Странна власть твоя, о демос: в совокупности тиран,
Страх и трепет ты внушаешь; но ввести тебя в обман
Так легко! До лести падкий, сам же лезешь ты в капкан
И на речи чьи угодно разеваешь жадный рот,
А рассудок своенравный все в изгнании живет.
...чем дальше идет вперед цивилизация, тем больше она вынуждена набрасывать покров любви на неизбежно порождаемые ею отрицательные явления, прикрашивать их или лживо отрицать, - одним словом, вводить в практику общепринятое лицемерие, которое не было известно ни более ранним формам общества, ни даже первым ступеням цивилизации и которое, наконец, достигает высшей своей точки в утверждении: эксплуатация угнетенного класса производится эксплуатирующим классом единственно и исключительно в интересах самого эксплуатируемого класса, и если последний этого не понимает и даже начинает восставать против этого, то это самая черная неблагодарность по отношению к благодетелям - эксплуататорам.
Ф.Энгельс
ИСКУССТВО ПРОПАГАНДЫ В ДРЕВНЕМ МИРЕ
Э. АЛЕКСИН
Приведено по: Вопросы истории. 1969. № 12. C.89-102
История искусства идейно-психологического воздействия на ум и чувства людей уходит в глубь веков. Дошедшие до нас памятники древности красноречиво свидетельствуют о том, что это искусство является ровесником древнейших цивилизаций.
Первобытное человеческое общество, основанное на родовом объединении людей, сначала не испытывало и не могло испытывать потребности в социально-корыстной идейно- психологической обработке членов общества со стороны какой-либо группы людей, поскольку в этом обществе не было классов и, следовательно, не существовало классовых интересов. Хотя на той стадии развития и имелись определенные социальные противоречия, они носили иной характер. Ф.Энгельс отмечал, что "родовой строй вырос из общества, не знавшего никаких внутренних противоположностей, и был приспособлен только к нему. У него не было никаких других средств принуждения, кроме общественного мнения".1
С ростом производительных сил, повышением производительности труда и появлением новых производственных отношений родовое общество сменяется другим, связанным уже с территориальными объединениями людей. С появлением частной собственности - основы классовых противоречий - столкновения различных социальных интересов становятся неизбежными, поскольку имущественные различия нарушают социальное единство и приводят к антагонизму. Общество раскалывается на богатых и бедных, на свободных и рабов, на эксплуататорское меньшинство и эксплуатируемое большинство. Появляется государство. В новом обществе "отныне свободно развертываются классовые противоречия и классовая борьба".2 Поэтому государство возникает как орудие защиты политических и экономических интересов имущих лиц, как аппарат для угнетения одного класса другим. С выделением господствующего класса и сосредоточением в его руках политической и экономической власти возникает необходимость убеждения эксплуатируемого большинства, во-первых, в том, что интересы господ полностью совпадают с интересами всего общества, и, во-вторых, что существующее положение вещей незыблемо и справедливо. "Поэтому, - писал Ф.Энгельс, - чем дальше идет вперед цивилизация, тем больше она вынуждена набрасывать покров любви на неизбежно порождаемые ею отрицательные явления, прикрашивать их или лживо отрицать, - одним словом, вводить в практику общепринятое лицемерие, которое не было известно ни более ранним формам общества, ни даже первым ступеням цивилизации и которое, наконец, достигает высшей своей точки в утверждении: эксплуатация угнетенного класса производится эксплуатирующим классом единственно и исключительно в интересах самого эксплуатируемого класса, и если последний этого не понимает и даже начинает восставать против этого, то это самая черная неблагодарность по отношению к благодетелям - эксплуататорам".3 Так возникает искусство оказания идейно-психологического воздействия на людей, неотделимое от искусства управления государством.
Институт государственной власти с его атрибутами возник примерно пять-шесть тысяч лет тому назад. Появилась наследственная знать, в руках которой концентрировалась верховная племенная, военная и религиозная власть. Привилегированные группы лиц - старейшины, военачальники, жрецы - умножали свои богатства за счет народа, все более возвышаясь над ним. Постепенно зародилась монархия, осуществлявшая в интересах сохранения своего господства насилие, как физическое, так и идейно-психологическое.
