Надгробный камень
(посвящено Петру Новаку и его песне «Nahrobni kamen»)
- Падре, я так больше не могу! - лицо статного юноши было крайне обеспокоено, глаза казались измученными. - Она сведёт меня скоро с ума. Каждый вечер она появляется у окна в доме напротив и тогда моя музыка становится ещё лучше, чище. Так сам по себе я никогда не пишу, только когда вижу её в окне напротив.
- Ну, это хорошо. Я слышал твою новую сюиту - она великолепна! А какой успех она имела, когда её играли вчера в театре, - старенький ксьондз5 прикрыл глаза, будто вспоминал концерт.
- Да, падре! Но мне от этого не легче - когда я вижу её, всё во мне переворачивается - я не могу ни есть, ни спать. А вы знаете, падре, какая у нас узенькая улочка, так что и рукой до её окна можно достать с крыши моего дома, если очень постараться Я просто не могу уже без неё жить! Наверное, перееду в другое место, может там, вдали от неё, я предамся работе и забуду её. Уже и квартиру другую подыскал…
- Нет, сын мой, так ты будешь мучаться ещё больше, хотя время всё вылечит. Да, великое время…
- Но что же мне делать, падре?
- А познакомиться с нею ты не пробовал?
- Что вы! Как-то раз подошёл, возле дверей она стояла, ожидала, верно, карету. Хотел было задать вопрос, право, падре, пустячный вопрос. Но она отвела взгляд, высокомерно задрала носик - даже разговаривать не захотела. Куда уж мне, бедному композитору… - вздохнул молодой человек.
- Ничего, - задумчиво ответил священник. - Господь управит твои дела. Знаешь что, - словно что-то вспомнил. - Сходи-ка ты завтра на заре, ещё темно чтоб было, к древнему образу Святой Мадонны, что на кладбище, - когда-то там стояла часовня - теперь одна стена осталась. Да помолись ты ей - может и смилостивится. Говорят, в древность не один человек там вымаливал себе исцеление от мук.
- Хорошо падре, - кивнул юноша. Поцеловал руку духовника6 и исчез за дверьми храма.
Помолившись о чадах своих духовных, ксьондз уже начал собираться домой, как от одной из колонн метнулась к нему хрупкая девичья тень.
- Падре, помогите мне советом!
- Что случилось с тобою? - заботливо спросил священник.
- Падре! Он сведёт меня с ума. Он красив, статен собою. Взгляд его просто обжигает душу. Он милосерден к нищим и не заискивает перед сильными мира сего. А его музыка… Она божественна. Так как он - никто не пишет и не писал доселе. Представьте себе: сначала он играет на клавесине, потом берёт флейту, потом скрипку. А когда приходят его друзья и они вместе играют… Нет, это не передать словами. Каждый день я вижу его, каждый день, когда я слушаю его произведения - я слушаю его душу! Но он не обращает на меня никакого внимания. Он влюблён в свою музыку!
- А не пробовала ли ты познакомиться с ним?
- Что вы! Девице не пристало первой подходить. К тому же мне его никто не представил. Правда, - почти задыхаясь говорила девушка, - однажды он подошёл ко мне и хотел было что-то спросить, но я… не смогла…
- Ничего, дочь моя, Господь решит твою задачу… - и старенький священник взял её руки в свои.
Ночью, ещё и не светало, молодой композитор вышел из дома. Мельком взглянул на тёмное окно на третьем этаже в доме напротив и направился к старому кладбищу, возведенному ещё тысячу лет назад. И хотя начало уже сереть, так что не пришлось ему блуждать во тьме, но старинный образ он едва нашёл - так разросся дикий виноград, что скрывал под своими листьями половину Святого Лика.
Прямо перед старинной иконой стояла могила - от неё уже почти ничего и не осталось, только один надгробный камень торчал, подмытый водами, что спадали со стены во время ливня, он уже едва и держался, словно зуб во рту старика - дотронься и выпадет. Перекрестился юноша и опустился по левую сторону камня и принялся усердно молиться.
И вдруг через несколько минут почувствовал он, будто кто-кто ещё есть рядом с ним, кто-то ещё молится недалеко. Только по лёгкому дуновению ветерка и уловил. Но не стал он отрываться от молитвы, а продолжал так же усердно просить Пресвятую Деву Марию, дабы помогла ему.
Тем временем взошло солнце, первые его лучи ворвались на кладбище, полились по могильным плитам, по старым каменным крестам, по статуям; добрались они и до старинного образа.
Вспомнил тогда юноша, что ждёт его утром оркестр - для репетиции. Хотел было вскочить, но затекли ноги - опёрся на камень. Но сказано же, что старый зуб и ветерок вырвет - рухнул камень наземь.
С криком отскочил композитор от камня, увидев сквозь пыль неясную тень - словно призрак посетил кладбище. Когда же пыль осела, увидел юноша вместо призрака худенькую фигуру, закутанную в плащ - она вскочила по другую сторону камня и трепетала вся от страха.
- Кто ты? - воскликнул он. Но томное предчувствие уже дало ему ответ на вопрос - его возлюбленная испуганно глядела на запыленную помятую одежду композитора, а затем посмотрела она и в его глаза. И они сказали всё…
- Аминь, - пробормотал старенький ксьондз. Он шёл мимо кладбища в храм на утреннюю службу и невольно чуть свернул в сторону старинного образа. - Во Славу Твою, Господи. Аминь.
