Клубничка. Как вы любите.
Навеяло постингом френдессы. Весьма безобидным, едабельным и летним.
Мои взаимоотношения с клубникой складывались непросто. Дело в том, что там, где я рос - одновременно со мной существовал совхоз «Тимирязевский», который выращивал в том числе и её. И имел под неё огромные поля.
У совхоза «Тимирязевский», как и у всех агропредприятий бескрайнего Советского Союза, каждый год случалась одна беда из двух. На выбор.
Малая беда - и большая.
Малая беда так и называлась: неурожай! О, это была так себе беда - бедёнка! Селяне разводили натруженные грабки в сторону, с лядащим вздохом: что ж тут поделать, НЕУРОЖАЙ! В самом слове - ответ на все вопросы. Не родила, не шмогла земля рОдная. Клубника в такой год была красно-жёлто-зелёная, как флаг Боливии или Литвы. Причём с преимуществом к жёлто-зелёному. Было её мало и была она мелка.
Но всё равно продавалась с лотков совхоза «Тимирязевский», расставленных по всему городу: кто-то мутил из неё какие-то варенья, кто-то компоты…
Большая же беда звалась «Урожай!!!» - и была гораздо страшнее малой.
По наступлению большой беды поселянам без привлечения городской интеллигенции уже было никак. Видимо, самым страшным грехом считалось оставить гнить спелую ягоду в полях.
С окрестных НИИ и прочих культурных учреждений взимался натурой оброк, который даже оплачивался: в один такой урожайный год, насобирав, например, девять ящиков ягоды, десятый ты мог забрать себе. Типа "бесплатно".
Норма была плавающей: если большая беда - урожай! - выдавалась совсем прямо большой, просто национальная катастрофа - то можно было прямо 1 к 2 собирать: половину себе - половину государству.
…На практике норм никто не блюл. Мы, дети, вообще собирали, извините, в рот, большую часть. И однажды, во время очередной такой национальной катастрофы - урожая клубники невиданного, году так в 84-ом прошлого века - я так обожрался этой немытой клубники прямо с грядки, что меня с жутким дрищём даже на скорой собирались увезти, но ограничились, однако, простым промыванием желудка и чем-то там активированным, для профилактики дальнейших рецидивов.
Остальные тоже не страдали излишней (в данном случае) отчётной грамотой и честностью: мешки и пакеты, а также персональные ящики набирались в первую очередь, государственные закрома наполнялись по остаточному принципу, и никто особо за это не теснился, т.к. если уж у нас урожай - то это пиздец, товарищи, и клубнику эту всё равно даже за копейки не распродашь в срок кондиции. А посему - тащите, пока руки не отвалятся и кушайте на здоровьичко.
Забавно, кстати: однажды стал свидетелем эдакого производного ложными посылами вселенной антисемитизма, возмутившего даже тогдашнего меня до глубины души: бригадирша-матершинница-поселянка, совхозница означенного совхоза, глядя на прибывший контингент, пасущийся на грядках клубники, презрительно процедила сквозь зубы: «Как у нас чего-то много, так на грядке - по жиду!» - это она имела ввиду кандидатско-докторский контингент, также насильно сюда свезённый, как и моя мама со мной, из своих физико-математических НИИ города Долгопрудного, что имел несчастье также базироваться по соседству. Как назло, они там все, как на подбор, действительно были представителями определённой национальности. Но меня возмутило данное обобщение: словно они сюда на халяву поклевать клубники слетелись, добровольно, а не всех их, как нас…
…Клубнику эту я, к тому времени, ненавидел уже. Уж не знаю, почему, но в семье тоже не особо уважали эту ягоду. Ели вяло, без фанатизма, и двух горстей или одной маленькой корзинки хватило бы, чтоб всех этой клубникой удовлетворить. Кислятина, фу. Толи дело - малина лесная! Вот это - да, это ягода. А ваша эта клубника - хрень какая-то, мутант земляники. Ну, как по мне.