Последнее приняло различные формы морального воздействия на умы людей. Во славу египетских фараонов, вавилонских царей, римских императоров высекались гигантские обелиски, барельефы и статуи, сооружались великолепные храмы и дворцы, возводились пирамиды и колонны, создавались непревзойденные шедевры искусства, являвшиеся, по сути дела, не чем иным, как формой прижизненной либо посмертной пропаганды личности монархов. Монументальное искусство той эпохи было призвано способствовать укреплению верховной власти. Нередко оно давило на народные массы, убеждало трудовые низы в их беспомощности перед "сверхъестественной", "мистической" силой всемогущего властелина, заставляло беспрекословно подчиняться его воле. По мере объединения мелких государств под эгидой более сильного монарха расцветает и великолепие, окружавшее этого монарха: вводятся атрибуты высшей власти - головные обручи, жезлы, знамена и штандарты, растет свита царедворцев. Эти внешние признаки власти также призваны способствовать повышению авторитета монарха и свидетельствовать о его могуществе, оказывая психологическое влияние на народ как своего, так и соседних государств. Монархи уже не довольствуются простым прибавлением к своему титулу имени бога. Титул становится свидетельством тех или иных, действительных либо мнимых, заслуг. Хаммурапи (XVIII в. до н. э.) называл себя "царем могучим, царем Вавилона, царем четырех стран света, вседержителем Земли"; Мардукапалиддин (VIII в. до н.э.) - "царем мира, царем всего Шумера и Аккада, царем Вавилона.., царем, не имеющим себе равных"; повелитель Ирана Дарий (VI-V вв. до н. э.) так определял свои достоинства: "Я, Дарий, царь великий, царь царей, царь всех земель и языков, царь этой земли, великий и могучий, Ахеменид".4 Порой при перечислении титулов монарха к его имени добавлялись определения, подчеркивавшие его высокие моральные качества: "щедрый", "добрый", "справедливый" и т.д. Фараон XII династии Древнего Египта Аменемхет I (XX в. до н.э.) приказал написать о себе:
Я был тем, кто возделывал злаки и любил бога плодородия,
Нил приветствовал меня во всех долинах,
Никто не голодал в годы моего правления,
Никто не страдал тогда от жажды,
Люди жили в мире, в котором я правил, говоря обо мне5
Одним из излюбленных египетскими фараонами приемов психологического воздействия на массы был разговор с мертвым предком, ставшим, согласно древнеегипетской религии, богом. В таком разговоре, тщательно подготавливавшемся жрецами, мертвый предок восхвалял правящего властелина и призывал подвластный ему народ сохранять верность фараону, если хочет избежать несчастий. Аналогичные представления организовывались в тех же целях и в более поздних цивилизациях.
Уже в Древнем Египте дети обучались грамоте по текстам, восхвалявшим верховную власть и личность фараона.6 Литературные памятники всего мира той поры свидетельствуют, что искусство психологического воздействия широко применялось и в политической борьбе за власть. В древнеиндийских эпических памятниках "Махабхарата" и "Рамаяна", в эпизодах, описывающих борьбу за власть и торжество одних группировок над другими, содержится прямая пропаганда политических воззрений одной из них, стремившейся к объединению страны. В III в. до н.э. при китайском императоре Цинь Ши- хуанди принимались жесточайшие меры для подавления критики в адрес правящей династии со стороны ее противников: книги, содержавшие высказывания враждебного характера по отношению к личности императора и существующей форме правления, безжалостно уничтожались; лица, проповедовавшие враждебные правящей династии взгляды, подвергались смертной казни. Право на существование имели лишь точки зрения и идеи, отвечавшие интересам правящей верхушки. Все, что в какой-либо степени угрожало ей, объявлялось вне закона. "То, что считает правдой владыка, и мы должны считать правдой, - поучал две тысячи триста лет назад китайский философ Мо-цзы, - что считает ложью владыка, и мы должны считать ложью".7
Во II в. до н.э. господствующей официальной идеологией в Китае было признано учение конфуцианца Дун Чжун-шу и представителей той же школы, утверждавших, что императоры всех эпох получают "небесный мандат" на управление народами. В одном из китайских трактатов рубежа н.э. говорилось, что властелин не может быть неправ, поскольку "Небо создает народ и ставит над ним владыку, чтобы тот охранял его и не давал ему свернуть с пути истинного... Любовь Неба к своему народу безмерна. И нельзя даже предположить, что оно поставило над ним человека для того, чтобы совращать его". Согласно теории древнекитайских философов, "нельзя давать народу разум, а нужно держать его в неведении", ибо, по их мнению, разумными людьми труднее управлять.8 Подобные взгляды на протяжении всей истории составляли идейное кредо всех реакционных и антинародных режимов.
