Десталинизация Дмитрия Медведева и смердяковское лобби
Михаил Демурин (политолог)
Правительство Российской Федерации утвердило «Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий»
15 августа 2015 года распоряжением Правительства Российской Федерации была утверждена «Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий». Таким образом, смердяковскому лобби всё-таки удалось протащить через руководство нашей страны отклонённую четыре года тому назад программу, которая тогда, подготовленная для одобрения Д.А.Медведевым в его бытность президентом, называлась «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении». Это событие, которое будет иметь серьёзные последствия, особо не афишировалось и осталось в тени новостей.
«Но почему эту программу отложили в 2011 году?» - спросит читатель. Однозначного ответа на этот вопрос у меня нет. Возможно, слова «тоталитарный режим» на фоне попыток Европы приравнять политическое устройство СССР в 1930-х - 1950-х годах к режиму нацистской Германии звучали в официальном документе слишком вызывающе. Или кто-то понял абсурдность самой мысли об отсутствии в стране «национального примирения» - мог ли разделённый народ победить того, перед кем оказались беспомощны «сплочённые» западные демократии? А если в 1940-х и после он был сплочённым, то кто его потом разделил?
Так или иначе, политическая задача была поставлена, её протагонисты взяли паузу, подшлифовали формулировки и вот в год 70-летия Победы все-таки протолкнули свои идеи пусть и не на подобающем такой значимой политической программе президентском уровне, но всё же на уровне премьера. А для обоснования внимания к этому документу со стороны правительства напичкали текст фразами о «социальных ценностях», как будто культурных или исторических ценностей у нашего народа уже не осталось, «инновационном развитии», «укреплении позитивного образа страны за рубежом», и даже о том, что «мемориализация» (слово-то какое!) жертв политических репрессий «позволит создать дополнительные рабочие места».
Я писал о прошлых потугах навязать стране идею десталинизации вместо настоятельно необходимых ей дегорбачевизации и деельцинизации, и буду рад, если читатель обратится к той моей статье. Что же касается документа, одобренного на прошлой неделе, то здесь акцент несколько смещён с личности И.В.Сталина (и это понятно, ибо уважение к этой исторической фигуре в нашей стране в последние годы возрастает) на предстоящее в 2017 году столетие двух русских революций - февральской и октябрьской. Ясно, однако, что инвективы авторов документа направлены только в адрес второй, хотя толкнули страну в пропасть устроители первой, в то время как власть, возникшая после октября 1917, её из этой пропасти вытащила. Тем не менее, только она обвиняется в документе в том, что «разорвала традиции» и привела к «утрате преемственности культурного опыта». Насильственное отречение императора и трансформация страны из монархии в республику - это, видимо, были действия в пользу сохранение традиции и преемственности.
Впрочем, ожидать объективности от авторов концепции не приходится: она явно политически ангажирована. Поэтому и получается, что вслед за более или менее корректной формулировкой, касающейся принципов её будущей реализации, в которой, в частности, подчёркивается важность «осознания трагичности общественного раскола, повлекшего за собой события 1917 года, гражданскую войну, массовые политические репрессии», буквально через пару страниц говорится о «революционных трансформациях 1917 года, повлекших за собой раскол общества». Если даже по такому принципиально важному и одновременно очевидному вопросу у авторов концепции однозначной позиции нет, то на какой основе будет вестись разработка рекомендованных «образовательных и просветительских программ по этой теме»?
Гонения на религию в принципе и особенно на православие в 1920-е и 1930-е, как и ставшая последствием гражданской войны вынужденная эмиграция - это трагедии. Их корни, между тем, вовсе не в «опыте России после 1917 года», а всё в том же общественном расколе, особенно ярко проявившемся в России во второй половине XIX века, но существовавшем и ранее. Возлагать вину за них только на советскую власть - как минимум, упрощенчество.
Тем более печально для документа правительственного уровня выглядит попытка вменить в вину политическому режиму СССР ликвидацию - и это в XX веке! - индивидуального крестьянского хозяйства как основы экономики страны. Что-то я не слышал, что британский истеблишмент каялся за огораживание. Не каялись и Романовы за многочисленные трагедии голода в Российской Империи. Наоборот, совершенно очевидно, что именно коллективная форма сельхозпроизводства позволила обеспечить продовольствием промышленность и армию в 1941 - 1945 годах и тем самым гарантировала победу.