Куда нам было её ящиками запасать?! Мама тоже, походу, воспринимала это как проклятие. Которое надо просто как-то пережить. Выбросить нельзя! (см. про колхозников и оставленную в поле гнить ягоду). Надо обязательно что-то сделать! И делали: клубника в сахаре, варенье, - господи, потом, спустя лет пятнадцать, ещё периодически находили и выкидывали эти засахаренные банки… не было пределов запасливости советского человека!
И ещё одно воспоминание, связанное с клубникой, и тоже - негативное.
Мы с поля возвращались. Клубника уже «отходила», слава Богу! Битва за урожай (подумать только!) - подходила к концу, и урожай, хвала Будде, проигрывал в этой битве. Научные сотрудники разнообразных НИИ, приобретя за время эпичной битвы экзотический своеобразный загар на бексайде, и такие же экзотические и своеобразные навыки (в числе которых «открыть консерву при помощи костра без рук»; «распитие бутылки Шампанского в отсутствии бутылки Шампанского»; а также «изготовление презервативов из подручных средств»)- потихоньку приходили в себя и привыкали к городской жизни.
Мы, волоча очередной ящик клубники, расфасованный во все пакеты и сумки, а может быть - гораздо больше ящика - подходили к подъезду нашего дома, когда нас догнала какая-то совершенно замученная женщина, и сообщила, что ищет нас с утра, и что «ваш дедушка - умер, вон там, на остановке, возле ЗАГСа!» - выпалила она это.
Было 2 июля 1984 года. Дедушка действительно умер на остановке возле ЗАГСа. Вышел из автобуса, взялся за сердце одной рукой - а другой за деревце, только посаженное пионерами… и умер.
Это был мамин папа, и мама была с нами "на клубнике".
…И хотя смерть деда к клубнике, строго говоря, не имела никакого отношения - горький вкус и не менее грустный привкус этой клубники, тогдашней, урожая 1984 года - я запомнил на всю жизнь…
Счастья всем. И - не думайте о секундах. Свысока…
Мои взаимоотношения с клубникой складывались непросто. Дело в том, что там, где я рос - одновременно со мной существовал совхоз «Тимирязевский», который выращивал в том числе и её. И имел под неё огромные поля.
У совхоза «Тимирязевский», как и у всех агропредприятий бескрайнего Советского Союза, каждый год случалась одна беда из двух. На выбор.
Малая беда - и большая.
Малая беда так и называлась: неурожай! О, это была так себе беда - бедёнка! Селяне разводили натруженные грабки в сторону, с лядащим вздохом: что ж тут поделать, НЕУРОЖАЙ! В самом слове - ответ на все вопросы. Не родила, не шмогла земля рОдная. Клубника в такой год была красно-жёлто-зелёная, как флаг Боливии или Литвы. Причём с преимуществом к жёлто-зелёному. Было её мало и была она мелка.
Но всё равно продавалась с лотков совхоза «Тимирязевский», расставленных по всему городу: кто-то мутил из неё какие-то варенья, кто-то компоты…
Большая же беда звалась «Урожай!!!» - и была гораздо страшнее малой.
По наступлению большой беды поселянам без привлечения городской интеллигенции уже было никак. Видимо, самым страшным грехом считалось оставить гнить спелую ягоду в полях.
С окрестных НИИ и прочих культурных учреждений взимался натурой оброк, который даже оплачивался: в один такой урожайный год, насобирав, например, девять ящиков ягоды, десятый ты мог забрать себе. Типа "бесплатно".
Норма была плавающей: если большая беда - урожай! - выдавалась совсем прямо большой, просто национальная катастрофа - то можно было прямо 1 к 2 собирать: половину себе - половину государству.
…На практике норм никто не блюл. Мы, дети, вообще собирали, извините, в рот, большую часть. И однажды, во время очередной такой национальной катастрофы - урожая клубники невиданного, году так в 84-ом прошлого века - я так обожрался этой немытой клубники прямо с грядки, что меня с жутким дрищём даже на скорой собирались увезти, но ограничились, однако, простым промыванием желудка и чем-то там активированным, для профилактики дальнейших рецидивов.