Киев, 2006.
- Падре, я так больше не могу! - лицо статного юноши было крайне обеспокоено, глаза казались измученными. - Она сведёт меня скоро с ума. Каждый вечер она появляется у окна в доме напротив и тогда моя музыка становится ещё лучше, чище. Так сам по себе я никогда не пишу, только когда вижу её в окне напротив.
- Ну, это хорошо. Я слышал твою новую сюиту - она великолепна! А какой успех она имела, когда её играли вчера в театре, - старенький ксьондз5 прикрыл глаза, будто вспоминал концерт.
- Да, падре! Но мне от этого не легче - когда я вижу её, всё во мне переворачивается - я не могу ни есть, ни спать. А вы знаете, падре, какая у нас узенькая улочка, так что и рукой до её окна можно достать с крыши моего дома, если очень постараться Я просто не могу уже без неё жить! Наверное, перееду в другое место, может там, вдали от неё, я предамся работе и забуду её. Уже и квартиру другую подыскал…
- Нет, сын мой, так ты будешь мучаться ещё больше, хотя время всё вылечит. Да, великое время…
- Но что же мне делать, падре?
- А познакомиться с нею ты не пробовал?
- Что вы! Как-то раз подошёл, возле дверей она стояла, ожидала, верно, карету. Хотел было задать вопрос, право, падре, пустячный вопрос. Но она отвела взгляд, высокомерно задрала носик - даже разговаривать не захотела. Куда уж мне, бедному композитору… - вздохнул молодой человек.
- Ничего, - задумчиво ответил священник. - Господь управит твои дела. Знаешь что, - словно что-то вспомнил. - Сходи-ка ты завтра на заре, ещё темно чтоб было, к древнему образу Святой Мадонны, что на кладбище, - когда-то там стояла часовня - теперь одна стена осталась. Да помолись ты ей - может и смилостивится. Говорят, в древность не один человек там вымаливал себе исцеление от мук.
- Хорошо падре, - кивнул юноша. Поцеловал руку духовника6 и исчез за дверьми храма.
Помолившись о чадах своих духовных, ксьондз уже начал собираться домой, как от одной из колонн метнулась к нему хрупкая девичья тень.
- Падре, помогите мне советом!
- Что случилось с тобою? - заботливо спросил священник.
- Падре! Он сведёт меня с ума. Он красив, статен собою. Взгляд его просто обжигает душу. Он милосерден к нищим и не заискивает перед сильными мира сего. А его музыка… Она божественна. Так как он - никто не пишет и не писал доселе. Представьте себе: сначала он играет на клавесине, потом берёт флейту, потом скрипку. А когда приходят его друзья и они вместе играют… Нет, это не передать словами. Каждый день я вижу его, каждый день, когда я слушаю его произведения - я слушаю его душу! Но он не обращает на меня никакого внимания. Он влюблён в свою музыку!
- А не пробовала ли ты познакомиться с ним?
- Что вы! Девице не пристало первой подходить. К тому же мне его никто не представил. Правда, - почти задыхаясь говорила девушка, - однажды он подошёл ко мне и хотел было что-то спросить, но я… не смогла…
- Ничего, дочь моя, Господь решит твою задачу… - и старенький священник взял её руки в свои.
Ночью, ещё и не светало, молодой композитор вышел из дома. Мельком взглянул на тёмное окно на третьем этаже в доме напротив и направился к старому кладбищу, возведенному ещё тысячу лет назад. И хотя начало уже сереть, так что не пришлось ему блуждать во тьме, но старинный образ он едва нашёл - так разросся дикий виноград, что скрывал под своими листьями половину Святого Лика.
Прямо перед старинной иконой стояла могила - от неё уже почти ничего и не осталось, только один надгробный камень торчал, подмытый водами, что спадали со стены во время ливня, он уже едва и держался, словно зуб во рту старика - дотронься и выпадет. Перекрестился юноша и опустился по левую сторону камня и принялся усердно молиться.
И вдруг через несколько минут почувствовал он, будто кто-кто ещё есть рядом с ним, кто-то ещё молится недалеко. Только по лёгкому дуновению ветерка и уловил. Но не стал он отрываться от молитвы, а продолжал так же усердно просить Пресвятую Деву Марию, дабы помогла ему.
Тем временем взошло солнце, первые его лучи ворвались на кладбище, полились по могильным плитам, по старым каменным крестам, по статуям; добрались они и до старинного образа.
Вспомнил тогда юноша, что ждёт его утром оркестр - для репетиции. Хотел было вскочить, но затекли ноги - опёрся на камень. Но сказано же, что старый зуб и ветерок вырвет - рухнул камень наземь.
С криком отскочил композитор от камня, увидев сквозь пыль неясную тень - словно призрак посетил кладбище. Когда же пыль осела, увидел юноша вместо призрака худенькую фигуру, закутанную в плащ - она вскочила по другую сторону камня и трепетала вся от страха.
- Кто ты? - воскликнул он. Но томное предчувствие уже дало ему ответ на вопрос - его возлюбленная испуганно глядела на запыленную помятую одежду композитора, а затем посмотрела она и в его глаза. И они сказали всё…
- Аминь, - пробормотал старенький ксьондз. Он шёл мимо кладбища в храм на утреннюю службу и невольно чуть свернул в сторону старинного образа. - Во Славу Твою, Господи. Аминь.
Киев, 2006.