Немало говорит об авторах «концепции» и фраза, в которой через запятую перечисляются и те, кто в результате репрессий был лишён жизни, и те, кто потерял имущество. Сделано это, понятно, для того чтобы свободно оперировать тезисом о «многих миллионах» - то ли жертв, то ли пострадавших.
Политические репрессии были, и среди репрессированных было немало невинных людей. Все они были реабилитированы. Были и те, кто был подвергнут в 1920-е - 1950-е годы различного рода наказаниям обоснованно, это были враги существовавшего тогда в нашей стране строя, её противники, и это исторический факт, с ним бессмысленно спорить. Об их числе говорит хотя бы более чем миллионная цифра тех, кто сознательно, мотивируя свой шаг враждой к советской власти, пошёл на службу к гитлеровцам. И вот концепция нам предписывает: «Недопустимыми являются продолжающиеся попытки оправдать репрессии особенностями времени…»
Это вообще детский сад какой-то, если говорить серьёзно: задача ведь состоит не в том, чтобы что-то в истории оправдать или заклеймить, а в том, чтобы объяснить, разобраться в причинах. Теперь попытку сделать это будет легко переквалифицировать в категорию «попытка оправдания». Прямо как у прибалтов: кто отрицает антиисторичную в своей сути концепцию «советской оккупации», того в суд. Не может, не должно в общественном взгляде на историю быть субъективности. Для себя лично мы можем что-то в истории оправдывать или осуждать, а делать так в общенациональном масштабе - вещь заведомо конъюнктурная.
Я, например, читая фразу о «недопустимости оправдания», сразу вспомнил и «письме 42-х» от 5 октября 1993 года. Его ещё иногда в интернете называют «Раздавить гадину!». Вот цитата из него: «Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной… демократии?» Тупые негодяи - это сограждане тех «деятелей культуры», кто подписал это письмо. Просто в конфликте октября 1993 года они были оппонентами Ельцина и его окружения. Или вот ещё один документ - «Обращение собрания демократической общественности Москвы к президенту России Б.Н. Ельцину» от 8 октября 1993 года. В нём тоже репрессии не просто оправдываются, к ним призывают!
Кто призывает? Борцы за «права человека» и «свободы». Те из подписавших эти документы, кто ещё жив и в своей позиции не раскаялся, наверное, радуются, что сегодня есть надежда уже в рамках государственной программы заставлять каяться за другие репрессии, а не за те, к которым они сами призывали власть. Сама же власть тоже не готова сказать всю правду о событиях того октября, о том, как она расправилась со своими противниками - рядовыми защитниками Верховного Совета, но свои репрессии объясняет именно особыми обстоятельствами того исторического момента в жизни нашей страны, или, как деликатно пишут авторы концепции, «особенностями времени».
Вот оселок желания занять действительно принципиальную позицию по отношению к политическим репрессиям как инструменту политической борьбы! Причем не в середине, а в конце XX века, то есть после всех и всяких осуждений репрессий, пространно поименованных в концепции. Сделать это будет посложнее, чем попытаться в интересах капитала смазать празднование 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции навязыванием стране одновременного «покаяния» в связи с 80-летием репрессий 1937 года. Они, как известно, были направлены, прежде всего, против самих революционеров и защитников левой идеи в гражданской войне. А война эта, напомню, шла со сторонниками буржуазной революционной идеи, точно так же готовыми прибегнуть к инструменту политических репрессий, как в то время большевики и как ельцинцы в 1993 году.
И последнее. Как же авторы концепции намерены оценивать её «эффективность»? В соответствующем разделе девять пунктов. В семи из них говорится о количестве - объектов, экспозиций, публикаций, пользователей. В двух - о численности (работников, студентов и исследователей). И ни в одном - о качестве. Качестве понимания своей истории. Причём не утилитарно-политическом, а настоящем.
Оригинал статьи Михаила Демурина на ИА REGNUM: http://regnum.ru/news/polit/1956363.html