Позорное клеймо Маннергейма: от исторического спора к гражданской войне
Решение власть предержащих всё-таки установить в Санкт-Петербурге памятную доску Карлу Маннергейму (своё отношение к этому историческому деятелю я уже излагал на страницах ИА REGNUM: За что Мединский хочет восславить палача нашего народа? Казус «российского Маннергейма»: неизбывность провинциальности) ставит, по крайней мере, два серьёзных вопроса.
Вопрос первый: в какой мере у нас в стране власть учитывает мнение общественности?
Многочисленными пиар-инициативами нам пытаются доказать, что она его учитывает, причём в полной мере. Но вот перед нами вопиющий случай пренебрежения этим мнением. Петербуржцы выступают против увековечения памяти Маннергейма в их родном городе, это очевидный факт. Прошлогодняя попытка сделать это вызвала широкий отклик возмущения и по всей России. Тем не менее, доска вновь наготове и может быть установлена.
В Кремле, видимо, считают, что главное, что сегодня интересует граждан России - это проблемы социально-экономического выживания. Максимум - вопросы, связанные с образованием и отчасти культурой. А вот вопрос формирования исторической памяти - это дело избранных. Более того, дело, которое так или иначе может служить вспомогательным инструментом для решения актуальных политических задач.
Нет, формирование исторической памяти - это вопрос всенародной ответственности. Здесь попытки обойти мнение большинства если и удадутся, то лишь кратковременно. А на дальнюю перспективу такой подход точно будет вредоносным.
Упорство в навязывании современному российскому обществу особенного отношения к фигуре Карла Маннергейма помимо внешнеполитических мотивов, ориентированных на Финляндию и Западную Европу в целом, имеет, как мне видится, и явную промонархическую составляющую. Это вопрос номер два, который тоже требует прояснения.
В музее Маннергейма в Хельсинки посетителям из России настойчиво подчёркивают, что Маннергейм всю жизнь был предан последнему российскому императору, чей портрет он якобы держал на своём рабочем столе. Маннергейм мог любить Николая II, а мог с уважением относиться к Ленину, из рук которого финны, наконец, получили долгожданную независимость. Что это меняет в вопросе об его участии вместе с Гитлером в войне на уничтожение против нашей страны и, в первую очередь, в блокаде города на Неве?
В силу привязанности к дореволюционной России Маннергейм был сторонником скорейшего заключения мира с СССР в 1944 году, - говорят нам? А по-моему, в этой позиции, когда исход войны был уже ясен, нет ничего удивительного: естественное стремление к самосохранению - и личному, и общенациональному. Маннергейм за неё получил от Сталина спокойную и комфортную старость - достаточно.
Особенное отношение к служилым людям из Европы при русском дворе - это, надо сказать, давняя петербургская традиция, идущая от Петра I. В Ленинграде установку такой доски представить невозможно. Ленинград и Маннергейм несовместимы. А Петербург и Маннергейм? Наверное, если выхолостить из Петербурга всё ленинградское, то их можно будет с натяжкой совместить. Но надо ли это делать такой ценой?
Гражданская война закончилась в нашей стране в 1921 году, причём известным образом. 22 июня 1941 года те, кто не согласился с победой Советской власти, получили возможность достойно признать это, встав на защиту Родины. Те, кто вместе с её смертным врагом пошёл против неё человеконенавистническим походом, поставили себя в положение не противников Советской власти, а предателей и врагов своего народа.
В эту категорию врагов ещё раньше перешёл и Маннергейм. Все попытки доказать иное, тем более внедряя его в качестве достойной почитания фигуры русской истории, приведут не иначе как к продолжению гражданского противостояния. Кому это нужно?
Михаил Демурин
Подробности на ИА REGNUM: https://regnum.ru/news/polit/2143260.html