Проза, классики и критиканство
Вот тут господин Быков (Дмитрий) лихо припечатал покойника-Довлатова. Кому "многа букофф" - перескажу тезисно: Довлатов - не литература от слова "совсем", так, байка и похмельный трёп лузера. А те читатели, которым он нравится - ну, сами понимаете. Это даже хуже, чем Довлатов - ниже среднего, хорошо хоть читать умеют, поросята безвкусные.
Поскольку я как раз принадлежу к числу поклонников прозы Довлатова, то не могу промолчать, конечно же.
Т.е. я, когда читаю (и с удовольствием) Довлатова, - смотрюсь словно в зеркало, по мнению господина Быкова. Что ж, очень может быть. Тем более, что в этом нет ничего не нормального: наверное, мы все "примеряем на себя" героев любого романа любого писателя, если в принципе роман нам нравится.
Я как раз сейчас перечитываю Довлатова. Мне в силу личных обстоятельств интересен его феномен, т.к. он эмигрировал. И, как всем известно, - "не вписался". Да, его печатали и читали. В русскоязычной эмигрантской тусовке и полулегально - на растаявшей в тумане родине. Но для американцев он практически не существовал. Никто и никогда не узнает за этой лёгкой прозой, с шуточками и прибауточками (и отнюдь не бородатыми остротами, не надо тут ля-ля, г-н Быков - это у вас остроты чудовищного уровня пошлости встречаются частенько, а "широко жил партизан Боснюк", например - это стало настоящей классикой) - какая человеческая трагедия стояла за этим. Сам Довлатов считал, что язык составляет 80% человеческой идентичности.
После того, как уехала его жена, писатель стоял перед дилеммой, и обе дороги вели в никуда и были тяжелы: либо оставаться догнивать в Советском Союзе, где его не только не печатали ("к счастью", как считает Быков), но и считали неблагонадежным. Нынешнее поколение вряд ли поймёт это тактильно: в СССР, если столь близкий родственник, как жена с дочкой, уехали в США - оставшийся муж находился под жёстким колпаком, даже если бы публично отрёкся и проклял бы своих родственников, не говоря уже о том, что Довлатов, конечно же, этого не делал. А тот факт, что оставшийся был не токарем на заводе, а непечатаемым писателем, сиречь вольнодумствующей интеллигенцией, - лишь усугублял: его не травили, но провоцировали. И в покое бы не оставили: Конторе гораздо спокойней таких держать за решёткой было. Поэтому уверен, что рано или поздно его бы спровоцировали на высказывание или ещё какое-то действие - да и посадили бы. Тупо и беспринципно. И писатель это понимал.
Но и эмиграция была для него тяжёлым выходом из ситуации (а точнее - выходом не была) - абсолютное незнание языка и тамошних реалий, писатель прекрасно отдавал себе отчёт в том, что фактически, называя вещи своими именами, сядет станет обузой всем, и/или будет жить на эмигрантское пособие, но самое главное даже не эта материальная, меркантильная сторона, а такое понятие, как "самореализация", категорически важная вещь не только для писателя, для любого человека - вот её как раз не будет! Нету в СССР (по определённым причинам, и вовсе не по бездарности или серости, как уверяет нас Быков - в СССР куда бОльшая серость и бездарность пролезала в массовую печать, не надо опять-таки ля-ля для нубов) и не будет - там. Выбирай-ка.
...В этой ситуации сохранить лёгкость слога, умение иронично смотреть на жизнь и неприятности, умение посмеяться как над собой, так и над ситуацией - это нужен большой талант и дар от Бога!
Кстати, г-н Быков считает, что проза Довлатова "на уровне баек" как бы поднимает анекдот до уровня литературы (анекдот - это литература, г-н Быков, странно, что вы этого не знаете или не признаете), а очень среднего читателя этой прозы до каких-то там высот (толи до уровня "писателя вообще", толи до уровня самого Довлатова - я так и не понял, но это видимо потому, что я - очень средний, да), до которых ему подыматься категорически не следует. Пусть господин Быков покажет мне писателя, проза которого опускает читателя в полное говно и помогает ему осознать, что его, читателя, жизнь - полная унизительная серость и беспросветность, как и положено очень среднему человеку. Уверен, проза такого "писателя" будет пользоваться огромной "популярностью".
