Как Романовы на русский трон забрались. Часть 4. Об ошибке царя Фёдора, стоившей ему жизни, а России
Итак, Добрыничи.
Что там произошло - неведомо: то ли Григорий так жарко возжелал… гм… сердца Марины Мнишек (надо ж когда-то смирение заканчивать ;-), то ли главный Мнишек поправил мозги Лжедмитрию: “Ты это что? Мы в тебя во как вложились, Маринку даже отдать пообещали, а ты? Иди давай, воюй!”, но после изрядной оплеухи под Новгородом Северским самозванец снова решил ударить по московскому войску.
Даже после того, как, по свидетельству Маржерета, большая часть поляков его оставила. Видимо, вследствие этого, да и сумасбродной атаки под Новгородом Северским, как пишет Скрынников (Самозванцы в России…), из пятисот восьмидесяти гусар в войске Лжедмитрия осталось примерно двести.
Тем более, что как пишет тот же Маржерет, московские войска преследовали самозванца “так медленно, что казалось, не имели охоты сражаться”.
Командование войсками практически не изменилось, только вторым воеводой в Большой полк прибыл Василий Шуйский (тот самый, будущий царь), отодвинув Андрея Телятевского:
- Большой полк - князья Фёдор Мстиславский, Василий Шуйский, Андрей Телятевский.
- Полк правой руки - князья Дмитрий Шуйский и Михаил Кашин.
- Передовой полк - князь Василий Голицын и боярин Михаил Салтыков.
- Сторожевой полк - окольничий Иван Годунов и князь Михаил Туренин.
- Полк левой руки - окольничий Василий Морозов и князь Лука Щербатый.
Что же пишет Русский летописец о битве при Добрыничах?
“И паки не по мнозѣхъ днехъ бысть вторая брань на Добрыницахъ под Камарицкою волостию, ставшимся двема войскома, и паки стреляющеся ис пищалей и из луковъ тмочисленныхъ, и тако пустишася рогатины и копия торгающеся, сабли и мечи сѣкущеся, и паки бысть жестокая бран, другъ друга тщашеся вспять обратити, многое же множество обоихъ странъ падоша, земля же трупы человѣческие покрыся, крови же рѣки сташа и источницъ потекоша, страшно же и ужастно зрѣти, бранъ велика стояще и жестока. Князь же великий Василей Ивановичь Шуйской, не могий видѣти бываемых и хотя мстити первую обиду свою с правые руки с своимъ полкомъ остроумно и зѣло храбро на войско ихъ, с лѣвую же руку - Иваннъ Ивановичъ Годунов, такоже и иные наступиша. Гришкино ж войско не могий сихъ яростныхъ поражений терпѣти и плещи свои показаша, они же погнавше и досягаше и в тылъ биюще без милости сѣкуще ихъ, многое множество их побиша и много живыхъ взяша, мало их и спасошася.”
Снова сказка? В общем-то, местами да. Неизвестно, откуда архиепископ Пахомий брал все эти пассажи: “Шуйский… с правые руки…”, “с левую же руку… Годунов” - В Разрядной книге несколько по-другому записано.
Но, всё-таки, не такая сказка, как у Буссова. Вот у того… Вот уж сказка, так уж сказка: двести тысяч - в московском войске, Лжедмитрий со своими пятнадцатью тысячами напал, да как погнал московитов, как погнал, а тут - два эскадроне немецких конников (одним из которых, кстати, и командовал Маржерет), они как на войска самозванца напали, и как тех погнали, погнали - всех московитов враз спасли. А те, дурынды, стали слать гонцов к немцам, чтоб те остановились и войска самозванца дальше не гнали и не громили, еле догнали и остановили немцев. Иначе Лжежмитрию точно конец бы настал. Два немецких эскадрона - страшная сила, не чета московитской двухсоттысячной орде. Вот 6-).
Сам же Маржерет описывал сражение по-иному. Лжедмитрий двинул свою конницу с тем, чтобы отрезать московское войско от Добрыничей по-видимому, чтобы отступающие русские войска в них не засели - по иному лично у меня в голове не складывается. Князь, естественно, Мстиславский, а не Шуйский, как у Пахомия, выдвинул навстречу коннице поляков полк Правой руки и два отряда конных же наёмников, которыми командовали Маржерет и фон Розен. И поляки ударили по правому флангу русского войска. Как пишет Скрынников, “В атаке участвовало около десяти конных отрядов: двести гусар, семь рот конных копейщиков, отряд шляхты из Белоруссии и отряд русских всадников.” И “два эскадрона немецких конников” погнали. Только не поляков, а от поляков. Аккурат на тот самый полк Правой руки под командованием Дмитрия Шуйского. И полк Шуйского побежал.
