Как-то раз в погорелом театре им. нашего шестого или седьмого класса давали литературные чтения по ролям. Наша учительница, строгая дама с трудно выговариваемым именем Алевтина Аполлинарьевна, великолепный, кстати, русист, но как литератор несколько суховатая, решила оживить гуманитарную часть школьной программы. Первая сцена - признание лжецаревича Лжедмитрия в любви Марине Мнишек - отыгранная моими одноклассниками, имела большой успех. Дородная уже в те времена девочка Н., исполненная взрослой, и оттого кажущейся королевской, грации, и милый брюнет И. вполне блистали.
Успех, как это принято, хочется повторить и закрепить. Так что, когда по прошествию некоторого времени и в соответствии с программой мы подошли к новому произведению, способному быть разыгранным по ролям, сомнений даже не возникло.
У меня не было ни грации, ни популярности в классе - зато имелись аццкая застенчивость, нескладность и огромное самомнение. Впрочем, я думаю, это мало кого интересовало - главным доводом, как обычно, стал формальный: я была отличницей.
Роль мне досталась - просто загляденье. Драмы там содержалось на несколько порядков больше, чем у стервозной Мнишек, так что я вполне видела, где размахнуться плечом и прочими конечностями.
Как сейчас помню: стою я, такая, у доски, на возвышении. Рядом пыхтит напарник - спокойный и невозмутимый Д., с которым мы еще во втором классе разыгрывали басню "Лиса и тетерев". Тетерев, кстати, из него получился знатный. Как оказалось позже, все-таки это была вершина творчества Д. - пфе, актер одной роли, никакой системы Станиславского... :)
Так вот. Стою я такая. Кофточка бабушкой вязаная, юбочка плиссированная синенькая. Две косички. Честный отличницкий взгляд. Вспоминаю первые строки и авторскую ремарку. Аккуратно выхожу за дверь. Спиной чувствую потрясенное молчание аудитории.
Впрочем, тишина была недолгой. Дверь распахнулась буквально чуть ли от пинка, и я, решительная и прекрасная, чеканя шаг, ворвалась в класс. Нахально обвела всех взглядом категории "как на говно" (о, это был миг триумфа!! хехе) и громко сообщила: "В Нерчинск! Закладывать скорей!!"
Д. охренел. Такой подставы он не ожидал. Бенефиса меня ему, я так понимаю, было совсем не надо - прочесть бы уже текст с выражением, и отвалить.
"Пришел я - встретить Вас", - пробормотал он и уставился в одну точку. Препирательства героев начались: шли они скомкано, Д. продолжал блистательно играть тетерева, бубня текст себе под нос, но разве это могло остановить прекраснейшую княгиню Трубецкую? Зря, что ли, Николай Алексеевич написал столько трепетных строк? Мой эмоциональный накал вздымался все резче и выше (АА смотрела на меня несколько испуганно и, я так чувствую, сильно жалела о своей инициативе), меня несло по волнам лирики, и наконец-то мы добрались до главного. Ради чего, как говорится, все и писалось.
Обличительные строки "Нет! В этот вырубленный лес меня не заманят! Здесь были дубы до небес, а нынче пни торчат..." (ужас, стихи просто ужасные, ну да ладно) я пафосно провыла, слегка раскачиваясь, яростно жестикулируя и по малолетству не задумываясь, в доме какого цвета закончила бы свои дни Трубецкая, если бы имела склонность к такой аффектации.
Зато "Вернуться - все простя?" я практически прошептала, трагически воздев руки и заломив брови домиком не хуже, чем актер Безруков. На мой взгляд, получилось достаточно потрясенно - не знаю уж, что подумали при этом зрители. Наша сценка из жизни благородного дворянства заканчивалась словами "Молчите, генерал" - дальше в тексте шли строки о рабстве и "Я - женщина, жена", но цензура жестоко вымарала сей логический финал разговора.
Надо ли говорить, что "Молчите, генерал!" я произносила в гробовой тишине?
Больше литературных чтений по ролям в нашем классе не было. :)