Повышению авторитета и могущества монархов в значительной степени способствовали также успешные войны. Военные подвиги монархов-полководцев прославлялись в мифах и гимнах, увековечивались в текстах, покрывавших стены дворцов, храмов и гробниц, описывались в мельчайших подробностях на глиняных табличках и папирусах - этих древнейших предках средств современной печатной пропаганды. Памятники ассиро- вавилонской культуры - ярчайшее свидетельство того, как еще в III тысячелетии до н.э. местные цари-военачальники привлекали лучших мастеров к созданию произведений искусства, восхвалявших верховную военную мудрость и личную смелость правителя. Стены дворцов украшались барельефами, изображавшими эпизоды победоносных походов царей и дарственные приношения побежденных народов победителям. Так, на цилиндрах с клинописными текстами от эпохи Асархаддона и Ашшурбанипала (VII в. до н.э.) повествуется о кровавых победах, одержанных над врагами, и перечисляются неимоверные трофеи. С войнами же возникает необходимость в чисто военной пропаганде, основной задачей которой было сплотить силы вокруг монарха и поддержать моральный дух воинов в борьбе с врагами, а также внести смятение и панику в ряды противника, подорвав его дух и волю к борьбе. Военная пропаганда использовалась и в целях разжигания ненависти к противнику. В таких случаях вражескому государству, армии, ее военачальникам приписывались (или в их действиях намеренно выделялись) отрицательные качества, вызывавшие у воинов жажду мщения. Так, в клинописных надписях XXV в. до н.э. от имени правителя города Урук детально рассказывается, как его враги из племени гутеев умыкали жен у мужей, отнимали детей у матерей и оставляли после себя разоренные земли и опустошенные жилища.
Интересным памятником древности, свидетельствующим о внимании к вопросам ведения психологической войны в древнейших цивилизациях, является древнеиндийская "Артхашастра" ("Учение о пользе"), написанная в IV в. до н.э. и впоследствии переработанная и дополненная. В этом трактате, в частности, предлагается засылать в стан врагов секретных агентов, чтобы они сеяли смуту и распространяли среди воинов противника слухи об их неизбежном поражении. Что касается своей армии, то в "Артхашастре" предлагается всячески вдохновлять воинов, внушая им уверенность в их непобедимости. "Когда завоеватель, - говорится там, - стремится захватить вражескую деревню, он должен вдохновить своих собственных людей и напугать врагов, превознося силу своего всеведения и свою близость к богам".9 Искусством морального воздействия на противника, то есть искусством ведения психологической войны, интересовались и в Древнем Китае. Литературные источники того времени упоминают, что с целью подавления духа противника воины шли в сражение, как правило, под музыку и с развевающимися знаменами. В работе известного военного теоретика Сунь Цзы "Книга о войне" подчеркивалась важность подрыва в стане врага воли к сопротивлению с помощью распространения всевозможных слухов, в частности о превосходящих силах выступающих против него армий и о наличии измены в его собственных рядах. Сунь Цзы принадлежит известный афоризм: "Если вы знаете врага и знаете себя, то вам не следует опасаться за исход сотни сражений. Если вы знаете себя, но не знаете врага, то на каждую вашу победу будет приходиться по поражению. Но если вы не знаете ни себя, ни врага, то вы глупец и будете терпеть поражение в каждом сражении".10
Наряду с пропагандой, которая преследовала чисто военные цели, в древнейших государствах уделялось значительное внимание и военно-политической пропаганде. В I тысячелетии до н.э. на территории Китая существовал ряд небольших самостоятельных царств, часто враждовавших между собой. В конце III в. до н.э. длительные войны между ними завершились созданием централизованной китайской империи Цинь. Именно в период этих войн получила особое развитие военно-политическая пропаганда, осуществлявшаяся врагами Цинь с помощью странствующих философов, которые засылались с целью разъяснения народу гибельных для него последствий возможного порабощения его правителями Цинь. Затем, с созданием этой империи, на смену местному сепаратизму пришел великодержавный шовинизм, позднее, в период Хань, принявший общеханьский (общекитайский) характер и основанный на теории, согласно которой ненависть к иностранцам является средством возбуждения патриотических чувств. Влияние тогдашних древнекитайских философов на политическую жизнь страны было настолько велико, что их взгляды нередко составляли теоретическую основу государственной политики правящих кругов.