Остальные тоже не страдали излишней (в данном случае) отчётной грамотой и честностью: мешки и пакеты, а также персональные ящики набирались в первую очередь, государственные закрома наполнялись по остаточному принципу, и никто особо за это не теснился, т.к. если уж у нас урожай - то это пиздец, товарищи, и клубнику эту всё равно даже за копейки не распродашь в срок кондиции. А посему - тащите, пока руки не отвалятся и кушайте на здоровьичко.
Забавно, кстати: однажды стал свидетелем эдакого производного ложными посылами вселенной антисемитизма, возмутившего даже тогдашнего меня до глубины души: бригадирша-матершинница-поселянка, совхозница означенного совхоза, глядя на прибывший контингент, пасущийся на грядках клубники, презрительно процедила сквозь зубы: «Как у нас чего-то много, так на грядке - по жиду!» - это она имела ввиду кандидатско-докторский контингент, также насильно сюда свезённый, как и моя мама со мной, из своих физико-математических НИИ города Долгопрудного, что имел несчастье также базироваться по соседству. Как назло, они там все, как на подбор, действительно были представителями определённой национальности. Но меня возмутило данное обобщение: словно они сюда на халяву поклевать клубники слетелись, добровольно, а не всех их, как нас…
…Клубнику эту я, к тому времени, ненавидел уже. Уж не знаю, почему, но в семье тоже не особо уважали эту ягоду. Ели вяло, без фанатизма, и двух горстей или одной маленькой корзинки хватило бы, чтоб всех этой клубникой удовлетворить. Кислятина, фу. Толи дело - малина лесная! Вот это - да, это ягода. А ваша эта клубника - хрень какая-то, мутант земляники. Ну, как по мне.
Куда нам было её ящиками запасать?! Мама тоже, походу, воспринимала это как проклятие. Которое надо просто как-то пережить. Выбросить нельзя! (см. про колхозников и оставленную в поле гнить ягоду). Надо обязательно что-то сделать! И делали: клубника в сахаре, варенье, - господи, потом, спустя лет пятнадцать, ещё периодически находили и выкидывали эти засахаренные банки… не было пределов запасливости советского человека!
И ещё одно воспоминание, связанное с клубникой, и тоже - негативное.
Мы с поля возвращались. Клубника уже «отходила», слава Богу! Битва за урожай (подумать только!) - подходила к концу, и урожай, хвала Будде, проигрывал в этой битве. Научные сотрудники разнообразных НИИ, приобретя за время эпичной битвы экзотический своеобразный загар на бексайде, и такие же экзотические и своеобразные навыки (в числе которых «открыть консерву при помощи костра без рук»; «распитие бутылки Шампанского в отсутствии бутылки Шампанского»; а также «изготовление презервативов из подручных средств»)- потихоньку приходили в себя и привыкали к городской жизни.
Мы, волоча очередной ящик клубники, расфасованный во все пакеты и сумки, а может быть - гораздо больше ящика - подходили к подъезду нашего дома, когда нас догнала какая-то совершенно замученная женщина, и сообщила, что ищет нас с утра, и что «ваш дедушка - умер, вон там, на остановке, возле ЗАГСа!» - выпалила она это.
Было 2 июля 1984 года. Дедушка действительно умер на остановке возле ЗАГСа. Вышел из автобуса, взялся за сердце одной рукой - а другой за деревце, только посаженное пионерами… и умер.
Это был мамин папа, и мама была с нами "на клубнике".
…И хотя смерть деда к клубнике, строго говоря, не имела никакого отношения - горький вкус и не менее грустный привкус этой клубники, тогдашней, урожая 1984 года - я запомнил на всю жизнь…
Счастья всем. И - не думайте о секундах. Свысока…