равнодушность бочковой селедки
Тут у нас в районе станции метро «каширская» порой происходят страшные вещи! Однажды что-то взорвалось и от этого где-то там выбило стекла. Были раненые. Но больше было любознательных. Часто незнакомые крысы перебегают дорогу незнакомым людям. Здесь же, конечно, продается всякая нехитрая снедь вроде слоек и самсы с сыром. Есть казино, ЕИРЦ и неопрятно одетые, дурно пахнущие люди с всякими сумками или пакетами в руках.
И вот однажды, стоя там, мирно покуривая, на заплеванной автобусной остановке южного административного округа, я увидел неопохмелившегося гришковца. Я может и не обратил на него внимания, если б на лацканах его пиджака помимо жирных пятен и пыли не было навешано восемь колокольчиков с красными лентами. У меня такой только один. остался с последнего школьного звонка.
Пальцы гришковца были в засохшей крови, лицо в щетине, в очках не хватало одной линзы, на брюках различались следы подошв, и башмаки, конечно, тоже были грязные. Он сидел, пошатываясь на низкой лавочке и губы его шевелились. Я подошел поближе чтобы услышать, что он говорит:
- Купите книжку, господа! Купите книжку пожалуйста - бубнил он. Хорошая книжка сам писал. Купите.. или пива. дайте пива, граждане. Не для себя же прошу. Для общественности, и от имени её... умрет же писатель. Прям здесь умрет. Прямо сейчас возьмет и сдохнет. С бубенцами на лацканах. Ах, как это символично! Типичный псевдогерой нашего времени умирает как второсортный шут!..
Зачарованый этим монологом я незаметил, как подошел автобус. Гришковец, моментально сгруппировавшись, с неожиданной прытью забрался туда сквозь бабулек с сумками-тележками, мимо антизайцевого турникета, и плюхнулся на заднее сиденье у дверей.
Незнаю, сколько я стоял там. И сколько выкурил сигарет еще. Но пока одна из них не обожгла мне пальцы, я не понимал, что этот чертов писака уехал в моем автобусе.
А что, если он едет к той самой остановке с названием «мечта», где я ни разу не выходил?
И вот однажды, стоя там, мирно покуривая, на заплеванной автобусной остановке южного административного округа, я увидел неопохмелившегося гришковца. Я может и не обратил на него внимания, если б на лацканах его пиджака помимо жирных пятен и пыли не было навешано восемь колокольчиков с красными лентами. У меня такой только один. остался с последнего школьного звонка.
Пальцы гришковца были в засохшей крови, лицо в щетине, в очках не хватало одной линзы, на брюках различались следы подошв, и башмаки, конечно, тоже были грязные. Он сидел, пошатываясь на низкой лавочке и губы его шевелились. Я подошел поближе чтобы услышать, что он говорит:
- Купите книжку, господа! Купите книжку пожалуйста - бубнил он. Хорошая книжка сам писал. Купите.. или пива. дайте пива, граждане. Не для себя же прошу. Для общественности, и от имени её... умрет же писатель. Прям здесь умрет. Прямо сейчас возьмет и сдохнет. С бубенцами на лацканах. Ах, как это символично! Типичный псевдогерой нашего времени умирает как второсортный шут!..
Зачарованый этим монологом я незаметил, как подошел автобус. Гришковец, моментально сгруппировавшись, с неожиданной прытью забрался туда сквозь бабулек с сумками-тележками, мимо антизайцевого турникета, и плюхнулся на заднее сиденье у дверей.
Незнаю, сколько я стоял там. И сколько выкурил сигарет еще. Но пока одна из них не обожгла мне пальцы, я не понимал, что этот чертов писака уехал в моем автобусе.
А что, если он едет к той самой остановке с названием «мечта», где я ни разу не выходил?