И вот тут всякий читавший предыдущую мою статью должен воскликнуть: “Так это ж!...” - Таки да! События точь-в-точь повторили битву под Новгородом Северским. И вы таки будете смеяться: cбив полк Шуйского, польские конники развернулись направо и пошли на Большой полк князя Мстиславского.
Схема боя, которую я нашёл, наложенная на спутниковый снимок.
В целом схема вполне соотносится с описанием Маржерета. Правый берег Уля чуть выше левого, так что спуск конницы Лжедмитрия “в долину” вполне соответствует топографии места. После залпа стрельцов польская конница развернулась и ушла, скорее всего, на юго-запад по левому берегу Уля - зачем ей форсировать замёрзшую речку, а потом подниматься вверх пусть по пологому, но подъёму? Проще уйти на юго-запад, а там как раз несколько километров ровного пространства, где конники именно Маржерета и фон Розена могли преследовать беглецов, что таки очень согласуется с описанием сказочника Буссова. Окружение московским войском прямоугольничка на левом берегу Уля - уничтожение пехоты самозванца, с этим тоже ясно. Неясно только одно: каким макаром, бросив свой левый фланг в атаку, Лжедмитрий надеялся отрезать Мстиславского от Добрыничей? - Хм… Загадка великая это есть 4-).
Но - к бою. Маржерет пишет:
“... главная рать царская стояла неподвижно, в каком-то бесчувственном оцепенении…”
Ага. Никогда такого не было, и вот опять. Полагаю, что князь Мстиславский просто поразмыслил, что человек он уже немолодой, что второго наскока гусарских сабель его голова может не выдержать, и отдал приказ пехоте как следует подготовиться к прибытию польских гусар. И стрельцы выполнили приказ с блеском. Как опять же сообщает Маржерет, залп 10-12 тысяч ружей разнёс гусар сотоварищи вдребезги пополам: польская конница рассеялась и пустилась в бегство. Остальное шляхетство посмотрело на эту картину маслом - “Да ну вас вдаль!” - и последовало примеру гусар. Русская конница пустилась вослед и крошила поляков и им сопутствовавших на протяжении 7-8 вёрст с чувством глубокого удовлетворения. В результате Лжедмитрий потерял почти всю пехоту (5-6 тысяч только убитыми) и весь орудийный наряд.
Кстати, в гусарской атаке Отрепьев в первый и последний раз лично принимал участие в боях. Будь стрелецкая пуля чуть поудачливее, самозванец мог бы и не пережить того залпа, и Смута могла бы тут и закончиться, как следует не начавшись, но… в тот раз повезло пареньку. А вот кому, вроде бы, не повезло, так это жителям Комарицкой волости, в которую входили и Добрыничи.
Русский летописец:
“Борисъ же Комарицкою волость в то время пленити повелѣ и всякими разными муками мучити без милости, и до конца истребити и опустошити повелѣ. Такоже и сотвориша, много без числа крови християнской пролиша, якоже и иноплеменницы погании не творятъ: от мала и до велика старцы и юноши без милости мучими и погубляеми, матери со младенцами убиваеми бываху, и дщери, не познавшия чертога, оскверняеми и поругаеми, и убиваеми бываху, вся без останка потреблени быша.”
Не остался в стороне и сказочник Конрад Буссов:
“В Комарицкой волости (так называлась эта местность) они повесили на деревьях за одну ногу несколько тысяч крестьян с женами и детьми и стреляли в них из луков и из пищалей так, что на это прискорбно и жалостно было смотреть.”
Однако, просмотрев всё ПСРЛ, я не нашёл ни одного упоминания о каких-либо зверствах Годунова в Комарицкой волости. В разрядных книгах - то же. Маржерет только написал, что из пленных “... русские были повешены среди войска, …”.
Есть, правда, ещё Иное сказание - литературное произведение, написанное примерно в то же время, что и Новый летописец, и примерно с той же целью: подтвердить права Романовых на русский трон - вот там уж царь Борис расписан как полагается, упырь упырём, и, конечно же, в отношении жителей Комарицкой волости. Временник Ивана Тимофеевича Семёнова тоже живопишет Годунова не менее ярко, но относительно расправ над комаричами молчит молчмя. А дьяк Семёнов, между прочим, лично участвовал в походах против Отрепьева.