Существенное влияние на развитие искусства психологического воздействия на массы оказали методы, выработанные в странах античного мира. Кое в чем наблюдалось заимствование традиций Древнего Востока, особенно в результате войн, торговли, путешествий или создания крупных государственных образований типа монархии Александра Македонского. Аристократия Древней Греции и Рима, а за нею и древнеримские императоры в исторически довольно короткий срок освоили некоторые восточные "тонкости" управления государством, однако применяли психологическое оружие в политических и военных целях, пожалуй, с большей целеустремленностью и мастерством, нежели это делалось в древних цивилизациях Востока. Так, классическая Греция стала родиной новых форм патриотической поэзии, пропагандировавших идею государственного и народного единства. Уже в VII-VI вв. в произведениях поэтов, в частности в балладах лесбийца Алкея, широко представлена тема борьбы с тиранами и войны против внешних врагов. Авторами поистине всеэллинского звучания были Тиртей, вдохновлявший сограждан элегическими поэмами, воспевавшими гражданские добродетели спартанцев и их боевые подвиги, и Симонид, автор хоровых лирических произведений о героях войны и спортивных состязаний. Глубоко патриотическими можно считать эпические поэмы "Илиаду" и "Одиссею", воспитавшие не одно поколение греков в духе беззаветной любви к родине. В то же время в обстановке сложной междоусобной борьбы различных территорий и городов- государств в VI в. до н.э. эти поэмы сыграли роль произведений, способствовавших достижению общеэллинского единства, и стали действенным методом пропаганды идеи сплочения разобщенных земель в единое греческое государство.
Трагедии великих драматургов Эсхила (525-456 гг.) и Еврипида (480-406 гг.) тоже были по-своему ярко выраженными пропагандистскими творениями, исполненными патриотического пафоса, воспевающими героизм и противопоставляющими его индивидуализму и эгоизму. Политическая сатира составляла основу комедий Аристофана (445-385 гг.), бичевавшего и высмеивавшего пороки афинского общества ("Осы", "Всадники", "Птицы"). Образы, созданные Аристофаном, сродни такому острому пропагандистскому оружию наших дней, как политическая карикатура. Скажем, его пьеса "Лисистрата" до сих пор занимает почетное место в ряду произведений антивоенного цикла. Выдающийся историк Геродот явился автором первого в истории человечества капитального пропагандистского труда - патриотической истории. Это дало основание Б.Расселу назвать Геродота (с некоторым преувеличением) "платным пропагандистом Афинского государства". Наконец, "Риторику" Аристотеля (384-322 гг.) можно считать первым дошедшим до наших дней учебником устной пропаганды, классическим исследованием ораторского мастерства как метода оказания психологического воздействия на массы. В этом трактате рассматривается самая теория ораторских доказательств, выясняются цели ораторского искусства, анализируются речевой стиль и образные средства языка.
Красноречие, вообще широко практиковавшееся в древности, было доведено греками до совершенства и составляло основу устной пропаганды, применявшейся идеологами рабовладельческой власти, как аристократами, так и демократами, в интересах укрепления существующего строя. Выделение ораторского мастерства в качестве одной из основных форм пропаганды идей объясняется тем, что впервые в истории человечества свободные граждане Афин начали принимать самое активное участие в политической жизни своего города-государства и получили реальную возможность оказывать существенное влияние на политику. Разногласия между правящими группировками обострили необходимость пропаганды и контрпропаганды с целью завоевания общественного мнения. В условиях отсутствия других средств массового общения важнейшей формой психологического воздействия на общественность могло стать только живое слово. Игры, театральные представления, собрания, суды и религиозные празднества были превращены в арену политической борьбы между враждующими группировками, нанимавшими наиболее блестящих ораторов для выступлений перед народом с пропагандой выгодных этим группировкам идей и политических решений. Устная пропаганда, формировавшая общественное мнение, дополнялась, хотя и в менее значительной степени, распространением рукописных книг, авторами которых были те же ораторы или философы.