А может быть, это как раз г-н Быков увидел себя в довлатовской прозе? Увидел и испугался, ибо очень может статься, что от Быкова не останется ни улицы в Нью Йорке, ни (самое главное) - сколь-нибудь значительного количества преданных читателей (перечитывателей) его нетленки, после его смерти? Иным я не могу объяснить внимание к Довлатову, особенно если автор критики считает его таким посредственным.
Книги Довлатова учат читателя очень важной вещи: они учат его относиться с юмором и иронией к происходящему ужасу. Поэтому и ужас Довлатова нельзя сравнивать с ужасом Шаламова, упоминаемого Быковым. Или Солженицына. От рассказов Шаламова веет могильным холодом, смертью после смерти, нескончаемым кошмаром. Он пережил это, он это описал, в этом его дар, это его крест. То же можно сказать и про Солженицына, в определённой степени. И Довлатов пережил это (по своему), и тоже своим даром описал, и это описание ценно именно тем, что позволяет взглянуть на трагедию под другим углом. И может быть, она не покажется такой трагичной. И может быть, кому-то, оказавшемуся в аналогичных ситуациях - в эмиграции ли (как я), когда от семьи отделяет океан, или охранником на зоне, или в тюремной камере, или в отделении (не дай Бог) охранки - эта ирония, этот юмор придаст жизненных сил.
Чтобы выжить.
Если хоть одному человеку это помогло или поможет - значит, писатель уже классик и абсолютно заслуженно имеет свою армию поклонников.
Сделайте так, чтоб про вас и вашу прозу и поэзию, господин Быков, можно было сказать то же самое (в масштабах вечности, или хотя бы всей человеческой жизни, а не в рамках ежедневной политинформации и смехуёчков про путина в стиле "юрийгагарин") - и уверен, вы тоже совершенно заслуженно будете иметь свою аудиторию преданных поклонников.
А если не можете или не получается, то нападать на тех, кто смог и оставил - последнее дело.
Поскольку я как раз принадлежу к числу поклонников прозы Довлатова, то не могу промолчать, конечно же.
Т.е. я, когда читаю (и с удовольствием) Довлатова, - смотрюсь словно в зеркало, по мнению господина Быкова. Что ж, очень может быть. Тем более, что в этом нет ничего не нормального: наверное, мы все "примеряем на себя" героев любого романа любого писателя, если в принципе роман нам нравится.
Я как раз сейчас перечитываю Довлатова. Мне в силу личных обстоятельств интересен его феномен, т.к. он эмигрировал. И, как всем известно, - "не вписался". Да, его печатали и читали. В русскоязычной эмигрантской тусовке и полулегально - на растаявшей в тумане родине. Но для американцев он практически не существовал. Никто и никогда не узнает за этой лёгкой прозой, с шуточками и прибауточками (и отнюдь не бородатыми остротами, не надо тут ля-ля, г-н Быков - это у вас остроты чудовищного уровня пошлости встречаются частенько, а "широко жил партизан Боснюк", например - это стало настоящей классикой) - какая человеческая трагедия стояла за этим. Сам Довлатов считал, что язык составляет 80% человеческой идентичности.
После того, как уехала его жена, писатель стоял перед дилеммой, и обе дороги вели в никуда и были тяжелы: либо оставаться догнивать в Советском Союзе, где его не только не печатали ("к счастью", как считает Быков), но и считали неблагонадежным. Нынешнее поколение вряд ли поймёт это тактильно: в СССР, если столь близкий родственник, как жена с дочкой, уехали в США - оставшийся муж находился под жёстким колпаком, даже если бы публично отрёкся и проклял бы своих родственников, не говоря уже о том, что Довлатов, конечно же, этого не делал. А тот факт, что оставшийся был не токарем на заводе, а непечатаемым писателем, сиречь вольнодумствующей интеллигенцией, - лишь усугублял: его не травили, но провоцировали. И в покое бы не оставили: Конторе гораздо спокойней таких держать за решёткой было. Поэтому уверен, что рано или поздно его бы спровоцировали на высказывание или ещё какое-то действие - да и посадили бы. Тупо и беспринципно. И писатель это понимал.
