* дочитываю
Честно говоря, это поразительно.
Я перечитываю эту книгу уже 5ый раз, и каждый раз - как по-новому.
Сейчас я дочитаю её, захлопну - и не смогу процитировать ни строчки! Но смогу на пальцах объяснить всё то, о чём там говорилось.
И ещё один момент - книга грубо говоря- о секте. Да да, есть бог (Абраксас), есть последователи, всё как надо.
Но суть в том, что философия и, прошу прощения, программа этой секты и этого бога - это потрясающе умная и гениальная в своей простоте теория! Если абстрагироваться от множества художественных наслоений, то можно получить колосальное моральноу удовлетворение.
И каждый раз я читаю и по-новому смотрю на то, что там написано. Однако ж, всё равно чувсвую - да, это было, это так и есть. И это было до меня, и будет после меня.
Г.ГЕССЕ, "ДЕМИАН. ИСТОРИЯ ЮНОСТИ ЭМИЛЯ СИНКЛЕРА"
Мы всегда слишком сужаем границы своей личности! Мы причисляем к своей личности всегда только то, в чем усматриваем какую-то индивидуальную, какую-то отличительную особенность. Но состоим то мы из всего, что есть в мире, каждый из нас; и точно так же как наше тело носит в себе всю родословную развития до рыб и еще дальше назад, так и в душе у нас содержится все, чем когда-либо жили души людей. Все боги и черти, которые были когда-либо, будь то у греков, китайцев или у зулусских кафров, все они в нас, все налицо как возможности, как желания, как выходы из положения. Если бы вымерло все человечество и остался один- единственный, сколько-нибудь способный ребенок, которого ничему не учили, то этот ребенок снова обрел бы весь ход вещей, снова смог бы создать богов, демонов, рай, заповеди и запреты, ветхие и новые заветы - решительно все.
- Ну, хорошо, - возразил я, - но в чем же тогда состоит ценность индивидуума? Почему мы еще стремимся к чему-то, если в нас все уже есть в готовом виде?
- Стоп! - с жаром воскликнул Писториус. - Это большая разница, только ли вы носите мир в себе или еще и знаете это! Безумец может родить мысли, которые напомнят Платона, а какой-нибудь смирный ученичок гернгутерской школы творчески осмысляет глубокие мифологические рассуждения, которые встречаются у гностиков или у Зороастра. Но он ничего об этом не знает! Он - дерево или камень, в лучшем случае животное, пока он не знает этого. Но как только забрезжит первая искра такого знания, он становится человеком. Вы же, наверно, не считаете всех двуногих, которых встречаете на улице, людьми только потому, что они ходят прямо и вынашивают своих детенышей девять месяцев? Вы же видите, что многие из них - рыбы или овцы, черви или ежи, многие - муравьи, многие - пчелы! Так вот, в каждом из них заложены возможности очеловечения, но принадлежат ему эти возможности только тогда, когда он о них догадается, когда частично даже их осознает.
Такого примерно рода были наши разговоры. Редко приносили они мне что-то совсем новое, совсем уж неожиданное. Но все, даже самый банальный, упорно и тихо били в одну точку во мне, все помогали моему становлению, все помогали мне сбрасывать с себя кожу за кожей, пробивать скорлупу за скорлупой, и после каждого я чуть выше, чуть вольнее поднимал голову, пока моя желтая птица не вытолкнула свою прекрасную хищную голову из разбитой оболочки миропорядка.
Я перечитываю эту книгу уже 5ый раз, и каждый раз - как по-новому.
Сейчас я дочитаю её, захлопну - и не смогу процитировать ни строчки! Но смогу на пальцах объяснить всё то, о чём там говорилось.
И ещё один момент - книга грубо говоря- о секте. Да да, есть бог (Абраксас), есть последователи, всё как надо.
Но суть в том, что философия и, прошу прощения, программа этой секты и этого бога - это потрясающе умная и гениальная в своей простоте теория! Если абстрагироваться от множества художественных наслоений, то можно получить колосальное моральноу удовлетворение.
И каждый раз я читаю и по-новому смотрю на то, что там написано. Однако ж, всё равно чувсвую - да, это было, это так и есть. И это было до меня, и будет после меня.
Г.ГЕССЕ, "ДЕМИАН. ИСТОРИЯ ЮНОСТИ ЭМИЛЯ СИНКЛЕРА"
Мы всегда слишком сужаем границы своей личности! Мы причисляем к своей личности всегда только то, в чем усматриваем какую-то индивидуальную, какую-то отличительную особенность. Но состоим то мы из всего, что есть в мире, каждый из нас; и точно так же как наше тело носит в себе всю родословную развития до рыб и еще дальше назад, так и в душе у нас содержится все, чем когда-либо жили души людей. Все боги и черти, которые были когда-либо, будь то у греков, китайцев или у зулусских кафров, все они в нас, все налицо как возможности, как желания, как выходы из положения. Если бы вымерло все человечество и остался один- единственный, сколько-нибудь способный ребенок, которого ничему не учили, то этот ребенок снова обрел бы весь ход вещей, снова смог бы создать богов, демонов, рай, заповеди и запреты, ветхие и новые заветы - решительно все.
- Ну, хорошо, - возразил я, - но в чем же тогда состоит ценность индивидуума? Почему мы еще стремимся к чему-то, если в нас все уже есть в готовом виде?
- Стоп! - с жаром воскликнул Писториус. - Это большая разница, только ли вы носите мир в себе или еще и знаете это! Безумец может родить мысли, которые напомнят Платона, а какой-нибудь смирный ученичок гернгутерской школы творчески осмысляет глубокие мифологические рассуждения, которые встречаются у гностиков или у Зороастра. Но он ничего об этом не знает! Он - дерево или камень, в лучшем случае животное, пока он не знает этого. Но как только забрезжит первая искра такого знания, он становится человеком. Вы же, наверно, не считаете всех двуногих, которых встречаете на улице, людьми только потому, что они ходят прямо и вынашивают своих детенышей девять месяцев? Вы же видите, что многие из них - рыбы или овцы, черви или ежи, многие - муравьи, многие - пчелы! Так вот, в каждом из них заложены возможности очеловечения, но принадлежат ему эти возможности только тогда, когда он о них догадается, когда частично даже их осознает.
Такого примерно рода были наши разговоры. Редко приносили они мне что-то совсем новое, совсем уж неожиданное. Но все, даже самый банальный, упорно и тихо били в одну точку во мне, все помогали моему становлению, все помогали мне сбрасывать с себя кожу за кожей, пробивать скорлупу за скорлупой, и после каждого я чуть выше, чуть вольнее поднимал голову, пока моя желтая птица не вытолкнула свою прекрасную хищную голову из разбитой оболочки миропорядка.