Знаменитый мыслитель Платон (427-348 гг.) лучше многих других философов древнего мира представлял себе природу и роль устной пропаганды. Его взгляды на отдельные аспекты психологического воздействия живого слова сохраняют свое практическое значение даже в наши дни. В известных "сократических" диалогах Платона, особенно в "Горгии", содержатся мысли об искусстве красноречия и умении оратора оказать психологическое влияние на аудиторию. Он сравнивает пути лечения болезней с методами, применяемыми риторами, и разъясняет, что таким же образом, как в медицине предписанные лекарства и диета возвращают здоровье и силу человеческому телу, соответствующие речи и правильное воспитание восстанавливают веру и добродетель в человеческой душе. Платон особо подчеркивал важность воспитания юного поколения, которое он сравнивал с молодыми побегами растения, нуждающимися в главном внимании со стороны землепашца. Живое слово, подчеркивал Платон, обладает большей эффективностью и силой, чем написанное. Он заявлял устами действующего лица диалогов, его учителя Сократа: "Написанные слова... обладают странными качествами и очень походят на картину. Существа, изображенные на картине, выглядят живыми, но, если задать им вопрос, они хранят торжественное молчание. То же происходит и с написанными словами: вам могло показаться, что они заявляли о чем- то, как если бы они обладали разумом. Но, если вы зададите им вопрос, желая узнать, о чем они говорят, они будут повторять лишь одно и то же".11 Под мастерством красноречия Платон понимал способность оратора убедить слушателя в разумности той или иной идеи, в целесообразности какого-то шага. Поэтому ритор должен знать мысли и чаяния тех, кого он пытается в чем-то убедить. Платон прямо подчеркивал, что конкретные слова могут убедить в разумности определенного шага только одну категорию людей, в то время как в отношении другой категории лиц эти слова могут оказаться абсолютно бездейственными.
Исходя из таких рекомендаций, правители древнегреческих государств давали целенаправленные задания нанимаемым ими ораторам. Плутарх (46-120 гг.) упоминает, что такой мастер риторики, как Демосфен (384-322 гг.), получал деньги за выступления в поддержку той или иной политической группировки. Особую известность снискал Демосфен своими "Филиппихами" - страстными речами, вдохновлявшими афинян к сопротивлению агрессору, царю Филиппу Македонскому. Называя Филиппа непримиримым врагом демократии, Демосфен призывал греков оказывать всяческое содействие тем, кто ему сопротивлялся. "Лучше умереть тысячью смертей, чем покориться Филиппу!" - этот лозунг, выдвинутый Демосфеном, содействовал сплочению греков перед лицом внешней угрозы. Свидетельством того, сколь серьезную опасность представляла для македонян пропагандистская деятельность Демосфена, является предъявленное Александром Македонским требование Афинам о выдаче восьми наиболее популярных общественных деятелей, в числе которых был назван и Демосфен. Попали в этот перечень и другие ораторы: финансист Ликург, адвокат Гиперид, Тимарх. В свою очередь, промакедонскую партию тоже возглавляли крупные ораторы - Исократ, Эсхин, Демад, Филократ.
У Геродота (V в. до н.э.) в его "Истории" упоминается об интересном факте, относящемся к периоду греко-персидских войн. Речь идет о пропагандистском маневре, к которому прибег архонт Фемистокл в попытке заручиться поддержкой ионийцев для войны с персами. Он отправился на корабле к местам, где ионийцы снабжались пресной водой, и приказал высечь на камнях, расположенных вблизи от источников, следующие слова: "Люди Ионии, вы не должны воевать со своими отцами и помогать закабалению греков. Лучшее из того, что вы можете сделать, - это присоединиться к нам. Если это невозможно, вы могли бы, по крайней мере, оставаться нейтральными и просить карийцев сделать то же самое. Если вы не можете сделать ни того, ни другого, а вынуждены служить персам под столь сильным давлением, что оно исключает дезертирство, вам, тем не менее, открыт еще один путь: в очередном сражении вспомните, что мы и вы принадлежим к одной крови, что наша ссора с Персией началась из-за вас, и откажитесь воевать".12 Не правда ли, это похоже на нынешние листовки, распространяемые воюющими сторонами в ходе военного конфликта? Применяли греки и такой вид психологического оружия, как звуковые эффекты, стремясь напугать, деморализовать и дезориентировать противника, например, в войне с царем Лидии Крезом.
К числу блестящих ораторов Древней Греции относился и афинский правитель 444-429 гг. Перикл, умевший своими страстными речами вдохновлять людей и придавать им силы в борьбе с трудностями. Историк Фукидид (460-395 гг.), в частности, приписывает Периклу яркое выступление в храме перед огромной толпой афинян, павших духом и истощенных эпидемией и Пелопоннесской войной: "Знайте, что наш город носит величайшее имя во всем мире, поскольку его жители никогда не поддавались несчастьям, принесли в жертву больше жизней и пережили больше страданий, чем какой-либо другой народ. Даже если мы будем вынуждены в конечном итоге отказаться от части нашего величия, всегда будет жить память о том, что из всех эллинов именно мы правили наибольшим количеством подданных, противостояли нашим врагам, и одиночным и объединенным, в самых грозных войнах и вообще были жителями города, благословленного всеми видами богатства и величия. Ленивые могут критиковать нас, но предприимчивые станут нам подражать, а неудачники - завидовать".13 Будучи хорошим оратором, Перикл, впрочем, отдавал себе отчет в слабости речевого метода психологического воздействия в тех случаях, когда излишне частые выступления одного и того же лица приедались толпе и вызывали реакцию, обратную желаемой. Поэтому сам он выступал перед народом в исключительно редких случаях и тщательно готовился к каждому выступлению. Когда же в его личном публичном выступлении не было необходимости, он поручал держать речь, особенно по менее важным вопросам, своим единомышленникам. В результате каждое его выступление являлось уже само по себе крупным событием, привлекало огромное внимание и вызывало энтузиазм у толпы. Современник Перикла комик Эвполид, настроенный по отношению к нему враждебно, тем не менее вынужден был отдать ему должное:
Вот говорить-то мастер был он, как никто.