После разгрома под Добрыничами Лжедмитрий сбежал в Путивль. Погнавшиеся за ним казаки хотели было его грохнуть за предательство их товарищей - они мужественно и в большинстве своём погибли (см. прямоугольничек на схеме), но поляки подручными средствами быстро казаков вразумили - пацанчику снова повезло. Царство уплывало из рук Григория, как и… кгхм… сердце Марины Мнишек. Оставалось только ждать следующего удобного случая, и он не замедлил явиться: в апреле 1605 года царь Борис Годунов таки умер.
К тому времени всё московское войско во главе с князем Мстиславским осаждало Кромы.
Фрагмент карты Гийома де Лилля, 1706 (ну чтоб хоть как-то понятно было, что и где 6-).
В Кромах засели донские казаки под командованием атамана Корелы. Оборонялись они доблестно и отчаянно: пощады от царских войск им было не ждать. Даже когда московский орудийный наряд снёс крепостные стены в ноль, казаки закопались в землю и продолжали яростно оборонять город. И вот в такой обстановке в войска сначала приходит известие о воцарении сына Бориса - Фёдора Годунова, а затем - новая роспись командования.
Небольшое отступление о местничестве
Помните, я писал о местничестве русских князей? Просматривая разрядные книги, я каждый раз натыкался на записи, как после очередного назначения воевод на должности какой-нибудь Григорий Ромодановский начинал “бить челом государю в отечестве о щоте” - то бишь местничаться. Мол, царь-государь, я, верный слуга твой Гришка, конечно, готов тебе послужить, но чтоб мне быть под Алёшкой Басмановым - да это ж стыд и позор на весь род, я лучше жизни решусь, так что, царь-батюшка, поставь меня куда нить повыше или ещё что.
Ещё что бывало по-разному. Царь мог поставить недовольного на устраивавшее недовольного место, мог поставить его под руку воеводы, против которого тот не мог и шкнуть, что называется “без места” - без каких-либо обязанностей, а мог и внушить: “Ты это того… окстись, я всё таки царь, делай, что сказано: я так думаю!”
Самую пространную местническую челобитную, которую я нашёл, подал царю Борису князь Дмитрий Михайлович Пожарский - да-да, тот самый, будущий спаситель отечества, предводитель дворянства и русский национальный герой. Как получается из челобитной, Годунов велел матери Пожарского Марье быть у царицы Марьи вместе с княгиней Марьей Лыковой, что князь посчитал “невместным”. Случай разбирали князь М.П. Катырев, окольничий И.М. Бутурлин и дьяк Т. Витохтов, которые приговорили, что всё тики-ток, по месту. И вот недовольный приговором князь Пожарский подал челобитную царю ажник на 22 - двадцати двух! - листах. Дело кончилось ничем: князь остался без ответа. Вникать во всю эту местническую… склоку - да ну!
И вот под Кромы пришла роспись от молодого царя Фёдора Борисовича Годунова:
- Большой полк - князь Михаил Катырев-Ростовский, боярин Пётр Басманов.
- Полк правой руки - князь Василий Голицын и князь Михаил Кашин.
- Передовой полк - окольничий Иван Годунов и боярин Михаил Салтыков.
- Сторожевой полк - князья Андрей Телятевский и Михаил Туренин.
- Полк левой руки - стольник Замятня Сабуров и князь Лука Щербатый.
После чего московское войско, стоявшее под Кромами, изменило своему царю.
Полагается, что ключевую роль в этом сыграл окольничий Пётр Фёдорович Басманов - участник обороны Новгорода Северского, человек, неоднократно и щедро ласканый Борисом Годуновым, причём по заслугам. Он же приводил к присяге новому царю - Фёдору Борисовичу Годунову - и кромское войско.
Вообще весь эпизод с предательством Басманова мне показался довольно мутным. Настолько мутным, что, пожалуй, придётся написать по этому поводу отдельную небольшую статью. Если кратко, то, прочитав роспись царя Фёдора, Басманов посчитал себя обиженным, закатил истерику и уболтал остальных военачальников переметнуться от Фёдора Годунова к Гришке Отрепьеву - Лжедмитрию. Вот так просто.
Далее последовали повальные предательства русских городов, в первую очередь - южно-русских (они, кстати, ещё до Кром начали с энтузиазмом предавать, как только появилась возможность вставить фитиля клятым москалям 4-), князья с боярами тоже бросились припадать к Юшкиному сапогу (не все, не все), москвичи, чуть покобенившись, согласились с приказом Отрепьева и убили преданного ими же царя Фёдора с его матерью. И понеслась по просторам России-матушки Смута.
А как же Романовы?
Насчёт оставшихся братьев Романовых - Ивана Никитича и Филарета (Фёдора Никитича) - опять всё как-то туманно.
