В дни конца эпохи танской,
в дни лишений и побед
Юрь Давыдыч Левитанский
был особенный поэт.
Вот война платочком машет,
ей что бездарь, что талант.
Юрь Давыдыч был не маршал,
Юрь Давыдыч - лейтенант.
Лейтенантом, пёхом, смехом…
В канцелярии небес
Юрь Давыдыч ведал эхом -
отражением словес.
Династические танцы
в их последние часы
наблюдает Левитанский,
улыбается в усы.
Этих рыл тоскливый облик,
этих воплей череда…
«Истина не звук, но отклик», -
вот что понял он тогда.
Пусть беснуется под солнцем
выдвиженцев злая рать.
Но как эхо отзовётся
он умел предугадать.
Двинешь, скажем, в массы лозунг,
например, - «товарищ, верь!»
А оно тебе без спросу
и не в такт ответит: «херь!..»
Ты качаешь про науку,
про надежный меч и щит,
а оно: «Кончай порнуху!»
безответственно кричит.
У того в мошне прореха,
этот в пе́тлю лезет сам.
Левитанский звуки эха
Расставляет по местам.
То бормочет по-шамански,
то он в дудочку дудит,
то в компании, с шампанским,
то у девы на груди.
И успех ему не к спеху,
и деньга ему не рай.
Это, все же, братцы, эхо,
а не попка-попугай!
Знаю, эхо легковесно,
за анализ не берусь,
но и сам он был не местный:
не отсюда эта грусть.
Дни летели. Пролетели,
нас качая на весу.
Мы и пикнуть не успели,
как настало время Сун!
И в начале сунской эры,
в дни свершений и потерь
эху больше нету веры.
Кто им ведает теперь?
Орки, гидры и ехидны
заправляют всем на страх.
Левитанского не видно,
он уже в иных краях.
Юрь Давыдыч, Юрь Давыдыч,
свою трубочку кури,
на том свете, как на этом,
ты и там, давай, не ври!
Свою трубочку кури,
свою кепочку носи,
за нас, грешных, попроси…