Бывало, выйдет речь сказать к народу,
Так, точно в беге состязатель славный,
Враз, десять дав шагов вперед, любого
Оратора побьет...
Как и восточные монархи, правители Древней Греции уделяли большое внимание вопросам пропаганды личности. Они именовали себя смелыми, могущественными, объявляли прямыми потомками богов, пытаясь утвердить за собой право на неограниченную власть в государстве. В труде "Параллельные биографии", в главе о Фемистокле, Плутарх рассказывает, что Фемистокл, будучи исключительно честолюбивым по натуре человеком, всячески стремился к тому, чтобы своими выступлениями и действиями произвести наилучшее впечатление на афинских граждан. После избрания его командующим флотом он уклонялся от выполнения своих обязанностей в обычные дни, откладывая их на и без того полный событиями день отплытия кораблей. А в последний день занимался решением огромного количества дел одновременно и встречался со множеством людей, способствуя тем самым распространению народной молвы о себе как о великом и всесильном государственном деятеле. Фемистокл практиковал использование разнообразных приемов воздействия на массы в тех случаях, когда общественное мнение складывалось не в его пользу и когда ему не удавалось склонить афинян на свою сторону. В таких случаях он организовывал великолепные театральные представления и привлекал такие средства психологического давления на массы, как предсказания оракулов и божественные знамения, выступая в роли сценариста и постановщика этих пропагандистских зрелищ.
Захвативший в 560 г. до н.э. правление в Афинах Писистрат, стремясь укрепить свою власть, первоначально выдавал себя за вождя аттического крестьянства, чем обеспечил себе значительную поддержку со стороны неимущих. Известен случай, когда по указанию Писистрата специально подыскали женщину, неизвестную в Афинах, которую загримировали под богиню Афину Палладу. Стоя бок о бок с ней, Писистрат проехал на колеснице, демонстрируя особое расположение к нему богов. Александр Македонский всенародно объявил себя сыном Зевса (дождавшись, правда, кончины своего отца Филиппа). Плутарх так описывает беседу с оракулом, во время которой были получены "неопровержимые данные" о божественном происхождении молодого македонского царя. Александр поинтересовался, понесли ли должное наказание убийцы Филиппа. Оракул якобы ответствовал, что истинный отец Александра бессмертен, после чего заверил Александра; что тот вскоре станет владыкой мира. Довольный царь щедро вознаградил организаторов инсценировки- служителей храма и поспешил оповестить сограждан, в первую очередь собственную мать, о своем прямом происхождении от Зевса. Забавно, что при беседе с Александром оракул обратился к нему со словами: "О, пайдион" ("О, сын мой"), прозвучавшими как "О, пайдиос" ("О, сын бога"). Как будто бы именно нечеткое произношение и использовал Александр, не постеснявшийся предать память об отце перед лицом всей Греции. В вопросах, касавшихся царственного величия, Александр, как и многие другие честолюбивые правители, особой щепетильностью и сентиментальными чувствами не отличался. Это не помешало части демоса - свободных эллинов, стоявших ранее за демократические формы правления, перейти на сторону монарха. Один из античных поэтов восклицал:
Странна власть твоя, о демос: в совокупности тиран,
Страх и трепет ты внушаешь; но ввести тебя в обман
Так легко! До лести падкий, сам же лезешь ты в капкан
И на речи чьи угодно разеваешь жадный рот,
А рассудок своенравный все в изгнании живет.
продолжение, окончание и библиография в комментариях
Девчонки и мальчишки, а также их родители, учительницы, учителя и даже студенты, скачайте бесплатно для ваших рефератов, "презентаций"... И прочитайте.