своей гениальной идее, как собака на сене, и только многозначительно улыбается...
Чем бы этого ленивца пришпорить?
И невольно напрашивается версия: два доброхота нашли молодого, не очень известного натуралиста - толкового, энергичного, в меру амбициозного (для этой роли равно не годился и человек совсем без амбиций, и тот, для кого публичный успех превыше всего) и безусловно джентльмена (не склонного присваивать чужое, но готового принять участие в розыгрыше, от которого никто не пострадает). Ему тайно переслали экземпляр дарвиновской рукописи. Он сделал по ней реферат (помните - «если бы Уоллес читал мою рукопись 1842 г., он не смог бы сделать лучшего извлечения. Даже его термины выглядят словно заголовки глав моей книги»?) и послал Дарвину (с которым к тому времени уже был в переписке). Дарвин, естественно, запаниковал, кинулся за советом к друзьям, те (посмеиваясь в кулак) взялись все уладить, но с условием - что он немедленно выдаст в свет (или позволит им выдать от его имени) хоть какой-то набросок и как можно быстрее сделает полноценную книгу. Результат известен: уже через несколько дней в Линнеевском обществе был представлен доклад «по работам гг. Дарвина и Уоллеса» (в отсутствие обоих авторов, причем Уоллеса даже не известили о такой судьбе его текста), а меньше чем через полтора года вышло «Происхождение видов». И началось...
А чем не версия? Как говорят сочинители подобных историй, обратимся к фактам.
Кто, кроме самого Дарвина, до июня 1858-го знал содержание его теории? Лайель и Гукер (ну и еще Аза Грей, но он был в Америке).
Кто обратил внимание Дарвина на молодого Уоллеса и побудил (чтобы не сказать - принудил) вступить с ним в переписку? Лайель.
Кто намекал Дарвину, что его могут опередить? Лайель.
О чем просил Уоллес Дарвина, посылая ему свою рукопись? Посодействовать публикации? Нет. Оценить, отрецензировать? Тоже нет. Он просил передать ее Лайелю. Странная просьба - почему бы ему было не послать ее прямо Лайелю, с которым он начал переписываться еще раньше, чем с Дарвином? (При этом Уоллес ясно дал понять Дарвину, что будет только рад, если тот прежде, чем передать рукопись, сам прочтет ее - и Дарвин, конечно же, прочел.) Но вполне понятная в свете нашей гипотезы: такая просьба не оставляла Дарвину возможности промолчать о том, что он и сам додумался до того же. С Лайелем, знавшем о дарвиновской теории, Дарвин волей-неволей должен был объясниться.
Кто взялся уладить дело, решительно пресекши малодушные попытки Дарвина уйти в кусты и даже сжечь черновики книги? Лайель и Гукер.
(Нота-бене: Дарвин-то все-таки что-то почуял. Из письма Лайелю от 25 июня: «Я признаю, что никогда не допускал, что Уоллес мог кое-что узнать из Вашего письма к нему». По сути - вежливая форма вопроса: а вы, мастер, часом не слили ему мою идею?)
Ну и последний штрих, вишенка на торте: необъяснимая кротость Уоллеса. Бедный и незнатный человек, тяжкими и опасными трудами пробивающий себе дорогу в научном мире, вдруг узнает, что свою самую лучшую идею он должен разделить с признанным корифеем (что фактически означает отдать ее ему - «эффект Матфея» был прекрасно известен и в викторианскую эпоху, хоть никто его тогда так не называл). Ну хорошо, допустим, он искренне поверил Лайелю и Гукеру и был поражен тем, насколько глубоко Дарвин успел проработать эту идею. Пусть он ни на кого не обиделся и никого ни в чем не заподозрил - но естественную досаду-то он должен был ощутить! Но даже в личных письмах никаких следов ее нет и даже слов таких никто от него не слышал - только восхищение дарвиновским гением и гордость тем, что он смог сам однажды встать рядом с таким человеком. Но если он сыграл ту роль, которую мы ему отводим в нашей версии - в самом деле, на что ему досадовать? Он получил все, что хотел - имя, статус, покровительство виднейших натуралистов Британии. Впрочем, все остальные участники истории тоже от нее только выиграли, причем больше всех - сама жертва заговора. Как говорится, на доброе дело не грех и подтолкнуть.
Неясной остается роль Гукера. Он мог быть активным участником заговора, а мог лишь подстраховывать Лайеля, выступая вторым «независимым» советчиком и вторым посредником. Наконец, он мог и вовсе ничего не знать о заговоре, и в этом случае Лайель использовал его «втемную». Последнее, правда, психологические сомнительно: Лайель все-таки не демонический манипулятор вроде Стивена Нортона из «Последнего дела Пуаро». Ему нужен был свидетель-соучастник - хотя бы для того, чтобы самому быть уверенным, что он делает доброе дело.
Что? Где документальные свидетельства? Да вы шутите! Конечно же они уничтожены. Только так Лайель (с Гукером или без него) мог гарантировать Уоллесу, что его роль в этой истории навсегда останется тайной и его не настигнет внезапное разоблачение на вершине его карьеры. Представляете, что сталось бы с Уоллесом, если бы при посмертном разборе архива Лайеля всплыла бы эта часть их переписки?! Старый натуралист не мог так подставить своего сообщника и не желал обрекать его на десятилетия жизни под дамокловым мечом. Конечно же, письма полетели в камин - вероятно, сразу после того, как комбинация сработала...
Но довольно. Если кто-то решил, что я все это всерьез - то зря. Верю я в эту картинку не больше, чем в инсинуации «разоблачителей». А пишу только для того, чтобы выкинуть из головы привязавшийся сюжет. Ну и еще для того, чтобы продемонстрировать, как легко недисциплинированный мозг выстраивает подобные «тайны века» и сколь малые основания нужны для того, чтобы вся эта бредятина выглядела совершенно убедительной.
Впрочем, последнее уже давным-давно сделал Умберто Эко.