Согласно жизнеописанию Ивана Никитича (см., к примеру, тут), он со своим племянником - князем Иваном Борисовичем Черкасским - осенью 1602 года был послан в свою вотчину - село Клины - под надзор всё того же пристава Смирного Маматова. Однако, в Новом летописце (ПСРЛ т. 14, часть 1, 1910), на который ссылается жизнеописание, указано немного иное:
Село то же, да приставы не те. Но это - мелочь. А вот что касается Филарета, то Новый летописец сообщает:
Однако, стоить вспомнить докладную пристава Воейкова, согласно которой в феврале 1605 года Филарет ночью чуть не прибил своего соседа - старца Илинарха, и вообще относился к монахам с довольно своеобразным смирением:
"... лает их и бить хочет, а говорит де старцом Филарет старец: «Увидят они, каков он вперед будет»"
Что же касается поста и молитвы -
"... в Великий пост у отца духовного тот старец Филарет не был, и к церкви и к тебе на прощанье не приходил, и на крылосе не стоит."
Правда, Новый летописец - тот ещё источник: в своей впечатляющей работе Новый летописец: история текста исследовательница летописца В.Г. Вовина-Лебедева довольно убедительно показала, что этот источник по своему содержанию - вовсе не летописец, а литературное произведение, с большой долей вероятности созданное окружением самого "старца Филарета", бывшего уже патриархом, и его сына, царя Михаила Фёдоровича Романова - сюрприз, однако?
Что до будущего первого царя Романова, то пребывал он это время в ссылке со своей тёткой - Марфой Никитичной Черкасской. Пишут, что в жалованной грамоте царя Михаила Фёдоровича боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому от 1624 или 1625 года указано, в каких зверских условиях они с тёткой Марфой тогда жили. Однако...
Из Отписки царю Борису Годунову пристава Д.В. Жеребцова об условиях содержания княгини М.Н. Черкасской, У.С., А.Н., Т.Ф. и М.Ф. Романовых от 5-18 сентября 1602 года:
"... я, холоп твой, по твоему государеву указу, князь Борисовы княини Черкаского с товарыщи допрашивал по вся дни, чего оне похотят сверх твоего государева наказу, и чего оне попросят, и я, холоп твой, по твоему государеву жалованью им давал;"
В каких же зверских условиях велел содержать ссыльных царь Борис? А вот: Наказная память дьяку Е.Д. Вылузгину об условиях содержания княгини М.Н. Черкасской и других опальных, посланных на Белоозеро, между 24.08 и 01.09 1602 года.
"Да Давыд же писал, что он княж Борисове княгине с товарыщи дает сверх корму, чего попросят, не от велика; и ты б о том отписал, от государя царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии, к Давыду с опалою: по государеву указу велено ему во всем береженье держать, чтоб им в естве и в питье и ни в чем нужи не было, а он дает не от велика, и он бы однолично княж Борисове княгине Черкаского с товарыщи еству и питье и по запросу, чего похотят, давал по государеву указу, чтоб им ни в чем нужи не было; а что Давыд писал, что у него денег на росход не ставает, и ты б тотчас послал к нему на росход пятдесят рублев денег."
Давыд - это пристав Д.В. Жеребцов. Как понятно, у пристава кончались деньги на содержание княгини с её свитой, поэтому он начал сокращать то, что ссыльные требовали "сверх корму" - сверх нормы то есть, о чём пристав и отписал в Москву. Надо ли говорить, что тотчас же годуновские зверства усилились, и на содержание княгини с прочими ссыльными, в числе которых находился и Михаил Фёдорович, было выделено 50 рублей - изрядная по тем временам сумма.
Незадолго до этого дьяк Вылузгин, следивший за содержанием ссыльных Черкасских и Романовых, известил Годунова о болезни княжны, и царь немедленно повелел дьяку:
"... ты б взял у белозерцов, у дворян, или у детей боярских, или в монастырех, колымашки или сделати велел да ехал со княж Борисовою княгинею Черкаского, и с Олександровою женою Романова, и с Федоровыми детми в Юрьев Полской, в Федоровскую вотчину Романова, что отписана была на нас; а приехав велел им жити на Федоровском дворе всем вместе, а будет нет двора, и ты б им очистил крестьянских двора два три, где им жити лутчи, чтоб дворовой никакой нужи не было; и корм им давал доволен, еству и питье, емлючи с села и с деревень, и покоил их всем, чего они спросят, чтоб им в естве и в питье и ни в чем однолично никоторыя нужи не было."
- Знакомая картина мытарств, не правда ли? 6-)
Вот так они и жили.