Но и эмиграция была для него тяжёлым выходом из ситуации (а точнее - выходом не была) - абсолютное незнание языка и тамошних реалий, писатель прекрасно отдавал себе отчёт в том, что фактически, называя вещи своими именами, сядет станет обузой всем, и/или будет жить на эмигрантское пособие, но самое главное даже не эта материальная, меркантильная сторона, а такое понятие, как "самореализация", категорически важная вещь не только для писателя, для любого человека - вот её как раз не будет! Нету в СССР (по определённым причинам, и вовсе не по бездарности или серости, как уверяет нас Быков - в СССР куда бОльшая серость и бездарность пролезала в массовую печать, не надо опять-таки ля-ля для нубов) и не будет - там. Выбирай-ка.
...В этой ситуации сохранить лёгкость слога, умение иронично смотреть на жизнь и неприятности, умение посмеяться как над собой, так и над ситуацией - это нужен большой талант и дар от Бога!
Кстати, г-н Быков считает, что проза Довлатова "на уровне баек" как бы поднимает анекдот до уровня литературы (анекдот - это литература, г-н Быков, странно, что вы этого не знаете или не признаете), а очень среднего читателя этой прозы до каких-то там высот (толи до уровня "писателя вообще", толи до уровня самого Довлатова - я так и не понял, но это видимо потому, что я - очень средний, да), до которых ему подыматься категорически не следует. Пусть господин Быков покажет мне писателя, проза которого опускает читателя в полное говно и помогает ему осознать, что его, читателя, жизнь - полная унизительная серость и беспросветность, как и положено очень среднему человеку. Уверен, проза такого "писателя" будет пользоваться огромной "популярностью".
А может быть, это как раз г-н Быков увидел себя в довлатовской прозе? Увидел и испугался, ибо очень может статься, что от Быкова не останется ни улицы в Нью Йорке, ни (самое главное) - сколь-нибудь значительного количества преданных читателей (перечитывателей) его нетленки, после его смерти? Иным я не могу объяснить внимание к Довлатову, особенно если автор критики считает его таким посредственным.
Книги Довлатова учат читателя очень важной вещи: они учат его относиться с юмором и иронией к происходящему ужасу. Поэтому и ужас Довлатова нельзя сравнивать с ужасом Шаламова, упоминаемого Быковым. Или Солженицына. От рассказов Шаламова веет могильным холодом, смертью после смерти, нескончаемым кошмаром. Он пережил это, он это описал, в этом его дар, это его крест. То же можно сказать и про Солженицына, в определённой степени. И Довлатов пережил это (по своему), и тоже своим даром описал, и это описание ценно именно тем, что позволяет взглянуть на трагедию под другим углом. И может быть, она не покажется такой трагичной. И может быть, кому-то, оказавшемуся в аналогичных ситуациях - в эмиграции ли (как я), когда от семьи отделяет океан, или охранником на зоне, или в тюремной камере, или в отделении (не дай Бог) охранки - эта ирония, этот юмор придаст жизненных сил.
Чтобы выжить.
Если хоть одному человеку это помогло или поможет - значит, писатель уже классик и абсолютно заслуженно имеет свою армию поклонников.
Сделайте так, чтоб про вас и вашу прозу и поэзию, господин Быков, можно было сказать то же самое (в масштабах вечности, или хотя бы всей человеческой жизни, а не в рамках ежедневной политинформации и смехуёчков про путина в стиле "юрийгагарин") - и уверен, вы тоже совершенно заслуженно будете иметь свою аудиторию преданных поклонников.
А если не можете или не получается, то нападать на тех, кто смог и оставил - последнее дело.